Лина глубоко вздохнула. Полиции еще предстоит разбираться с этим случаем, но и отделению «скорой помощи» и травматологии необходимо знать подробности происшествия.

— Расскажите, как это случилось. Для истории болезни, — пояснила она, обращаясь к матери Холли.

— Глупая девчонка сама раздразнила собаку! — ответил за нее Ричардсон, и его лицо исказил злобный оскал. — Да этот пес никого не обидит!

С трудом сдерживаясь, Лина подумала, не будь она врачом, так бы и врезала этому хаму по физиономии! Впрочем, это вряд ли решило бы проблему… Наверное, сызмальства привыкнув отвечать жестокостью на жестокость, став взрослым, Том купил себе агрессивную собаку и полагает, что она подчеркивает его мужественность.

— А вы видели, как это случилось? — спросила Лина, глядя ему прямо в глаза.

— Нет, не видал.

— Но ведь собака ваша? — уточнила Лина, заполняя карточку.

— Ну моя.

— И вас в момент нападения рядом не было?

— Ну не было.

Лина едва не спросила, как им могло прийти в голову оставить такую кроху наедине со свирепой псиной.

— Так где же вы были, когда на Холли напала собака?

Он гаденько прыснул и не сразу ответил:

— В спальне. — И его брови поползли наверх, а взгляд опустился на грудь Лины. — Хотите знать, чем мы там надумали заняться?

— В этом нет необходимости, мистер Ричардсон! — оборвала его Лина и повернулась к женщине, которая по-прежнему молчала и хлопала глазами. — Мисс Батлер, вы понимаете, что мне придется сообщить о происшествии в социальную службу?

— А это еще зачем?! — встрепенулась женщина. — Чтобы эти умники начали совать нос в мои дела?

Ну и парочка! Неужели до сих пор не поняли, что после подобного случая у них могут забрать ребенка? Господи, прости! Да уж лучше пусть так и будет! Хотя не секрет, что дети, отданные на попечение, тоже страдают от недостатка внимания…

— Кроме того, мне придется сообщить о случившемся в полицию.

— Зачем? — с вызовом спросил Том.

Лина отложила ручку.

— Таких собак следует держать в наморднике, мистер Ричардсон. Полагаю, вам это хорошо известно. Равно как и то, что их нельзя оставлять без присмотра, тем более наедине с малолетним ребенком… — Лина осеклась, поняв, что сделала непростительное: позволила себе высказать свое суждение. Но ведь врачи — тоже люди! Ну как тут сдержишься?!

Она не сразу поняла, что происходит, увидев прямо перед своим носом сомнительной чистоты татуированный кулак. Да этот тип еще и агрессивен! Тогда лучше пусть выскажется. За месяц, проведенный в отделении, Лина поняла, что для снятия агрессии всегда надо дать возможность «выпустить пар».

— Послушай, что я тебе скажу, сучка… — злобно прошипел Том, брызгая слюной.

— Что здесь происходит? — раздался с порога сочный баритон.

В дверном проеме высилась внушительная фигура Энтони, который словно излучал силу и уверенность в себе.

— Отвали, пока цел! — огрызнулся Том.

На пару секунд в кабинете повисла напряженная тишина, а потом Энтони не спеша подошел к столу и тоном, не терпящим возражений, негромко сказал:

— Послушайте, что я вам скажу, и слушайте меня внимательно. Доктор Нэвилл оказала помощь вашей дочке, а я только что наложил ей швы. Я сделал все, что от меня зависит. Дай Бог, чтобы шрам был незаметнее. Сейчас анестезиолог закачивает Холли в легкие воздух, поскольку от укуса у нее на шее образовался такой отек, что, появись «неотложка» минут на пять позже, ваша дочка умерла бы от недостатка кислорода.

Мать Холли ахнула, будто только что осознала весь ужас случившегося.

— Скоро Холли переведут в детскую палату, — продолжал Энтони, — где за ней будут присматривать врачи и медсестры. Мы все здесь выполняем свою работу. Нам за нее платят, и мы сами ее выбрали. Но мы не потерпим, чтобы нам мешали, да еще и третировали. Вы меня поняли, мистер?.. Не имею счастья знать ваше имя. — Темные брови взметнулись, а серые глаза потемнели от гнева.

Сейчас он похож на разъяренного зверя! — подумала Лина. Однако при этом умудряется держать себя в руках. Впрочем, Энтони всегда отличался завидным самообладанием…

— Ричардсон, — поспешно представился бузотер. — Да, сэр, я все понял.

— Вот и ладно. — Энтони перевел взгляд на Лину. — Можно вас на минутку?

Прошло девять лет, мелькнула у нее горькая мысль, а он как ни в чем не бывало спрашивает, можно ли меня на минутку! Разрыв с Энтони — хотя вряд ли это слово уместно после их непродолжительного знакомства — был, пожалуй, лучшим из того, что случилось с ней в жизни. Но, думая об Энтони — первом мужчине, вскружившем ей голову и пробудившем желание, — Лина спрашивала себя: а что будет, если судьба вдруг снова сведет нас? Что подумаем? Какие слова скажем друг другу?

Столь прозаическую встречу в тесной служебной комнате больницы она и представить себе не могла, равно как и банальную фразу: «Можно вас на минутку?»

Лина украдкой бросила взгляд на Энтони, и у нее заныло в груди. Признайся, Лина, подумала она, он прекрасен, как… как сон. Не мужчина, а мечта каждой женщины, воплощенная мечта в белом халате!

Загорел… Впрочем, он всегда загорелый. Зимой катается на лыжах в швейцарских Альпах, а летом плавает с друзьями по Средиземному морю на яхте, которую ему подарили родители к восемнадцатилетию. За девять лет ничуть не оброс жирком, и халат не скрывает мускулистого тела, доведенного до совершенства годами упорных тренировок. Черные волосы — Энтони как-то обмолвился, что по материнской линии у него есть предок-грек, — непослушными завитками лежат на шее, которую не отказался бы лепить Микеланджело.

Лина смотрела в его глаза цвета штормового моря, стараясь выдержать их бесстрастный взгляд и силясь убедить себя, что лишь внезапность их встречи заставляет ее сердце стучать как колеса паровоза.

— К сожалению, сейчас я занята, — услышала она словно со стороны свой голос. — Заполняю карточку пациента.

— Тогда поговорим, когда закончите? — с насмешливой улыбкой предложил он.

Такому и в голову не придет, что ему могут сказать «нет»!

— Боюсь, я буду занята довольно долго.

Энтони пожал плечами.

— В таком случае, постараюсь перехватить вас после операции. — Его глаза сверкнули. — Ждать я не могу.

Звучит как угроза… Лина чуть не выпалила: а кто вас просит? да и о чем нам разговаривать?! Но вместо этого тоже пожала плечами с безразличным видом, достойным «Оскара», — и холодно-любезно ответила:

— Как вам будет угодно. — И снова взялась за авторучку. — А теперь, мисс Батлер, давайте уточним некоторые детали…

В эту смену Лина больше об Энтони не вспоминала: у нее не было ни одной свободной минутки. Привезли мужчину средних лет с множественными переломами голени, а потом девочку-подростка, наглотавшуюся снотворных пилюль.

— Сколько же таблеток она приняла? — спросила Лина у белой как мел, трясущейся от страха матери девочки, когда та протянула ей пустой пузырек из-под транквилизатора.

— Всего десять. Там больше не было. Оставила записку… Написала, что сделала это… — женщина судорожно всхлипнула, — мне в отместку. Понимаете, доктор, я не пустила ее на вечеринку. Сказала, сиди и готовься к экзаменам, а то будешь, как я, всю жизнь горе мыкать.

— Успокойтесь, — мягко попросила Лина, протягивая рыдающей женщине бумажный носовой платок. — Не надо себя так терзать.

— Ведь она поправится, доктор? — жалобно спросила та.

Кивнув, Лина ответила со сдержанным оптимизмом:

— Обязательно поправится! Она в хороших руках.

Девочке крупно повезло, что эти таблетки не оказывают побочного действия, думала Лина, глядя, как медсестры, облаченные в непромокаемые халаты, перчатки и сапоги, засовывают толстую трубку в рот девочки и проталкивают ее в желудок. Влив солевой раствор, стали ждать, когда начнется рвота. Остается надеяться, что столь болезненная и неэстетичная процедура, как промывание, отобьет у этой дурехи желание глотать снотворное, чтобы отомстить матери. Хорошо, что на этот раз все обошлось, а ведь могло закончиться иначе…