— Синьора Кузнецова! Мы в восхищении!

Целовали кончики пальцев, расшаркивались, но почему-то никто не просил автограф. Воспитанные — не докучают звезде излишним вниманием. А мне бы хотелось, чтоб докучали, чтоб выстроилась очередь за моими росчерками на листочках из блокнотов. Но я только устало улыбалась им и едва наклоняла голову. Дескать, ах, как утомило меня тяжкое бремя славы...

А Гоша, напротив, каждый раз ревниво косил глазом. Он был горд тем, что сопровождает такую даму, и в то же время чисто мужской инстинкт собственника заставлял его ограждать мою персону от восторженных посторонних взоров. Я чувствовала, как напрягается его рука, незаметно задвигающая меня за его широкую спину. Если бы ему дать волю, он бы спрятал меня от всех, запер в сейф как достояние империи, и только долгими ночами один-одинешенек любовался бы своей добычей, как скупой рыцарь... Самое странное, что мне это, пожалуй, было бы приятно...

— Может, нам стоит слетать в Париж? — спросил он, когда я отвергла практически уже все, чем могла похвастаться Венеция.

Париж! Удивил! Я презрительно дернула плечиком, еще чего! Таскаться по всему свету ради какой-то тряпки... И чуть не ляпнула, что вообще без одежды выгляжу гораздо привлекательнее, но вовремя прикусила язычок. Еще истолкует как намек.

Мы прошлись немного вдоль канала, с наслаждением вдыхая свежий ветер с моря, вышли к катерной пристани и вернулись на наш Лидо. Меня немного укачало, разморило на солнышке, я склонила голову к его плечу и закрыла глаза. Вот так бы плыть вечно, молча и доверчиво позволяя ему обнимать мои плечи... Как жаль, что пролив такой узенький. Только я устроилась поудобнее, а катер уже притерся боком к причалу. И мы потащились обратно к отелю.

— Не возражаешь? — Георг указал на огромную стеклянную витрину автомобильного салона. Глаза загорелись... Как все-таки мужики любят эти железки...

Да я и сама такая. Мой обожаемый мотоцикл дарил мне в юности самое огромное наслаждение, и я пока еще не знаю, что могло бы его превзойти. Когда я сжимала в пальцах подрагивающий руль и приникала к нему грудью, подставляя ветру лицо, мне казалось, что я лечу, как птица, сливаясь с этим грохочущим стальным чудовищем. Все внутри словно отрывалось, когда мы с мотоциклом подпрыгивали на кочках грунтовой дороги и неслись напролом, через поле, через мелкую речушку, вздымая колесами брызги веером. И тогда я понимала на короткие доли секунды, что такое невесомость... А старушки-соседки плевались мне вслед и бормотали:

— Тьфу, сатана! Разве ж это девка?

Как не похожи эти лощеные могучие красавцы, сверкающие никелем и хромом, на мой обшарпанный мотоцикл, на моего верного конька... Илюшин «Жигуль» я не любила — он какой-то безликий, безжизненный, просто транспорт. А эти... Пахнущие кожей салоны, вытянутые хищные корпуса... Словно неведомые сильные звери замерли в обманчивом спокойствии, прежде чем рвануться с места, унестись вихрем, догнать свою добычу и лениво оставить ее с непобедимым превосходством своего могущества...

У меня просто глаза разбежались. «Мерседесы», «джипы», «феррари»... Особенно хорош серебристый кабриолет, словно ракета, в которой можно нестись, подставляя лицо встречному ветру. Я невольно глянула на ценник. Ого-го! Погоняешь на такой! Но это еще не самая дорогая. Дамский «порше» вообще оценили — сказать страшно. Я долго нолики считала, пока осознала, что передо мной стоит целое состояние. Интересно, кто может себе позволить такую лошадку? Разве что Рокфеллер или голливудские миллионеры.

Я даже забыла, что Георг со мной рядом. Ходила вдоль стальных красавцев, словно невзначай касаясь пальцами их сверкающих боков, будто поглаживала. А он искоса наблюдал за мной с каким-то любопытством. Не думал, что женщина может быть без ума от техники. А я все наряды и драгоценности в мире отдала бы лишь только за то, чтоб сесть ненадолго за руль и почувствовать, как эта гордая махина покоряется моей воле... Да ладно, что зря мечтать? У моего принца у самого довольно скромный «мерседесик». Сразу видно, что не роскошествует, видать, не по средствам...

От этой бессмысленной прогулки по магазинам я на самом деле устала смертельно. Мы с Георгом уговорились, что встретимся вечером, и я отправилась в отель с единственным желанием влезть под душ и поспать пару часиков.

И зачем я согласилась таскаться с ним по салонам, если все равно знала, что отвергну любое подношение? Сама не знаю. Если хотела просто быть рядом, так можно было выбрать более увлекательный маршрут. А коли хотела помучить и позлить, так выходки с платьем было вполне достаточно... Вот так всегда, сильна задним умом.

Едва лишь я ввалилась в номер, как следом без стука ворвался Андрей. Следил, что ли, из-за своей двери, когда я по коридору пройду?

— Ты совсем совесть потеряла? — завелся он с полоборота. — Ведешь себя как дешевая проститутка!

— Почему дешевая? — прищурилась я. — Или это ты мне цену назначил?

Спокойно, главное, не сорваться. Ему только этого и надо. Ведь нарочно хочет меня позлить.

— Ты хоть знаешь, что о тебе уже сплетни ходят?

Я независимо скривилась.

— Что ж, вызывать пересуды — удел всех знаменитостей. Кажется, ты сам не против, когда о тебе трепятся на каждом углу. Но увы... — Я развела руками. — Сегодня моя очередь...

Он зубами скрипнул. Нервно дернулась щека. А глаза, как угли, насквозь прожигают. Другая бы уже отступила, но только не я.

— Мы представляем здесь Россию! — высокопарно сказал он, а голос звенел от злости. — Ты по своей природной тупости не понимаешь, что это впервые, что имя нашей страны наконец звучит с международных подмостков... На твою собственную честь мне плевать с высокой колокольни, можешь хоть в порнухах сниматься, но сейчас ты своим вызывающим поведением позоришь честь нашей страны.

— Да что ты говоришь? — процедила я. — А мне кажется, что все наоборот. Это я, заруби себе на носу, я, Александра Кузнецова, сама своим трудом заработала державе славу! Это благодаря мне теперь с уважением произносят: Россия...

— Звездная болезнь, — презрительно бросил он. — Да на твоем месте могла быть любая другая. Я мог Прохорову утвердить на роль...

— Ой-ой-ой, — издевательски протянула я. — И где бы ты был тогда с твоим фильмом? Не дальше Сочи...

— Прогрессирующая паранойя. — Он посмотрел на меня как на больную. — Мания величия.

— А у тебя комплекс неполноценности, — ляпнула я. — Слава Богу, что я этим не страдаю. И не собираюсь корчить из себя скромную русскую девушку с косой до пояса. И шарахаться от людей не собираюсь. Хватит ходить буками, держаться стайкой и бояться на фуршете взять закуску не той вилкой. Мы такая же Европа. И я собираюсь всем это доказать. Да они думают, что у нас по Москве медведи ходят. Потому и балдеют от того, что мы такие же, как они. А мы лучше! Ясно? Я их всех играючи обскакала!

— Наигралась, детка? — со злой иронией процедил он. — Натешила самолюбие? А теперь слушай внимательно. Больше никаких гулянок. Сидишь у себя, как цыпочка, и выходишь только под моим присмотром...

— Ясно, — фыркнула я. — Ты бабушка удава...

— Чего?

— Мультики надо смотреть. Ах, да, для вас это слишком низкий жанр...

— Я посмотрю, как ты будешь смеяться в Москве, в Госкино, — мрачно сказал он. — Это уже за рамками приличий.

Он швырнул мне утреннюю газету. На первой странице красовалась моя огромная цветная фотография с высунутым языком и перекошенной физиономией.

Ну и поза! Мегера, фурия разъяренная. Ноги расставлены, корпус вперед, а сквозь растопыренную пятерню просвечивает сосок. Жаль, что я не расколотила камеру этому типу!

Андрей остался удовлетворен моей реакцией. Спросил ехидно:

— Кому это ты позировала? Тебе подпись перевести? «Новая кинозвезда в часы досуга. Венеция неисчерпаема на удовольствия».

— Какая пошлость, — искренне поморщилась я. — Позвони в газету и потребуй опровержения.