— Ах, сука! — по-русски выдохнула я.

Я в буквальном смысле чувствовала, что земля из-под ног куда-то уплывает...

— Георг... Это ошибка, это провокация... Этот Фабрис... Он обманул меня... Он обещал, что уедет... Деньги ему я брала... Как это гадко... — лепетала я, чувствуя, что все летит в тартарары...

— Почему же гадко? — вздохнул Георг. — Это прекрасно! Вы так подходите друг другу с этим юношей...

— Я объясняю... Я...

— Зачем? Я не требую от тебя объяснений, не имею на это никакого права... У тебя своя жизнь, у меня своя... Непонятно только, зачем тебе было скрывать...

— Я ничего не скрыла!

— И врать...

— Я не врала! Я хотела как лучше! Этот юноша... Я его совсем не знаю... Господи! Да его же подкупили, понимаешь? Его Фабрис подкупил! Я тогда просто испугалась, что мальчишка утонет... Твои родственники подослали его!

Я говорила сбивчиво, не справляясь с мыслями. Слова никак не выстраивались в логичные и законченные по смыслу фразы. И тогда я замолчала. Мне ведь, собственно, не в чем было оправдываться. Просто больно и пусто.

— Но они правы по-своему, — спокойно сказала я. — Я недостойна тебя. Ты... Ты хороший... Ты даже представить себе не можешь, какой ты хороший. Ты — хороший, я — плохая, но мы оба оказались недостойны...

— Чего? — спросил он.

Я пожала плечами. Неужели не понятно... Так жаль, так жаль...

— Спасибо тебе за все. — Я повернулась и шагнула к двери.

— Нет! — закричал принц. — Ну нет... — сказал он тише. — Это нельзя... За это накажет Бог... Ведь он дал нам, а мы выбросили... Я не хочу... Мне все равно... Нет, я верю тебе, только тебе... Ты будешь моей... принцессой?

Я даже не услышала его голос, я ощутила его по вибрации собственной кожи.

Я все помню, что было дальше... Мы окунулись в оранжевый туман... Оранжевый туман, как на полотнах Гогена... И звучала музыка... Та самая... Трель деревянных дудочек, смешанная с неудержимым гулом океанского прибоя... Тесная одежда сброшена... И я окунулась в его тело, как в огненно-ледяной океан... Иди ко мне... Ближе... Вот так... Чтобы чувствовать каждую твою клеточку... Руки... Сильные и нежные руки... Смелые, требовательные, безудержные... Запах тела... Незнакомый и такой родной, волнующий...

Обними меня крепко-крепко... Не говори ни слова... Нам не нужны слова... Я знаю, чувствую, что любишь... Я твоя... Я здесь, с тобой... Я не убегу, не исчезну...

Губы пересохли... Не бойся, целуй меня... Целуй... Нечем дышать... Совсем нечем дышать... Мамочки родные, дайте воздуха...

И дрожь... Ее не остановить... Оранжевый туман жжет щеки, плечи, грудь... Целуй меня всю... Вот здесь, и здесь, и здесь... Мой хороший... Мой единственный... Мой повелитель, мой принц... Во всей Вселенной нет никого, кроме тебя...

Он проснулся раньше. Меня разбудил его взгляд. Георг сидел рядом, подперев рукой щеку, смотрел на меня задумчиво и светло. Белокурые его волосы от солнечного блика сияли золотым ореолом.

— Я ни разу не видела тебя в короне, — сказала я. — У тебя есть корона? Наверное, она тебе идет...

— Будь моей женой, — тихо и напряженно произнес он.

...Какой же это грустный момент! Любая женщина, которой говорили эти слова, поймет меня. Странность, парадокс, абсурд, ведь слова эти говорит любимый, ведь все шло именно к этому признанию, а отчего-то вдруг грустно, даже плакать хочется. Может быть, оттого что счастье наконец оказалось в руках и больше не манит своим недостижимым полетом? Может быть, оттого что загадка разгадана, тайна открыта, магия пропала?

Не знаю. Мне стало грустно.

Я ничего не ответила, только прикрыла глаза, чтобы подольше длилось сладкое очарование ночи, бесследно растворявшееся в свете дня.

— Мы летим ко мне. Мы сейчас же собираемся и летим, — радостно засуетился мой викинг. — Они не посмеют мне отказать! Да мне и не нужно их согласия — я свободный человек. И я люблю!

Я слышала, как он плескался под душем, напевая какую-то строгую, тягучую, мужскую песнь. Как вдруг прерывал пение и в голос хохотал, заливисто, открыто, счастливо... Мне не хотелось возвращаться в реальный мир. Но я тоже встала, тоже приняла душ и даже что-то съела, когда принесли завтрак.

Мой принц был сейчас похож на ребенка, который получил-таки в подарок самую желанную игрушку — дорогую, сложную, редкую. Он быстро собрал наши вещи и побежал к такси, ни тени сожаления не было в нем, он даже не оглянулся на наше прибежище.

А я задержалась.

Все-таки это мудрая традиция у нас — присесть перед дорожкой. Прислушиваешься к оставляемому дому, даешь ему время еще раз запомнить себя. Ты будешь уже далеко, а твоя тень еще долго будет жить здесь...

Машина сигналила, надо было вставать, идти, ехать, лететь...

Что ждет меня впереди, я знала, но вот что я оставила здесь? Флирт? Увлечение? Страсть? Любовь?.. Знаю только, что никогда не буду сожалеть об этом. Хотя разгадать случившееся так и не смогла.

До аэропорта мы домчались за каких-нибудь полчаса. Георг болтал без умолку, что, вообще-то, странно для его северного характера. Оказалось, что он обожает анекдоты. Все они, правда, были с бородой или не очень смешными, но Георг сам так заразительно смеялся над ними, что и я невольно стала подхихикивать.

Оказалось, что с ближайшими соседями шведами у датчан давнее непримиримое, но теперь уже шутливое соперничество. Они сочиняют друг про друга уйму смешных историй. Ну как, примерно, грузины с армянами.

— Знаешь, почему шведы счастливее датчан? — со смехом спрашивал Георг.

— Нет! — смеялась и я.

— Потому что шведам повезло с соседями, а датчанам нет!

И тут уж он заливался.

— А знаешь, почему в шведских машинах дворники ставят не снаружи, а внутри?

— Ну!

— Потому что шведы так ездят — б-р-р-р-р! — заурчал он, сочно разбрызгивая слюну.

Даже таксист улыбался — смех принца мог расшевелить и самого угрюмого мизантропа.

В аэропорту он бросился к кассе, потом спохватился, побежал куда-то к администраторам, вернулся радостный:

— Летим! Держи свой паспорт! Все визы в порядке! Первая остановка на Фиджи, потом в Маниле, потом Токио и... Ты хочешь есть?

— Нет, Гоша...

— Через двадцать часов мы будем...

— А впрочем, я бы выпила холодного соку.

До отправления самолета мы выпили и соку и даже поели. Ждать пришлось довольно долго. Поэтому, усевшись в кресле «Боинга», мы, не сговариваясь, откинули спинки и уснули, как два младенца.

...В Маниле мы были поздней ночью. А в Токио утром.

— Ты видела город? — спросил Георг.

— Нет, никогда.

— Все, сейчас же едем! До нашего отлета — два часа, мы успеем многое посмотреть. Что ты! Это город двадцать первого века! Всюду компьютеры, техника, они даже сморкаются в специальный механизм.

На площади к нам сразу же подкатило такси, и улыбающийся водитель сказал на чистом английском:

— Сегодня землетрясений не будет. Мою тещу мучает радикулит.

— А что говорят сейсмологи? — спросил Георг.

— Я, сэр, не доверяю этой технике. Моя теща вернее.

Я рассмеялась.

— Вот тебе и двадцать первый век.

— Куда едем?

— Минутку, — сказала я. — Гоша, мне надо сбегать... Ну, ты понимаешь?

— В туалет? — просто спросил он.

— Ну да, да... Что-то я...

— Это все самолетная пища!

— Я не бледная?

— Нет, нормальная.

— Тогда поцелуй меня. Только крепко-крепко.

— С удовольствием!

И он меня поцеловал...

Через десять минут я была уже в самолете. А еще через полчаса самолет взлетел и взял курс на Москву. Больше Георга я никогда не видела...

Дура! Наверное, я самая обыкновенная дура! Но почему-то не хочу оправдываться и даже что-либо объяснять. Я только повторяю — ни о чем не жалею...

Москва встретила меня промозглым осенним дождем, грязными лужами, толкотней и русской несдержанной речью.