Болезнь Ди явилась непосредственным результатом месяцев, проведенных в магазине, когда ей приходилось много работать, мало спать и плохо питаться. Доктор, которого так осуждала Ди, быстро поставил диагноз ее болезни.

— Мисс Лестер будет всю жизнь возиться с легкими, если сейчас не принять серьезных мер, — сказал он Виолетте. — Она неоднократно простуживалась, и к тому же атмосфера в этом магазине...

Главным огорчением Ди было то, что она не может честно зарабатывать своего жалованья. До болезни она настаивала на строгом выполнении своих обязанностей, которые старательно придумывала для нее Виолетта.

Когда она говорила об этом с братом, он отвечал ей, что, конечно, впоследствии найдет Ди другую работу, но что пока просит Ви не оставлять ее своими попечениями.

Гюг редко посещал их, но Ви заметила, что он никогда не приходил в то время, когда Дианы могло не быть дома, а два раза они встретили его даже там, куда обычно он никогда не заглядывал.

Стараясь отделаться от своих мыслей, Виолетта обратилась к гостям с каким-то шутливым замечанием. Бевис пригласил мосье и мадам Ла-Виль проехаться с ними в Ранела. Виолетте пришлось против воли принять участие в поездке, хотя ее не покидала мысль о том, что Гюг обещал как раз в это время прийти пить чай с ней и с Ди.

Когда Виолетта ушла, Ди продолжала спокойно лежать. Впервые в жизни ее баловали и, естественно, ей это было чрезвычайно приятно. Она любила уют и тишину своей маленькой комнаты. Отсутствие шума в доме действовало как укрепляющее средство на усталые нервы.

Лучи солнца падали на вазу с белыми гвоздиками, их опьяняющий аромат наполнял комнату. Из груди Ди вырвался вздох блаженства. Вскоре горничная принесет ей завтрак — вкусные блюда, приятные на вид. Потом она примет лекарство, слегка вздремнет, а затем — затем придет Гюг...

Ее чувство к Гюгу уже не было для нее тайной. Она поняла истину, и эта истина наполняла ее дни и ночи робкой, но глубокой радостью, на которую не могли повлиять никакие внешние события. Среди каждодневных впечатлений и разговоров эта мысль не покидала ее. Она была запрятана в ее душе, словно бесценное сокровище, она горела в ней, как звезда в далеком ночном небе.

«Это — любовь», — шептала про себя Ди, и от одного этого слова у нее захватывало дыхание, оно приводило ее в трепет.

Она много читала о любви, но мало знала о ней. И любовь застала Ди врасплох, словно маленького ребенка, ничего не знающего о ее силе и могуществе, о ее сладких дарах. Охватывающий Ди трепет казался ей тайной, в которой она не могла бы признаться никому, даже любимому.

Когда Гюг брал ее за руку, когда он случайно прикасался к ней, даже при одном звуке его голоса сладкий восторг овладевал ею и минутами ей казалось, что она теряет сознание. Ей даже не приходило в голову, что Гюг может любить ее. Он был совсем особенным существом, перед алтарем которого она курила фимиам.

Окончив завтрак, Ди вскочила с постели, взяла вазу с гвоздиками и поставила ее на маленький столик возле кровати. Она стала переставлять цветы в букете, с восторгом вдыхая их аромат. Потом взяла несколько белых гвоздик и попыталась прикрепить их к волосам. Гюг застал ее за этим занятием. Она быстро обернулась к нему, цветы упали и рассыпались по ее груди.

— Кармен в белых цветах! — воскликнул Гюг. Он подошел к маленькому столику и взял Диану за руку.

Как всегда при виде Гюга, Диану сковал прилив застенчивости.

— Вы очень молчаливы, маленькая леди, — сказал ласково Гюг. — Не болит ли у вас голова?

— Нет, нет, — поспешно ответила Ди.

Гюг положил на столик связку книг и коробку конфет.

— Я хотел хоть немного порадовать вас, — сказал он.

— Прикажете развязать этот пакет для мадемуазель? — спросила Луиза из дверей соседней комнаты.

Старая Луиза знала свои обязанности и ревностно исполняла их. Она сидела вне поля зрения мосье Гюга, ее любимца еще со времен его детства, и маленькой леди, которая ей очень нравилась, но «все видела».

Гюг отказался от ее помощи и сам помог Ди перерезать веревку, которой был связан пакет. Пальцы их встретились.

— С этим покончено, — сказала Ди, с трудом переводя дыхание, когда «Белая птичка» Барри очутилась рядом с книгой стихов и коробкой шоколада.

— Можно мне закурить? — спросил Гюг.

— Пожалуйста, — ответила Ди, — и разрешите, пожалуйста, сделать это также и мне.

Он рассмеялся и, склонившись к Ди, протянул ей свою изящную золотую зажигалку.

— Теперь мы чувствуем себя уютно и совсем как дома, — сказала Диана, выпуская длинную струю аметистового дыма.

Гюг беспокойно вздрогнул. Слова «как дома» больно кольнули его. Перед ним мгновенно пронеслась картина того, как бы все могло быть, если бы слова Дианы были правдой. Его присутствие в спальне Ди как бы подтверждало эту возможность. Но усилием воли Гюг поборол себя. В ту же минуту он принял твердое решение и, боясь передумать, тотчас же сообщил о нем Ди.

— Я уезжаю через неделю.

Он увидел, как краска сразу же сбежала с ее лица, и сердце его болезненно сжалось. Но разве в глубине души не испытал он при этом жгучей радости?

— Уезжаете, — машинально повторила Ди. Она пыталась улыбнуться.

— Я еще не знаю куда — в Шотландию или в Норвегию, — продолжал он.

— Миссис Драйтон берет меня с собой в Шотландию, — сказала Ди. В голосе ее прозвучали трогательные нотки. — Не можете ли вы тоже приехать в Блеварон?

Он не мог противиться бессознательному призыву ее глаз.

— Это было бы неплохо, — ответил он неопределенно.

И в то же мгновение лицо Ди просияло.

— Как вы напугали меня, — воскликнула она весело. — Я подумала, что вы на самом деле уезжаете.

Он ощутил бешеное желание услышать от нее, что ей это не безразлично. Он жаждал, как каждый влюбленный, услышать слова признания, которые истинная любовь делает особенно трудными.

Старая Луиза внесла чайный прибор.

— Я сама разолью чай, — сказала Ди.

Луиза оставалась в комнате. Шутя и смеясь, они пили чай. Съедены были последние сэндвичи и пирожные, и Луиза забрала поднос.

— В первый раз в моей жизни я болею с комфортом, — сказала вдруг Ди. — Прежде, когда мы жили в меблированных комнатах, я бывала во время болезни всем в тягость. Вы даже представить себе не можете, как мне приятно, что обо мне заботятся и что меня балуют. Но мне будет очень трудно отплатить за это внимание. — Она остановилась на минуту. — И всем этим я обязана вам одному, — закончила она поспешно.

Ни Диана, ни Гюг не могли бы сказать, чья рука протянулась первая, но они сидели, крепко сжимая друг другу руки, и это прикосновение доставляло обоим несказанную радость.

— Вам не холодно? — заботливо спросил он ее.

— Нет, — ответила Ди, сознавая с отчаяньем, что не чувство холода вызывает в ней эту безудержную дрожь, а совсем иные ощущения.

Луиза дремала в кресле. В комнате, благодаря спущенным шторам, царил полумрак. Длинный жаркий день подходил к концу, легкий вечерний ветерок шевелил цветы, стоящие возле окна; замолкал шум движения на Парк-Лэйн.

— Нет, вам холодно, — сказал Гюг настойчиво. — Разрешите мне укрыть вас пледом или закрыть окно.

Магическая сила прикосновения Гюга лишила Ди свойственной ей сдержанности. Кроме того, она была еще очень слаба после болезни, молода и совсем неопытна в вопросах любви.

— О, не уходите, прошу вас, и не выпускайте мою руку из своей! — воскликнула она взволнованно. — Мне не холодно и не от этого я дрожу. Я дрожу от того, что вы так близко от меня, от того, что я чувствую ваше прикосновение.

Он взглянул на нее, лицо его побледнело, губы дрогнули.

— Ди, — воскликнул он внезапно севшим голосом, — ради Бога, не говорите мне этого. Я...

— Гюг, о, Гюг, не сердитесь на меня, — прошептала она. — Я не хотела вас обидеть...

Ее слезы закапали на их все еще соединенные руки, она вырвала свою и закрыла лицо.

Гюг вскочил с кресла. Он сделал последнее усилие овладеть собой и отвернулся от Ди. Она подняла на него полные слез глаза.