Рыбак *

Бежит волна, шумит волна!
  Задумчив, над рекой
Сидит рыбак; душа полна
  Прохладной тишиной.
Сидит он час, сидит другой;
  Вдруг шум в волнах притих…
И влажною всплыла главой
  Красавица из них.
Глядит она, поет она:
  «Зачем ты мой народ
Манишь, влечешь с родного дна
  В кипучий жар из вод?
Ах! если б знал, как рыбкой жить
  Привольно в глубине,
Не стал бы ты себя томить
  На знойной вышине.
Не часто ль солнце образ свой
  Купает в лоне вод?
Не свежей ли горит красой
  Его из них исход?
Не с ними ли свод неба слит
  Прохладно-голубой?
Не в лоно ль их тебя манит
  И лик твой молодой?»
Бежит волна, шумит волна…
  На берег вал плеснул!
В нем вся душа тоски полна,
  Как будто друг шепнул!
Она поет, она манит —
  Знать, час его настал!
К нему она, он к ней бежит…
  И след навек пропал.

Рыцарь Тогенбург *

«Сладко мне твоей сестрою,
  Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною
  Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
  Сердце в тишине —
И любви твоей страданье
  Непонятно мне».
Он глядит с немой печалью —
  Участь решена;
Руку сжал ей; крепкой сталью
  Грудь обложена;
Звонкий рог созвал дружину;
  Все уж на конях;
И помчались в Палестину,
  Крест на раменах.
Уж в толпе врагов сверкают
  Грозно шлемы их;
Уж отвагой изумляют
  Чуждых и своих.
Тогенбург лишь выйдет к бою:
  Сарацин бежит…
Но душа в нем все тоскою
  Прежнею болит.
Год прошел без утоленья…
  Нет уж сил страдать;
Не найти ему забвенья —
  И покинул рать.
Зрит корабль — шумят ветрилы,
  Бьет в корму волна —
Сел и по́плыл в край тот милый,
  Где цветет она.
Но стучится к ней напрасно
  В двери пилигрим;
Ах, они с молвой ужасной
  Отперлись пред ним:
«Узы вечного обета
  Приняла она;
И, погибшая для света,
  Богу отдана».
Пышны праотцев палаты
  Бросить он спешит;
Навсегда покинул латы;
  Конь навек забыт;
Власяной покрыт одеждой,
  Инок в цвете лет,
Неукрашенный надеждой
  Он оставил свет.
И в убогой келье скрылся
  Близ долины той,
Где меж темных лип светился
  Монастырь святой:
Там — сияло ль утро ясно,
  Вечер ли темнел —
В ожиданье, с мукой страстной,
  Он один сидел.
И душе его унылой
  Счастье там одно:
Дожидаться, чтоб у милой
  Стукнуло окно,
Чтоб прекрасная явилась,
  Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
  Ангел тишины.
И дождавшися, на ложе
  Простирался он;
И надежда: завтра то же!
  Услаждала сон.
Время годы уводило…
  Для него ж одно:
Ждать, как ждал он, чтоб у милой
  Стукнуло окно;
Чтоб прекрасная явилась;
  Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
  Ангел тишины.
Раз — туманно утро было —
  Мертв он там сидел,
Бледен ликом, и уныло
  На окно глядел.

Лесной царь *

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» —
«Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
Он в темной короне, с густой бородой».—
«О нет, то белеет туман над водой».
«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».
«Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит».—
«О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».
«Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей».—
«О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне».
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».—
«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мертвый младенец лежал.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: