Барт кивнул.

— Немного виски с содовой и со льдом…

— Да-да, я помню, — проговорилась она. — Один к трем.

— Точно, — согласился Барт. — Мне это сейчас не помешает. Все-таки не каждый день видишь впервые собственных сыновей.

Алрика не знала, что и сказать. Наверное, теперь глупо отрицать, что Томми и Сэмми — сыновья Барта, слишком очевидным был этот факт и слишком длинным оказался язык у Гэри Ауэрмана. И она отлично успела изучить характер Барта — он ни за что не пойдет на попятный.

Если ему взбрело в голову докопаться до истины, он это сделает — этот человек, уверенный в себе и привыкший добиваться того, что пожелает. Он вполне может настоять на анализе крови — впрочем, что это даст? Анализ подтвердит, что этот человек теоретически может являться отцом детей — а может и не являться. Но если он наймет частного детектива, который найдет свидетелей и докажет, что в тот период жизни Алрика не встречалась ни с кем, кроме Барта, — будет ли это доказательством в суде?

Но до суда может и не дойти, если Барт станет действовать шантажом. Против его угрозы разорить ее Алрика бессильна. На что она тогда будет кормить детей?

Если она не станет отрицать очевидного и будет с ним повежливей, может, им удастся решить дело миром. Для начала неплохо бы выяснить, что он хочет.

Поэтому она оставила провокационную фразу Барта без внимания и прошла в кухню, чтобы смешать для него коктейль.

Вернувшись, Алрика обнаружила Барта сидящим на диване и листающим фотоальбом.

— Господи, сколько же я всего пропустил, — заметил он вслух, разглядывая фотографии близнецов.

Вот они почти сразу после рождения — два смешных пупса в двойной коляске. А это их первый день рождения — они сидят за столом в нарядных костюмчиках, а позади них улыбается фотографу их красивая мама… Первые шаги, первые игрушки, первые радости и ссоры по пустякам…

Снимки были снабжены забавными подписями, любовно сделанными рукой Алрики.

Барт долистал альбом до конца и открыл его снова на первой странице — там, где Алрика сидела на скамейке в парке в свободном платье из синей шотландки, сложив руки на огромном животе.

— Какая ты здесь красивая, — прошептал Барт, и глаза их встретились. — Беременность тебе идет.

— Красивая? — горестно вздохнула Алрика. — Я здесь несчастная. Мне было так тяжело и страшно… — Но она тут же спохватилась и замолчала. Она не собиралась ни в чем его упрекать. Незачем ему знать, какую боль причинил ей его уход.

— Глупая, но почему же ты мне ничего не сказала? — спросил Барт, закрывая альбом.

— Мне не нужна была твоя жалость. Как не нужна и теперь, — поджала губы она. — Кстати, вот твое виски.

— Но им нужен был отец, дорогая, — возразил Барт, принимая ледяной стакан из ее рук и на секунду задержав свою ладонь на ее тонких пальцах. — Как нужен и теперь.

— Мы прекрасно справляемся, — пожала плечами Алрика, отдергивая руку.

Он знал — не мог не знать и не почувствовать, что искры электричества перебежали с его руки в ее во время этого краткого контакта. Прикосновение мужчины, которого она так любила и ненавидела, вызвало в ней смешанное ощущение отвращения и желания.

Ей хотелось закричать: «Не смотри на меня так!» — настолько волнующим был проникновенный взгляд до боли знакомых и родных карих глаз.

— И знаешь, почему еще я уверен в том, что это мои дети? — продолжил Барт. — Не только потому, что ни капли не сомневаюсь в твоей верности. Но еще и потому, что рождение близнецов — явление наследственное. Скажи, милая, у тебя в роду были близнецы?

— Нет, — растерянно отозвалась Алрика, которая слабо разбиралась в генетике. — У папы было два брата, у мамы — брат и сестра, но все они разного возраста. Про бабушек и дедушек я тоже ничего подобного не слыхала…

— А у меня — были! — торжествующим тоном сообщил Барт. — Ты же знаешь. Помнишь, когда мы ездили в Бостон к моим родителям, мама и тетя рассказывали тебе, как они разыгрывали в юности своих поклонников, приходя по очереди на свидание?

Алрика прекрасно помнила и ту поездку, и необыкновенно красивых женщин с густыми черными волосами и величественной осанкой — свою свекровь и ее сестру-близнеца, которые вышли замуж за других близнецов — отца и дядю Барта. Правда, Гордон и Мэтью Элдриджи похожестью похвастаться не могли. Один из них был высоким жгучим брюнетом, другой — блондином со светлыми серыми глазами и смешными веснушками на носу.

Но последнее обстоятельство ничуть не рушило теорию Барта. Что ни говори, а посылы к рождению близнецов в его роду имелись.

Поразило Рики не это неожиданное доказательство отцовства Барта. Она-то, разумеется, в его фактическом отцовстве не сомневалась. Но вот то, как он смотрел на мальчиков и с какой нежностью разглядывал снимки…

Выходит, она за несколько лет брака так и не успела узнать собственного мужа.

Ей казалось, что он гораздо сдержаннее отнесется к детям, и если и вернется к ней из-за ребенка, то лишь из чувства долга.

— Расскажи мне о них, — неожиданно попросил он.

Алрика взглянула на Барта. Он казался растроганным, проникнутым благоговением. Она никогда не видела его таким — даже в самые светлые минуты их жизни, даже в их первую сладкую ночь. Наверное, с таким лицом он стоял бы перед иконостасом, если был бы религиозным человеком.

— Что бы ты хотел узнать? — уточнила Алрика охрипшим от волнения голосом.

— Все. Как они росли, как проводят свои дни, какими были их первые слова, что они любят, а что нет… Словом, все, что я знал бы, проведи я все это время с ними.

Алрика, чье сердце уже было готово растаять, насторожилась. Если бы Бартон сказал: «Проведи я все это время с вами»… Это была его ошибка.

Он списал меня со счетов, с горечью подумала она. Я для него — ничто, бесплатное приложение к его наследникам. С тем же успехом он мог спросить няньку: «Как сегодня вел себя мой ребеночек? Не капризничал? Не кашлял?».

И все его обаяние, все его страстные взгляды, призванные пробудить в ней чувственность и воспоминания о былой страсти — только оружие, способ склонить ее на свою сторону и добиться желаемого.

Ну нет! Она не попадет в руки этого умелого манипулятора, она не из таких! Он может сколько угодно пытаться играть ее чувствами… К тому же он, наверное, уже знает — ему донесли, что с момента их расставания ни один мужчина не касался ее жадного до ласки тела. Алрика не настолько примитивна, чтобы позволить какому-то пижону ифать на ее основном инстинкте! Даже если этот пижон — отец ее детей.

— Ты действительно многое пропустил, Бартон, — холодно сказала она. — Но, боюсь, это невосполнимо. Останься ты со мной — и мы вместе делили бы радости и хлопоты. Но теперь поздно говорить об этом. В двух словах не расскажешь, как мы жили без тебя… Да и незачем.

— Но теперь я вернулся, и я готов поддержать вас, — попытался пойти на мировую Барт.

— Мне действительно нужна была тогда твоя поддержка, Бартон Элдридж. Не скрою. Но теперь — извини… У нас своя жизнь. Она сложилась так, как сложилась, и в ней нет места посторонним.

Она повернулась к окну и стала смотреть на золотую от закатных лучей бухту и белый теплоход вдали, пытаясь успокоиться. Но даже вид плещущихся волн, который всегда успокаивал Алрику, теперь не помогал — ее била дрожь гнева и обиды.

— Посторонним… — Барт скрипнул зубами. Чувствовалось, что стрелы Алрики попали в цель и его больно резануло это слово, но он решил взять себя в руки и проглотить услышанное.

— Слушай, Рики, давай не будем ссориться. Потакать своим обидам неуместно, когда речь идет о детях.

Слова, слова… Красивые и громкие слова. «Ради детей», «во имя наших сыновей»… Так говорят демагоги, которые хотят добиться своего и не находят лучших аргументов.

Она подхватила со столика опустевший стакан Барта и снова вышла в кухню, на этот раз решив приготовить две порции спиртного. Алрика чувствовала, что ее нервы на пределе и она вот-вот сорвется.