Он взял ее за руку, и от этого прикосновения у нее по спине побежали мурашки — даже в трудную минуту, когда ее мысли были заняты проблемами, Барт не мог ее не волновать.

— Мы выкупим с тобой и дом, и станцию. И устроим там все, как ты хочешь, — пообещал он. — Ты ничего не потеряешь — разве что немного времени в пути, когда будешь навещать своих в Сен-Крузе.

— О, Барт, милый! — Она кинулась ему на. шею со слезами радости на глазах. — Как я тебя люблю. И что бы я делала без твоей поддержки…

— А разве я могу не поддержать свою любимую? — ответил он, тронутый ее искренней радостью и благодарностью. — Я хочу, чтобы ты была счастлива…

На следующий день они поехали в ближайший город, зашли в автосалон и выбрали для Алрики красивый белый «форд», который теперь подолгу стоял в гараже, потому что она экономила на бензине и ездила на работу на велосипеде.

А еще через неделю родители переехали, и она стала хозяйкой лодочной станции и дома, в котором жила теперь вместе с детьми.

Барт тогда очень помог ей — и не только с ремонтом и оборудованием. Он еще и продлил дорожку от набережной отеля, чтобы отдыхающие, гуляя, забредали в ее уголок водных развлечений.

Он много раз предлагал жене построить роскошный аквапарк у самого «Паруса», но она по инерции держалась за свою любимую лодочную станцию, и его грандиозный проект так и не состоялся. Может быть, поэтому его со временем стал так раздражать ее маленький бизнес? Ведь Барт Элдридж привык мыслить масштабно.

Вот теперь он имеет все шансы масштабно с ней разделаться. Его ледокол в один миг потопит ее утлое суденышко… Ну нет, Алрика Робинс еще поборется за себя и своих детей!

Кто мог сказать когда-то, что они станут врагами? Что у них появится что делить? Например, тогда, когда после ремонта торжественно открылось ее детище, они еще были полны любви и надежд на будущее.

Алрика накануне лично обошла всех соседей и пригласила их на открытие обновленной станции. Заехала она и во все крупные бары и кафе города, везде встречая знакомых и всем сообщая, что завтра ждет их у себя на празднике, хотя новость и так уже облетела городок.

Поперек входа была натянута ленточка, играла музыка, всем пришедшим взрослым было предложено шампанское, а детям — кола из одноразовых стаканчиков. Тогда выстроилась целая очередь из желающих опробовать лодки, катамараны и скутеры. Пришлось сильно ограничить время катания, чтобы всем досталось. Детишки с визгом скатывались с горок, подставляли ладошки под струи водопада; выпрыгивая из волн, били ладошками по мячам…

Как весело и оживленно здесь было тогда! Диковинка, новинка вызвала небывалый ажиотаж… Но потом всем наскучили и аттракционы, и катамараны, и поток посетителей иссяк — теперь к Алрике забредали только туристы, местных жителей ее заведение перестало интересовать уже давно. Вот если бы она открыла бар…

Но в первый день все прошло великолепно. А когда все разошлись, они остались с Бартом вдвоем на берегу. Она помнила тот вечер, как сейчас… Насыщенный теплом морской воздух, шум волн, трущихся о причал, взгляд мужа нежный и восхищенный, адресованный ей, Алрике, одетой в легкий летний сарафан морского цвета… Легкое прикосновение его пальцев к ее золотистым волосам…

И когда он приник к ее губам, она почувствовала, что в ее душе тоже поют птицы и плещутся волны, только куда более неукротимые, чем наяву. Чувства бушевали в ней со всей силой страсти, кровь бурлила в венах, как водоворот, когда Барт провел ладонью по ее спине, привлекая к себе и заключая в объятия. Их взаимное страстное желание не поддавалось укрощению, подобно стихий.

— Пойдем, — шепнул Барт и увлек ее в станционный домик, на тот самый кожаный диван, на котором он сидел сегодня, ожидая ее прихода.

— Милый… Что ты делаешь… А вдруг кто-то придет, — слабо протестовала она, не находя в себе сил сопротивляться.

— Никто не придет. Только ты и я, — страстно шептал Барт, расстегивая ее сарафан и обнажая ее великолепную упругую грудь с белой полоской от купальника.

Белые полоски… Они однажды поспорили из-за них. Барт хотел, чтобы она загорала во дворе их дома обнаженной, чтобы не оставлять на коже этих светлых треугольников.

— Ты что! Меня же может увидеть кто-то из соседей! — негодовала Алрика.

— Никто тебя не увидит! С трех сторон ты ограждена домом и пристройками, с четвертой — забором и садом! Надо быть профессиональным папарацци, чтобы разглядеть тебя! — возражал Барт.

— А если вдруг…

— Ну и что! — Он фыркнул и пожал плечами. — Что такого страшного случится, если женщину с красивой фигурой случайно заметят загорающей в обнаженном виде во дворе ее собственного дома! Ты же не в ресторан так идешь и не на рынок.

— Но это же неприлично! Завтра же все будут знать, что меня видели голой! — с круглыми от возмущения глазами продолжала горячиться Рики.

— Ой-ой-ой! — передразнил Барт. — Брось свои провинциальные замашки. В человеческом теле нет ничего постыдного — тем более в таком привлекательном и соблазнительном теле.

Он взял Алрику за плечи, подвел к большому зеркалу и распахнул на ней пеньюар, который она накинула с утра, чтобы выпить чашечку кофе.

— Вот смотри, — начал он. — У тебя такая красивая длинная шея… Высокая грудь… Плоский живот… Упругие бедра… Стройные ноги. И великолепная, бархатистая кожа… Покрытая почти ровным золотистым загаром. Если бы не эти белые полоски, можно было бы подумать, что ты только что рождена из пены морской. Но Афродита не носила купальника!

— Афродита — миф. А на самом деле это только девушки в неприличных журналах загорают голыми, — отрезала Алрика, которая хотела, чтобы ее считали девушкой приличной.

— Хм… Милая, и где же ты видела неприличные журналы? — лукаво глядя на нее, с улыбкой поинтересовался Барт.

— Нигде не видела. Это просто фигура речи. Ну… мне один мальчик в школе показывал, — густо покраснела Рики. — Так это еще в первом классе было.

Барт ухмылялся, довольный, что поймал ее.

— И вообще, — принялась защищаться Алрика. — Никому же, кроме тебя, не видно!

— Сладкая моя, а кому же ты хочешь понравиться, кроме меня? — парировал Барт.

— А что, я тебе не нравлюсь? — решила обидеться Алрика.

— Нравишься, и я только что подробно тебе об этом рассказал. Но мне бы так хотелось видеть ровный загар на твоем замечательном теле…

С тех пор у нее появилась привычка на рассвете отплывать в лодке подальше от берега, раздеваться и лежать, блаженно подставляя ласковым утренним лучам обнаженное тело.

Она и сейчас не изменила своей привычке. Этим летом ее тело было покрыто тем же равномерным золотистым загаром, что и в счастливую пору их с Бартом любви. Интересно, узнай он об этом, что бы он почувствовал?

Алрика ощутила, как по ее телу пробежала дрожь — дрожь желания. Она вспомнила, как Барт касался ее сегодня, как гладил шею… Очевидно, он не просто помнит, какие ласки любит Алрика. Он еще и не прочь вспомнить все это вместе с ней в полумраке спальни.

Нет, ни за что! Она не позволит этому негодяю снова завладеть ее телом и душой! Как бы ей ни хотелось этого…

— Алрика, извини, но я решил заехать к тебе лично. — Гэри Ауэрман решительным шагом вошел в ее кабинет, едва только Мэри успела доложить о его визите.

— Что-то случилось? — насторожилась Рики.

— Все, что случилось, для тебя не новость. И если ты наделаешь глупостей, то попадешь в еще более неприятную ситуацию, чем та, которую мы уже имеем.

— Ты хочешь сказать, что я должна продаться Барту Элдриджу, как какая-нибудь падшая женщина, лишь бы поправить материальное положение — свое и своей семьи?

— Во-первых, не продаться, а пойти на переговоры, — нимало не смутившись, продолжал Гэри. — Во-вторых, не только материальное. Не забывай, что он готов отсудить детей, и я даже знаю, какие лазейки в законе он может для этого использовать. Кстати, ваши бумаги для развода, после того как ты их подписала, долго пылились в столе его адвоката, и процедура была завершена уже после рождения Сэма и Тома. Так что они законнорожденные.