Смертоносец Внешнего Крута.

Всего один противник.

Один ли?

Молись, Фатик, молись всем пятидесяти богам Харашты, чтобы смертоносец был один!

Он смотрел на меня целую вечность, будто узнал старого знакомого. Затем кивнул, словно и правда узнал, и пошел в атаку.

Шпага рассекла воздух, мы скрестили клинки. О да, он орудовал этой хреновиной умело даже в тесноте коридора. Вдобавок его шпага была длиннее моих мечей, зато у меня было на один клинок больше. Некоторое время мы фехтовали, как заправские дуэлянты, топая так, что с потолка сыпалась штукатурка. Из нашей конторы раздавались крики, рев, вопли, ругательства на гномьем и громовые « Апчхи!»: Олник, хвала Небесам, крепко держал оборону.

Альбинос рубился молча, стиснув узкий рот. Я вышивал перед ним крестиком, жалея, что не могу закрутить клинки мельницей.

Наконец я понял, что его способности в фехтовании — вровень с моими, и весело осклабился.

— Утрись, сопливец, — бросил я.

Его перекосило. Щеки окрасились малярийной желтизной. Он оскорбился, чувствительный. Я скорчил особо отвратную рожу, отпрыгнул назад и отсалютовал ему правым клинком. Но он уже взял эмоции под контроль. Дуэль продолжилась с переменным успехом, однако время было на его стороне — из нашей конторы в любой миг мог выскочить его подельник и присоединиться к атаке, кроме того, смертоносец почти не устал. Нашей уютной камерной атмосфере начало остро недоставать порции свежей крови. Желательно — из горла альбиноса.

Внезапно я заметил, что губы смертоносца шевелятся, а пыльцы левой, свободной руки описывают в воздухе замысловатые кривые.

Что в магии хорошо (на мой, исключительно на мой взгляд), так это то, что заклятия и прочие дрючки нельзя применить с ходу. Чтобы связать и бросить даже простенькое заклятие, нужно пыхтеть и готовиться, пыжиться, приседать, камлать, короче, выполнить чертову кучу манипуляций, может, даже испачкать от напряжения подштанники, а после — вырубиться от усталости, ибо любое заклятие пожирает бездну сил. Уж таков закон магии нашего мира.

Однако смертоносцы плетут заклятия много быстрее простых магов, а устают — куда меньше.

У меня было очень мало времени. Увы, я просто не успевал выбрать удачный момент для контратаки. Даже отвлеченный плетением магии, альбинос оставался опасным бойцом, и лезть на него безрассудно было смерти подобно.

Гритт, нужны решительные действия, хотя бы вот даже — драпануть назад по коридору и спрятаться за углом. Не будь рядом напарника, я бы так и поступил, позорно, но лишних свидетелей нет, а своя жизнь дороже гордости. Швырнуть в него меч? Прицельно не выйдет — клинки Гхашш изогнуты. Эх, где ты, мой топор? Уж я бы...

Я сдвинулся к стене и левым клинком сбил светильник.

Повезло! Хо, должно же было мне сегодня повезти хотя бы раз? Светильник кувыркнулся в сторону альбиноса, расколовшись на две половинки; масло горящей плетью хлестнуло смертоносца поперек лица и груди. Он закричал на высокой ноте, отбросил шпагу, развернулся и метнулся в контору Джабара, прежде чем мой правый клинок нанес фатальный удар.

Масла в светильнике было немного, и почти все оно досталось моему противнику.

Я задержался на миг, топча ботинками горящие капли. Когда я, кашляя, вбежал в комнату, альбинос, размахивая руками и вопя, бился о закрытое окно. От смертоносца валили клубы удушливого смрада, но пламя ему почти удалось погасить.

Оконные переплеты у моего приятеля сделаны на совесть, из прочного дуба. Но от мощных ударов они трещали. Стекла давно осыпались наружу.

Сильна, тварь!

Я прыгнул вперед сквозь пляшущий дым, занося правый меч для удара. Бить в спину подло, да? Он смертоносец, плевать.

Я почти достал его ударом в шею, меч даже колыхнул его волосы, но за миг до ранения альбиносу удалось проломить переплеты и выброситься в проем.

Он упал, перекатился через голову, затем вскочил — неимоверно выносливая тварь! — и, прихрамывая, дымя, побежал вверх по улице, по блестящему булыжнику мостовой, стаскивая камзол на ходу.

—Ай-ай-ай, — пробормотал я, скопировав интонации Джабара. — Мы его потеряли.

Как бишь говорил юродивый, которого я избил? «Сожжешь белую смерть и сбросишь ее в пропасть»? Гритт! Так и вышло.

Я пожалел, что не дослушал предсказание до конца...

—Фатик! — Голос Олника не обещал райских кущей. Ситуация в нашей конторе требовала присутствия варвара, как сказал бы какой-нибудь крючкотворец, то были «обстоятельства неодолимой силы».

Великая Торба, быстрей бы закончился этот день!

Но день отвратительных сюрпризов еще не закончился.

Я обернулся на вскрик гнома — как оказалось, вовремя: ко мне, осклабясь, двигался Пан Кралик с длинным кинжалом в лапе. В левом плече торчит мой нож, лоб украшает шишка занятной конфигурации, похожая на что-то среднее между сливой и плодом авокадо.

Вот жадюга, ребята! Казалось бы — два подарка уже есть, так нет, все ему мало.

Одинокая свеча на деловом столе Джабара перекосила, вытянула тень Охотника, превратила кинжал в здоровенный меч.

Крик товарища спас мне жизнь, ибо придержал удар, которым Кралик собирался развалить мне голову (да, я знаю, у меня там пустовато, но это же моя голова, черт возьми!). Я изогнулся, отбивая кинжал с полуразворота, и едва не вывихнул кисть. Удар отдался резкой болью в руке, правый меч отлетел к стенке. Гритт! Кажется, мои возможности на сегодня исчерпаны.

Кралик усмехнулся, острие кинжала рассекло струю дыма. Блеснула позолоченная дужка рукояти.

—Ыссуда...

—Фатик, эркешш твою махандарр!

В нашей конторе происходило что-то нехорошее.

Я парировал несколько ударов левым клинком, глядя в налитые кровью глаза Охотника. Он был на взводе, как обнюхавшийся грибной пыли наркоман. Это мешало ему атаковать эффективно. С другой стороны, я тоже не в лучшей форме: правую руку дергает, в горле свербит от дыма, затылок раскалывается. Вы удивитесь, но варвары — тоже люди, хоть и сделаны из ста... Ах да, я это уже говорил.

—В стену замурую, — пообещал я Кралику. Он зарычал в ответ, яростно размахивая оружием. Мы не прыгали, не ходили кругами, а скорее топтались, почти не сходя с места.

Улучив момент, я отбил кинжал как мог далеко и, шагнув вперед, изо всех сил впечатал кулак в подбородок Охотника. Он отлетел к двери, но удержал равновесие, начал выпрямляться, пытаясь одновременно просветить меня насчет любовных похождений моей матери. Тут-то я его достал, лечебным уколом навсегда избавив от мирской суеты.

Будем считать, я рассчитался за попугая.

—Фатик!

Гритт! Полминуты на то, чтобы затоптать тлеющее масло...

Дела в нашем заведении обстояли скверно. А когда я говорю «скверно» — это значит хуже некуда, прячься, кто может, и все такое прочее.

Начну с небольшого плюса: у нас появился новый предмет меблировки — стул. Ножки с затейливой резьбой, высокая фигурная спинка. Не помню, где Джабар его украл, но, кажется, уволок из богатого дома. В общем, это был отличный увесистый стул, со всех точек зрения — замечательный, поставленный перед нашим столом, на место для посетителей.

К стулу, лицом к двери, была привязана эльфийка. Та самая вздорная девица с утиным носом. Светлые волосы растрепаны так, что видны порозовевшие кончики ушей, к хрупкой шее приставлен нож, тускло блестящий в свете масляной лампы.

Великая Торба!

Олник хорошо поработал, и последствия его работы я не стану расписывать подробно. Он наглухо вырубил двоих, а третьему, Арсу Бревису из Охотников, превратил ухо в отбивную, украшенную ямками от зубчиков молотка. Но Бревис был на ногах, и он держал нож у горла девушки. Олник застыл рядом, готовый прихлопнуть негодяя колотушкой. Увы, в этом случае нож Бревиса прервал бы нить ее жизни (иногда я выражаюсь высокопарно, особенно в непростых ситуациях).