Сначала ее избили, затем изнасиловали при помощи пальцев рук и ног, а также бутылки из-под «кока-колы», - в таком виде ее и обнаружил Алеша на полу душевой, - с бутылкой, торчащей из влагалища, сломанным носом и вывернутыми коленями. Это была первая классная шалость, с которой он столкнула в ходе своей преподавательской деятельности.

Невозможность обуздать насилие заключалась в том, что дети прекрасно осознавали свою безнаказанность. Никакое уголовное дело не могло быть возбуждено в детском саду или впоследствии, по прошлому факту и по достижении шалуном возраста уголовной ответственности, укрытые под крылом Закона шалуны и шалуньи, могли играть в свои игры, как ангелы, недостижимые для людского правосудия и в четырнадцать лет выходили в Большой Мир чистыми, как новорожденные младенцы. Единственным средством хоть как-то удержать преступность в яслях, была жестокость надзирателей. Но надзиратели были взрослыми людьми, - отрыжкой Старого Мира, - они просто не были способны приблизиться к тому уровню лютства, который освоил надзираемый молодняк. А кроме того, - все они достигли возраста уголовной ответственности. Система охраны не была тюремной, особо ушлые воспитанники просачивались через нее в город и творили там один черт знает что, ночью тихо возвращаясь в свою берлогу, - ищи-свищи ветра на ночных площадях. Большинство из них не попадало в сферу внимания местной инспекции по делам несовершеннолетних, поскольку «спецшоп» был областной копилкой всякой мрази, а для постановки на учет требовалась привязка к месту жительства, - для ментов они были тенями, без имени и без лица. Это не значит, что менты не знали о наличии этого змеиного садка, - знали и наведывались иногда. Но они не могли забрать малолетнего ублюдка в контору, чтобы там сделать из него ростбиф. И немногим хотелось тащиться за город, чтобы в присутствии воспитателей, попенять пальцем ухмыляющемуся говнюку, которому требовалась добротная, профессиональная пытка. Но и «галочка» за раскрытие гарантированно безнаказанного преступления, была малой компенсацией для новых оперов, воспитанных на «Улицах разбитых фонарей» и ходивших с бандитскими цепями на шее. Дерьмовая была у них работа, - в ней профпригодность оценивалась про-фессиональной подлостью, оплачиваемой высокими гонорарами, а профессиональная работа, - зарплатой или вообще никак. В их среде пистолеты носили ручкой вперед и считалось очень непрестижным возиться с малолетками - и мальки ускользали сквозь сети, - опасные, как пираньи.

Никому и в голову не пришло вызывать к избитой девочке «скорую», а когда Алеша предложил отвезти ее в больницу самостоятельно, на него шикнули, - сдурел, что ли, уже работать надоело? Девочку просто поместили в медизолятор, вправили там кости носа и наложили пластырь, никто и не вспомнил о том, что ее изнасиловали, - в первый раз, что ли? А от бутылки дети не заводятся. Алеша несколько раз заходил к ней, потом его отвлекли другие дела.

Четверо дебилов, трое из которых были настоящими де кретинами, а четвертый «косил», бросили в душевую к девочкам стеклянную бутылку с горючей смесью из жидкости для зажигалок и подсолнечного масла. К счастью, бутылка не взорвалась, но разбилась и двое девочек, выбегая из душевой, серьезно поранили ноги. Той же ночью из той же душевой, расположенной в полуподвале, доносились заячьи крики, - надзиратели избивали дебилов кусками электрического кабеля. Алеша, дежуривший по «спецухе», сидел за столом на первом этаже и слушая вопли мучимых мучителей, думал, - что есть истина? Если бы всех дебильных мучителей, - включая и киллера Алешу, - удавить в душевой, было бы ли это справедливостью? Нет праведности без левости, - кто бы ос-тался справа? Бог Исаака и Иакова оставил точные инструкции для мучителей дебилов, - око за око. Но если точно следовать инструкциям, то на Земле уже не осталось бы ни одного зрячего. Может и не осталось? Никто уже не различает лева и права, - вращаясь юлой вокруг собственной оси, право выродилось в свою противоположность. Похоже, один лишь придурковатый киллер, стоит столбом посреди дурдома, в котором зарабатывает себе на хлеб, тупо глазея на вращающихся вокруг себя дебилов. Его восхищала изысканная издевка, заключенная в евангелическом «подставить правую щеку, если тебя ударили по левой», - как можно было ее не подставить? Человек, который сказал это, - явно смотрел на мир с высоты столба. Но Алеша стоял на земле я точно знал, что во второй раз будут бить уже не по щеке и не в бровь, а в глаз. Выходило баш на баш, с какой стороны ни посмотри, - если есть чем смотреть. Слушая крики истязуемых, он сходил в туалет и моя там руки, решил, что если бы у Каифы хватило компетенции и на Отца, - то ровным счетом ничего не изменилось бы.

После той ночи, один из дебилов, - умный, загрустил, начал писять в штаны и захаживать в медкабинет. Ему уже не надо было «косить». Потом его отправили в какую-то больницу и больше Алеша его никогда не видел.

Вскоре он познакомился с тремя ангелицами, запоровшими пацана ржавой арматурой, - они изъявили желание позаниматься английским языком. Всем троим было более или менее по тринадцать, но одна, - выглядела на все шестнадцать, вторая, - чуть старше своих лет, а третья, - лет на одиннадцать, не больше. На фотографиях они выглядели блекло, но в натуре оказались на редкость цветущими, для «спецухи» и яркими девками. «Старшую» звали Инга Зиброва или «Зебра», «среднюю», - Ангела Петрова, но все называли ее просто Гелой, «младшенькую» звали Ева Узун, - но все называли ее Эвелиной и никак иначе. Все в них было двухслойным и трехслойным, - возраст, манера поведения, имена, внешность. «Младшенькая», несмотря на ордынскую фамилию, была платиновой блондинкой с ледяными глазами и явным центром группы, Петрова была смуглой, как цыганка, порывистой, с роскошными черными волосами, - большой редкостью для «спецухи», у «Зебры» была стать призовой спортсменки, она выглядела способной пришибать кулаком взрослого мужика, красивой, как манекен и такой же туповатой. Алеша уже знал, что эту троицу были вынуждены содержать вместе, лишь по той причине, что спецшкола была единственной в области, они представляли серьезную опасность для окружающих подонков, но имели достаточно ума, чтобы это скрывать, их подозревали в нескольких тяжелых актах вандализма, извращениях и вымогательстве, но ни разу не смогли поймать, - а дальше «спецухи» их отправить было некуда.

Эвелина оказалась не просто способной ученицей, - с ней вполне можно было говорить по-английски. Гела схватывала на лету, Зебра не понимала ни черта, с трудом прочитав слово «society», она залилась смехом, - Что сосать? - спросила она. - Пососи мне секель, - сказала Гела, поправляя роскошный локон. - Еще одно слово услышу, обеим манду порву до самой сраки, - сказала Эвелина, не поднимая глаз от учебника. Алеша ничего не сказал, - он понял по их взглядам, что мизансцена разыграна специально для него. Ссыкухи проверяли его на вшивость, - с трех сторон, - чтобы по его реакции судить, что он такое. Это было мастерски сделано, для их возраста, - после вежливого обмена урочными фразами и когда учитель уже вошел психологически  в привычный формат учебного процесса, - площадная ругань, произнесенная небрежно и вскользь, нежным девичьим голосом. Но силы были не равны.

- Я знаю троих блядей, - после паузы, мягко сказал Алеша, - Раздолбанных так, что говно в жопе не держится, хотя и малолетних. Разумеется, я к ним и пальцем не прикоснусь, - боюсь сифилиса. Но я разведу их на «хмарь», даже если ее и нет, - он виновато развел руками, - И они попадут в душ, где надзиратели будут бить их по их беленьким, нежным попкам своими большими черными шлангами, пока зубы не выскочат. - Упала тишина. – о с е у! - вдруг громко сказала Зебра, на хорошем английском языке. Урок продолжился.