23 сентября Одди Голь сделал поразительное Мирное Предложение, которое было принято остатками двух Государств Всеобщего Благосостояния. Для этого потребовалось соединить две антагонистические экономические теории, что привело к полнейшему отказу от всех экономических теорий вообще и слиянию обоих Государств в единое Солнечное Сообщество.

1 января Одди Голь по анонимному представлению был навечно избран Солоном Солнечного Сообщества.

И сегодня все еще молодой, полный сил, красивый, искренний, идеалистичный, щедрый, добрый и умеющий сопереживать, он живет в Солнечном Дворце. Он не женат, но известно, что он прекрасный любовник; раскованный и очаровательный хозяин, преданный друг; демократичный, но жесткий лидер обанкротившейся Семьи Планет, страдающих от бездарных правительств, угнетения, нищеты и бесконечных беспорядков, что, впрочем, не мешает им петь благодарственные осанны Славному Одди Голю.

В последний момент просветления Джесс Мигг сообщил о том, как он понимает сложившуюся ситуацию своим друзьям в Клубе факультета. Это было незадолго до того, как они отправились к Одди во дворец, чтобы стать его доверенными и самыми верными советниками.

— Мы были настоящими дураками, — с горечью сказал Мигг. — Нам следовало его убить. Он вовсе не ангел. Он чудовище. Цивилизация и культура… философия и этика… все это были всего лишь маски, которыми Одди прикрывал свое истинное лицо; эти маски прятали примитивные стремления его подсознания.

— Ты хочешь сказать, что Одди был неискренен? — грустно спросил Юхансен. — Он хотел этого разрушения… этого ужаса?

— Конечно же, он говорил искренне… сознательно. Он и сейчас продолжает быть искренним. Он думает, что не хочет для человечества ничего иного, кроме добра. Голь честен, великодушен и благороден… но только на уровне сознания.

— А! Ид! — выдохнул Хррдниккисч так, словно его ударили в живот.

— Вы понимаете, Зигноид? Вижу, что понимаете. Джентльмены, мы были самыми настоящими кретинами. Мы ошибочно считали, что Одди сможет сознательно контролировать свою способность. Это не так. Контроль существует, но не на смысловом уровне. Способностью Одди руководит его Ид… глубокий подсознательный резервуар, в котором хранится первобытный эгоизм, присущий каждому человеку.

— Значит он хотел этой войны, — сказал Белланби.

— Его Ид хотел войны, Белланби. Это был кратчайший путь к тому, чего желает Ид Одди — стать Повелителем Вселенной и быть любимым Вселенной. Его Ид контролирует силу Одди. У всех есть эгоистичный, эгоцентричный Ид, живущий в подсознании; он постоянно стремится получить удовлетворение, он бессмертен, существует вне времени, не знает ни логики, ни этических ценностей, не отличает добро от зла, ему не знакомо понятие морали. Именно Ид и контролирует Одди. Он всегда будет получать желаемое — не то, что его учили желать, а то, к чему стремится его Ид. Судьба нашей системы, возможно, зависит от этого неизбежного конфликта.

— Но ведь мы будем рядом с ним, чтобы давать ему советы… направлять его… удерживать… — запротестовал Белланби. — Он же сам пригласил нас.

— Он будет прислушиваться к нашим советам, точно послушный ребенок, каким он, на самом деле, и является, — ответил Мигг. — Он будет с нами соглашаться, станет пытаться подарить всем райскую жизнь, а в это время его Ид очень медленно и постепенно ввергнет всех нас в Преисподнюю. Одди не уникален. Мы все являемся жертвами такого же конфликта… только у Одди есть его замечательная способность.

— Что мы можем сделать? — простонал Юхансен. — Что мы можем сделать?

— Не знаю. — Мигг прикусил губу, а потом кивнул Папаше Юхансену, словно хотел извиниться перед ним. — Юхансен, вы были правы. Обязательно должен быть Бог, хотя бы только затем, чтобы противостоять Одди Голю, которого, вне всякого сомнения, породил Сатана.

Это были последние разумные слова Джесса Мигга. Сейчас, естественно, он обожает Голя Ослепительного, Голя Великого, Голя Вечного Бога, который добился того первобытного, эгоистичного удовлетворения, о котором все мы подсознательно мечтаем с самого рождения, но которое оказалось доступно только Одди Голю.

Незнакомец как-то весь скрипел, и это очень не нравилось Мэйси. Сначала он думал, что скрипят ботинки. Потом решил — все дело в одежде. В задней комнате бара, под киноафишей «ВСТРЕЧА С БОЙНОМ», Мэйси принялся разглядывать постояльца.

Это был высокий, стройный и очень элегантный молодой человек. Только почти совсем лысый, несмотря на молодость. Лишь на макушке вился клочок волос. Вот незнакомец полез в куртку за бумажником, и Мэйси понял, что, как ни странно, скрипит одежда.

— Очень хорошо, мистер Мэйси, — прозвучал голос незнакомца. — Итак, исключительное право пользования этой комнатой в течение одного хроноса…

— Одного хроноса? — нервно переспросил Мэйси.

— Да, хроноса. Что, я не так выразился? Извините. Я хотел сказать, — одного часа.

— Вы иностранец? — спросил Мэйси. — Как вас зовут? Наверное, вы русский?

— Нет, я не иностранец, — ответил молодой человек, обводя комнату глазами, наводящими страх на Мэйси. — Зовите меня Бойном.

— Бойном?! — вырвалось у Мэйси.

— Да, Бойном. — Он развернул бумажник, словно мехи аккордеона, и стал перебирать в нем какие-то цветные бумаги и монеты. Потом вытащил стодолларовую банкноту и протянул ее Мэйси. — Плата за один час. Как договаривались. Берите и уходите.

Повинуясь властному взгляду Война, Мэйси взял деньги и неуверенно направился к стойке, бросив через плечо:

— Что будете пить?

— Пить? Алкоголь? Никогда! — отрезал Бойн и бросился к телефонной будке.

Вынув из бокового кармана миниатюрный блестящий ящичек, он прикрепил его к телефонному проводу так, чтобы не было заметно, и снял трубку.

— Координаты: Запад, семьдесят три — пятьдесят восемь — пятнадцать, — быстро проговорил он, — Север. Необходимость в сигме отпадает. Что? Вас плохо слышно, — и, помолчав, продолжил: — Стэт! Стэт! Слышимость хорошая. Требуются данные о Найте. Оливер Уилсон Найт. Вероятность до четырех десятичных. Сообщаю координаты: девяносто девять, точка, девяносто восемь… ноль семь? Минутку…

Бойн высунул голову из будки и впился взглядом в дверь. Вскоре в дверях показался молодой человек с хорошенькой девушкой. Бойн тут же схватил трубку.

— Вероятность установлена. Оливер Уилсон Найт вышел на контакт. Пожелайте удачи моему параметру. — Он повесил трубку и через секунду уже сидел под афишей, глядя на молодую парочку, направляющуюся к задней комнате.

На вид молодому человеку в помятом костюме с растрепанными темно-каштановыми волосами было лет двадцать шесть. И хотя он был невысок, в нем чувствовалась сила. Когда он улыбался, то по приветливому липу разбегались паутинки мелких морщин. У девушки были темные волосы, нежные голубые глаза и застенчивая улыбка. Они шли, взявшись за руки, слегка подталкивая друг друга, полагая, что их никто не видит. Внезапно перед ними вырос мистер Мэйси.

— Прошу прощения, мистер Найт, но вам и этой молодой леди сегодня не удастся посидеть здесь — комната арендована.

У них вытянулись лица.

— Все в порядке, мистер Мэйси, — вмешался Бойн, — все в порядке. Я очень рад встрече с моими друзьями — мистером Найтом и его девушкой.

Найт и девушка нерешительно повернулись к Бойну. Бойн улыбнулся и хлопнул ладонью по стулу:

— Присаживайтесь. Я буду очень рад, честное слово.

— Нам бы не хотелось мешать, — нерешительно начала девушка, — но это единственное место в Нью-Йорке, где можно заказать настоящий имбирный лимонад.

— Я все знаю, мисс Клинтон, — сказал Бойн и повернулся к Мэйси. — Принесите лимонад. И никого не пускайте. Больше я никого не жду.

Найт и девушка в изумлении опустились на стулья. Найт молча положил на стол какой-то сверток. Девушка, переведя дух, спросила:

— Как! Вы знаете меня, мистер…

— Бойн. Как в том фильме. Так значит, вы мисс Джейн Клинтон. А это — Оливер Уилсон Найт. Чтобы встретиться с вами, я снял эту комнату.