— Gluclih reyze, — сказал он. — В самую точку. Черт побери! Ты двадцатитрехлетний skidud, а? Входи, старик. Я тебе все объясню. Никогда не слушайся…

Халсион закричал.

— Нет, нет, нет! Не Sturm und drang, мой милый. — Мистер Аквил зажал рукой Халсиону рот, втащил через порог и захлопнул дверь.

— Presto-chango, — рассмеялся он. — Исход Джеффри Халсиона из мертвого дома. Dien ovus garde.

Халсион освободил рот, снова закричал и забился в истерике, кусаясь и лягаясь. Мистер Аквил прищелкнул языком, сунул руку в карман и достал пачку сигарет. Привычно выхватив сигарету из пачки, он разломил ее под носом у Халсиона. Художник сразу успокоился и притих настолько, что позволил подвести себя к кушетке, где Аквил стер чернила с его лица и рук.

— Лучше, да? — хихикнул мистер Аквил. — И не образует привычки. Черт побери! Теперь можно выпить.

Он налил из графина стакан, добавил крошечный кубик льда из парящего ведерка и вложил стакан в руку Халсиона. Вынуждаемый жестом Аквила, Халсион осушил стакан. В голове слегка зашумело. Он огляделся, тяжело дыша. Он находился в помещении, напоминающем роскошную приемную врача с Парк-авеню. Обстановка в стиле королевы Анны.

Ковер ручной работы. Две картины Хогарта и Капли в позолоченных рамах на стенах. Они гениальны, с изумлением понял Халсион. Затем, с еще большим изумлением, он понял, что мыслит связно, последовательно. Разум его прояснился.

Он провел отяжелевшей рукой по лбу.

— Что случилось? — тихо спросил он. — Похоже… У меня вроде лихорадка, кошмары…

— Ты болен, — ответил Аквил. — Я приглушил болезнь, старик. Это временное возвращение к норме. Это не подвиг, черт побери! Такое умеет любой врач. Ниацин плюс карбон диоксина. Id genus omne. Только временно. Мы должны найти что-то более постоянное.

— Что это за место?

— Место? Моя контора. Без передней. Вот там комната для совещаний. Слева — лаборатория.

— Я знаю вас, — пробормотал Халсион. — Где-то я вас видел. Мне знакомо ваше лицо.

— Ui… Ты снова и снова рисовал его во время болезни. Esse homo… Но у тебя есть преимущество, Халсион. Где мы встречались? Я уже спрашивал себя. — Аквил надвинул блестящий отражатель на левый глаз и пустил световой зайчик в лицо Халсиона. — Теперь спрашиваю тебя. Где мы встречались?

Загипнотизированный светом, Халсион монотонно ответил:

— На Балу художников… Давно… До болезни.

— А? Да!.. Это было полгода назад. Вспомнил! Я был там. Несчастливая ночь.

— Нет, славная ночь… Веселье, шутки… Как на школьных танцах… Словно костюмированный вечер…

— Уже впадаешь в детство? — пробормотал мистер Аквил. — Мы должны вылечить тебя. Cetera disunt, молодой Лонкивар. Продолжай.

— Я был с Джуди… Той ночью мы поняли, что влюблены. Мы поняли, как прекрасна жизнь. А затем прошли вы и взглянули на меня… Только раз. Вы взглянули на меня. Это было ужасно!..

— Тц-тц-тц! — разочарованно пощелкал языком Аквил. — Теперь я вспомнил этот печальный случай. Я был неосторожен. Плохие вести из дома. Сифилис у обоих моих дам.

— Вы прошли в красном и черном… Сатанинский наряд. Без магии. Вы взглянули на меня… Никогда не забуду этот красно-черный взгляд. Взглянули глазами черными, как адские омуты, как холодное пламя ужаса. И этим взглядом вы украли у меня все — наслаждение, надежду, любовь, жизнь…

— Нет, нет! — резко сказал мистер Аквил. — Позвольте нам понять друг друга. Моя неосторожность была ключом, отомкнувшим дверь. Но ты упал в пропасть, созданную тобой самим. Тем не менее, мы должны кое-что исправить. — Он сдвинул отражатель и ткнул пальцем в Халсиона. — Мы должны вернуть тебя за землю живых… anksilium ab alto… Поэтому я и устроил эту встречу. Я натворил, я и исправлю, да! Но ты должен выбраться из собственной пропасти. Связать оборванные нити внимания. Пойди сюда!

Он взял Халсиона за руку и провел через приемную мимо кабинета в сияющую белым лабораторию. Она была вся в стекле и кафеле, на полках бутылки с реактивами, фарфоровые тигли, электропечь, запас бутылей с кислотами, ящики сырых материалов. Посреди лаборатории было маленькое круглое возвышение типа помоста. Мистер Аквил поставил на помост стул, усадил на стул Халсиона, надел белый лабораторный халат и начал собирать аппаратуру.

— Ты, — трепался он при этом, — художник высшей пробы. Я не dorer la pilul… Когда Джимми Дереликт сказал мне, что ты больше не будешь работать… Черт побери! Мы должны его вернуть к его баранам, сказал я себе. Солон Аквил должен приобрести много холстов Джеффри Халсиона. Мы вылечим его. Nok aj.

— Вы врач? — спросил Халсион.

— Нет. Если позволите, так сказать, маг. Строго говоря, чаропатолог. Очень высокого класса. Без патентов. Строго современная магия. Черная и белая, neste-pa? Я покрываю весь спектр, специализируясь, в основном, на полосе в 1 5000 ангстрем.

— Вы врач-колдун? Не может быть!

— О, да.

— В таком месте?

— Вы обмануты, да. Это наш камуфляж. Вы думаете, многие современные лаборатории, исследующие зубную пасту, имеют отношение к настоящей магии? Но мы тоже ученые. Parbley! Мы, маги, идем в ногу со временем. Ведьмино зелье теперь состоит из Дистиллированных Продуктов и Действующего Снадобья. «Близкие» достигли стопроцентной стерильности. Гигиенические метлы. Проклятия в целлофановой обертке. Папаша Сатана в резиновых перчатках. Спасибо доктору Листеру… или Пастеру? Мой идеал.

Чаропатолог подобрал ряд материалов, проделал какие-то вычисления на электронном компьютере и продолжал болтать:

— Figit hora, — говорил Аквил. — Твоя беда, старик, в потере разума. Ui? Все дело в проклятом бегстве от действительности и проклятых же отчаянных поисках спокойствия, унесенного одним моим неосторожным взглядом. Hilas? Я извиняюсь за это. — С чем-то напоминающим миниатюрный тяжелый нивелир, он покрутился возле Халсиона на помосте. — Но твоя беда такова — ты ищешь спокойствия во младенчестве. Ты должен бороться за достижение спокойствия в зрелости, neste-pa?

Аквил начертил круг и пятиугольник с помощью блестящего компаса и линейки, отвесил на микровесах порошки, накапал в тигли различные жидкости из калиброванных бюреток и продолжал:

— Множество магов берут снадобья из Источников Юности. О, да! Есть много юных и много источников, но это не для тебя. Нет, Юность не для художников. Возраст — вот исцеление. Мы должны вычистить твою юность и сделать тебя взрослым, vitch voc?

— Нет, — возразил Халсион, — нет. Юность — это искусство. Юность — это мечта. Юность — это благодеяние.

— Для некоторых — да. Для иных — нет. Не для тебя. Ты проклят, мой юноша. Мы должны очистить тебя. Желание силы. Желание секса. Бегство от реальности. Стремление к мести. О, да! Папаша Фрейд тоже мой идеал. Мы сотрем изъяны твоего «эго» за очень низкую плату.

— Какую?

— Увидишь, когда закончим.

Мистер Аквил расположил порошки и жидкости в тиглях и каких-то чашках вокруг беспомощного художника. Он отметил и отрезал бикфордов шнур, протянул провода от круга к электротаймеру, который тщательно настроил. Потом подошел к полкам с бутылками серы, взял маленький пузырек Вольфа под номером 5-271-009, набрал шприц и сделал Халсиону укол.

— Мы начинаем, — сказал он, — очищение твоих грез. Vualay!

Он включил таймер и отступил за свинцовый экран. Настала секундная тишина. Внезапно мрачная музыка вырвалась из скрытого динамика и записанный голос затянул невыносимую песнь. В быстрой последовательности порошки и жидкости вокруг Халсиона вспыхнули пламенем. Музыка и огонь поглотили его. Мир с ревом завертелся вокруг…

К нему пришел Президент Союза Наций. Он был высокий, тощий, суровый, но энергичный. Он с почтением пожал ему руку.

— Мистер Халсион! Мистер Халсион! — закричал он. — Где вы были, мой друг? Черт побери! Hok tempore… Вы знаете, что случилось?

— Нет, — ответил Халсион. — А что случилось?

— После вашего бегства из сумасшедшего дома… Бамм! Повсюду атомные бомбы. Двухчасовая война. Всюду! Hora Flugit… Мужество населения…