Девушка озабоченно смотрела на Люка. А его нос проявлял все больший «интерес» к запаху. И это было опасно с эстетической точки зрения: как бы его не вывернуло наизнанку.

— Где мы находимся? — спросил Люк, чтобы сказать хоть что-то. Не мог же он признаться, что едва сдерживает дурноту от внезапно нахлынувшей вони!

— В самой старой части замка, в утесе над Рейном.

— В скале?

— Да. Мы у подножия самой старой башни. Она действительно наполовину вырублена в скале.

Девушка открыла какую-то дверь и предложила войти. Из двери шибануло таким смрадом, что у Люка закружилась голова. Это был уже не коридор, а скорее просторный подвал со множеством пустых бочек, сельскохозяйственных инструментов и просто невероятной вонищей.

— По-моему, это не винные бочки, — стараясь не дышать, предположил Люк.

— Да, они для капусты.

— Так вот что за дивный аромат!

— Квашеная капуста — слишком неблагородно, по вашему мнению?

Люк пожал плечами и мужественно улыбнулся.

Хорошая все-таки у него улыбка, подумала я. И открытое лицо. Грустно, что он страдает клаустрофобией и не хочет признаваться. Я же вижу, что ему не по себе. И эти капельки пота. Мне вдруг ужасно захотелось вытереть их с его лица. Он как будто почувствовал, провел ладонью по лбу и в который раз пригладил волосы. И этот его жест — уверенные пальцы среди выгоревших прядей — основательно волновал меня…

— Между прочим, замок прежде назывался в честь капусты Бельшу, а не Бельшют, [2]как мы произносим теперь. И башня, у подножия которой мы сейчас находимся, так и называется — Кольтурм, это по-немецки — Капустная башня. Не удивляйтесь, мы же в Эльзасе, здесь полно немецких названий. Каждый год владетель замка традиционно участвовал в заготовке капусты. — Я невольно вздохнула, подумав, что теперь уже, видимо, не будет. — Мой отец всегда собственноручно заполнял капустой одну бочку и для тяжести клал сверху вот этот камень. — Я показала массивный булыжник. — Он шутил, что это тот самый камень, который в нашем гербе.

— У вас есть герб?

— Естественно. Я же ведь показывала его вам в гербовом зале. Забыли? Так вот, в веке эдак пятнадцатом на рыцарских турнирах этот камень в нашем гербе герольды стали истолковывать как философский камень, привезенный якобы из Крестового похода, «облагородив» заодно название замка и баронскую фамилию. Хотя никто из Бельшютов никогда не участвовал в Крестовых походах.

— Убежденные пацифисты? — пошутил Дюлен, снова порадовав меня своей улыбкой.

— Пожалуй, — согласилась я, подумав, как приятно рассказывать, когда тебя внимательно слушают и сразу понимают. — Наш девиз «Только Богу и королю», а с королями в Эльзасе, сами знаете, как всегда обстояло дело, поэтому оставалось служить только Небесам. В понимании Бельшютов это всегда значило заниматься благотворительностью и помощью страждущим, а вовсе не воевать.

— Потрясающе, — сказал Люк.

От вони его почти тошнило. У нее что, нет обоняния? Как можно рассуждать тут на историко-философские темы? Он обвел помещение глазами, обнаружил и за бочками каменные ступени, терявшиеся в темноте, и спросил:

— Куда ведет эта лестница?

— На верх башни. Поднимемся? Там необыкновенный вид.

— А почему заложена камнем эта дверь? Ведь точно, здесь была дверь? — Люк показал на стену возле ступеней. Впрочем, это мало интересовало его. Главное, убраться из этой вони. Он постучал по стене, но по звуку так и не понял, есть ли пустота внутри. — Кажется, башня внутри пустая?

— Пустая, пустая. — Девушка покивала. — Просто камни очень массивные. Лестница устроена в кладке стены. Идемте. Вы угадали. Здесь был проход. Там, внутри башни, колодец. Когда-то воды Рейна поднимались более высоко, этот колодец очень спасал во время осады. Но с веками Рейн обмелел. Снаружи отверстие над водой завалили камнями, чтобы не было возможности незаметно проникнуть в замок, и здесь проход в башню к колодцу тоже заложили. В целях безопасности, да и свалиться легко.

Вопреки этикету девушка уверенно поднималась первой. С фонарем в одной руке и придерживая юбку — другой. Хорошо, что достаточно темно, подумал Люк, и мне почти не видно ее разных носков и стоптанных кедов. Ноги девушки были на уровне его глаз. Он старался не смотреть на них.

По обеим сторонам — древняя кладка, над головой — тоже камни, внизу — каменная лестница извивается по часовой стрелке. Свет фонаря колеблется, и от этого каменный рукав то сужается, то расширяется, словно пищевод какого-то гигантского первобытного ящера. Исполинского смрадного чудовища. Ничего удивительного, что чудовище воняет. Каким еще может быть изнутри дракон?..

— Не отставайте. — Девушка обернулась. — И поосторожнее, мсье Дюлен. Здесь кое-где выщерблены ступени.

Девушка не двигалась и светила фонарем прямо ему в лицо, оставаясь темным силуэтом за пятном света. Стены продолжали колебаться, ее силуэт — тоже. Глупости, подумал Люк, ничего тут колебаться не может. Это вонь сводит меня с ума.

— А вы? — Люк в изнеможении прислонился спиной к стене. Она была приятно прохладной. — Вы не чувствуете запаха?

— Потерпите. Еще несколько ступеней, и будет легче. Держитесь. — Она начала спускаться к нему, протягивая руку.

Люк шагнул ей навстречу, изо всех сил сохраняя равновесие. Ее маленькая рука отсвечивала серебром в лучах фонаря. Или золотом? Откуда-то сверху мощно потянуло приятной весенней свежестью. Вонь исчезла! Неужели это от нее? Или от ее руки? А вдруг она не женщина? В смысле — не человек? Ведь такое перевоплощение — от уродины, встретившей его, до пленительной, точно фея, красавицы, а теперь уж и совсем феи с золотыми ручками, — для человека невозможно! Эти соображения стремительно пронеслись в его голове, пока Люк тянул к ней руку. Осторожно дотронулся. Нормальная человеческая рука. Может быть, немного холодная. И совсем смело взял в свою.

— Это я виновата. С вашей клаустрофобией вас нельзя было водить по подвалам.

— Да говорю же вам, никакой клаустрофобии, — сказал Люк. Он держал ее за запястье и чувствовал нежные удары пульса. Нормального человеческого пульса. — Это все из-за запаха, — виновато признался он, глядя на девушку снизу вверх. Она стояла парой ступеней выше. — У меня проблемы с запахами…

— Хорошо, в таком случае мы не будем осматривать конюшни. — По ее губам скользнуло подобие улыбки. — А пока можем передохнуть и подышать на крепостной стене. Еще один виток лестницы, и мы окажемся у выхода на стену. Идемте.

Но не двинулась с места, продолжая держать свою руку в его. Фонарь освещал только их руки и ее лицо в обрамлении густых темных, сливавшихся с остальной темнотой волос. Как на картине старого мастера, какого-нибудь Рембрандта…

— А зачем? Зачем… — Надо о чем-нибудь заговорить, торопливо подумал Люк, иначе она выдернет руку и все кончится. — Зачем нужна пустая башня?

— Собственно, это такая лестница на смотровую площадку. Каменная лестница, спрятанная стенами со всех сторон…

Она едва заметно облизнула губы и с усилием пару раз закрыла и открыла глаза. Наверное, опять беспокоят, подумал Люк, но она не хочет отрывать руку, а в другой у нее фонарь. Он испытующе сжал ее руку чуть сильнее. Выдернет или нет? Но ее пальцы тоже сильнее переплелись с его. Однако! — подумал Люк.

— Это очень прогрессивно по тем временам, — говорила девушка, а они все стояли на том же месте, не отнимали рук и напряженно смотрели друг другу в глаза, Люк боялся пошевелиться. — Ведь тогда лестницы вокруг и внутри башен были, как правило, деревянными и сгорали во время осады. А каменная не сгорит! Кроме как из капустного хранилища на эту лестницу можно попасть с крепостной стены, причем сразу на средний ярус. Так вы точно не хотите подышать воздухом на крепостной стене?

Люк отрицательно помотал головой. Он готов был стоять так до бесконечности, держать ее руку, чувствуя биение ее пульса, слушать ее голос, о чем бы она ни говорила, вдыхать этот поток воздуха, безудержно лившийся откуда-то сверху…