— Дело техники, — скромно сказала я.

— Если мне не изменяет память, младшая Ирен родилась в сорок седьмом, значит, ей сейчас под шестьдесят.

— Пятьдесят шесть, — моментально сосчитала я.

— Да, несомненно. — Брунар кивнул и брезгливо добавил: — Надеюсь, она в добром здравии, может быть, и старшая Ирен жива. В рабочем кабинете мадам Флер есть записная книжка, так что мы с вами, дорогая мадемуазель Пленьи, без труда разыщем адрес этих финских особ.

Мы нашли книжку, а в ней — адрес. Я позвонила Брунсберри, тот радостно заверил, что его патрон мистер Уоллер обязательно отблагодарит мсье Брунара. Брунсберри записал финский адрес — я диктовала ему по буквам — и пообещал, что срочно свяжется с наследницей «любой картины» и сообщит как о результатах, так и о плане дальнейших действий расторопной мисс Пленьи.

«Расторопная мисс Пленьи» достаточно быстро возобновила, к радости управляющего гостиницей Жолимона, бизнес и вернулась в Париж ждать известий от мистера Брунсберри. Мэтр Ванвэ остался очень доволен моей деятельностью.

— Отдыхайте пока, вы хорошо поработали, мадемуазель Пленьи, — сказал он. — Далеко не любому влиятельные клиенты окажут такое доверие, даже встречаясь лично, а тут по телефону да плюс некоторый доход от гостиницы экстра-класса! Доведите это дело до конца, моя дорогая Элен, а там посмотрим. — И разулыбался совсем по-отечески.

Так что теперь у меня появилось время навестить доктора Марамбель, и, к моему изумлению, сваха оказалась симпатичной! Во всяком случае, даже если «жених» не придется мне по вкусу, я была уверена, что протеже доктора Марамбель не затащит меня в постель против моей воли.

— Я уже подобрала вам жениха высшего класса! Он готов оплатить неделю пребывания в Жолимоне — естественно, у вас и у него будут отдельные номера! — и он прибыл бы уже, но в замке были какие-то технические проблемы, гостиница не работала, сдвинулись все заказы. Клиенты очень недовольны, — доверительно жаловалась мне мадам Марамбель. — Потерпите немного, моя милая, я уверена, из вас получится отличная пара!

Естественно, сваха даже не подозревала о связи между мной и замком Жолимон, и я сочла, что целесообразнее так и оставить ее в неведении.

И вот однажды, а вернее вчера утром, когда мы завтракали с Софи и Виктором, позвонила возбужденная мадам Марамбель.

— Мадемуазель Пленьи! Ваш жених прибывает в Париж завтра и в три часа дня будет счастлив встретиться с невестой в аэропорту! Самое удобно место для встречи двух незнакомых людей — а как доктор психологии я вас уверяю, что никаких фотографий не нужно, словесный портрет благоприятнее, — это место рядом с эскалатором на втором этаже. Там никто не задерживается и одиноко стоящий человек сразу привлечет внимание! Но неплохо, если вы напишете на бумажке свое имя и будете держать ее в руках! Время встречи — три часа дня ровно! Жених прилетит около часа, но наверняка будет задержка с багажом и с очередью на таможенный досмотр.

— Рандеву в аэропорту — то, что надо! — одобрил Виктор и очень уместно, по его мнению, напомнил, что они с Софи познакомились именно рядом с самолетами, а это важно, потому что все браки свершаются на небесах.

Мы переглянулись с Софи — мы хорошо ладим с женой брата, она всегда на моей стороне, — но зазвонил телефон, и Виктор, как обычно, первым схватил трубку.

— Это тебя. Некоторый Брунсберрри! — с тремя «р» провозгласил он.

Мистер Брунсберри радостно сообщил мне, что завтра мы наконец-то покончим с этим затянувшимся делом. Завтра мисс Финляндия — понятно, что у мистера Брунсберри тоже проблемы с финскими именами, — прибудет в Париж. Сам же Брунсберри вылетит сегодня, и он был бы счастлив сегодня же вечером поужинать со мной в любом ресторане по моему выбору, но он тяжело переносит разницу во времени, и вот еще какие проблемы:

— Финка очень заинтересована в том, чтобы предварительно осмотреть картину, это первое. Она сразу сказала, что хочет «коровок», поскольку с ними связано много их семейных воспоминаний, и подробно описала картину, которая, судя по вашим видеоматериалам, висит в спальне мадам Флер. Во-вторых, вполне вероятно, что для вывоза картины из страны потребуется специальное разрешение, лучше бы узнать об этом заблаговременно, мисс Пленьи, и, в-третьих, естественно, желательно покончить со всем этим в Париже сразу, поскольку отпала необходимость возить мисс Финляндию для выбора картины в замок. Поэтому я вас очень прошу, мадемуазель Пленьи, не могли бы вы сами привезти эту картину в Париж? А завтра часиков в пять вечера мы бы с вами встретились в моем номере, отель «Павильон де ля Рен».

Но завтра в три у меня свидание!

— Может быть, Стоит попросить мсье Брунара привезти картину? — предложила я.

Честно говоря, мне совершенно не хотелось тащиться сегодня в Сен-Мало — шесть-семь часов за рулем в один конец, — даже если бы на завтра не было назначено рандеву в аэропорту.

На что Брунсберри очень вежливо, но очень жестко ответил, что доверенным лицом является мадемуазель Пленьи, а мсье Брунар уже давно сдал свои полномочия, и что у него, Брунсберри, сложились очень плодотворные дружеские взаимоотношения с мадемуазель Пленьи, и ему бы не хотелось передавать это поручение через ее руководство, и что он очень надеется, что завтра ровно в семнадцать ноль-ноль мадемуазель Пленьи позвонит ему в номер из холла отеля, он спустится за ней, затем они поднимутся в его номер вместе с картиной, чтобы продемонстрировать ее финке в присутствии двух свидетелей. Финка ведь пока не является собственницей полотна.

— Я еще свяжусь сегодня с вами, мисс Пленьи, и сообщу номер моих апартаментов.

И тут до меня с опозданием дошло, что насчет того, чтобы попросить Брунара привезти картину, я сморозила глупость и, кажется, попортила отношения с Брунсберри… Брунар ведь живет вовсе не в Сен-Мало, он специально приезжал тогда в замок для передачи наследства, исполняя последнюю волю покойной как ее доверенное лицо.

Что ж, дело превыше всего, и я позвонила мадам Марамбель в надежде перенести рандеву. Сваха очень разобиделась — она и так пошла навстречу мадемуазель Пленьи, из личных симпатий нарушила очередь, а на такого хорошего жениха и без мадемуазель Пленьи полно претенденток!

— Жених уже настроен на вас, у него куплен билет в Европу, все оплачено! Я что, должна платить неустойку клиенту из Америки, и вообще, может быть, ваша семейка просто морочит мне голову?

Я окончательно растерялась.

— Виктор вполне мог бы поехать вместе с тобой, — предложила Софи. — Вы бы по очереди вели машину и смогли бы вернуться уже сегодня к ночи.

— Нет, Софи, — запротестовала я, — в любой момент у тебя могут начаться роды, а Вики не будет рядом. Это неправильно.

Я села в свой «пежо» и поехала в Сен-Мало одна, твердо решив в тот же день вернуться обратно, пусть даже глубокой ночью. Потом я высплюсь, в три встречу «жениха», объясню ему ситуацию, затем — деловой визит в «Павильон де ля Рен» к Брунсберри, а уж что касается «жениха», как он воспримет мою обязательную деловую встречу, — будь что будет.

В начале шестого вечера я въехала во двор замка, где бурно кипела возобновленная гостиничная деятельность. Управляющий гостиницей бросился ко мне с благодарностями — если бы я не приняла решение, гостиница бы до сих пор не работала, — и предложил пожить сколько угодно за счет заведения в самых лучших апартаментах с видом на море.

— А пока не пообедать ли вам, мадемуазель Пленьи? — И принялся расписывать кухню вкупе с живой музыкой.

— Пообедаю с удовольствием, мсье Грижон, но остаться, к сожалению, не смогу, нужно обратно в Париж срочно, — сказала я и попросила принести ключи от апартаментов покойной хозяйки.

— Если вы передумаете насчет отъезда, — разулыбался он, — то можете пожить в ее апартаментах. — И добавил: — Вы ведь ночевали там уже не раз.

— Если не сложно, мсье Грижон, принесите мне еду в апартаменты, я поем там, так будет быстрее.

Управляющий начал кокетничать — мол, сложно, и уговорил меня пообедать в ресторане за его личным столиком. Я согласилась, чтобы попусту не тратить на спор время, и пошла в апартаменты мадам Флер — и только тут, глядя на эту чудовищную картину, сообразила, что не прихватила никакой тары для нее. Расторопный управляющий отправился искать что-нибудь подходящее в кладовке покойной мадам Флер, а я рассматривала картину и недоумевала: мало того что мазня заключена в колоссальную толстенную раму, снабжена стеклом, так еще сзади прикрыта фанеркой, прибитой ржавыми гвоздями к раме. Ну, допустим, стекло и фанерка с обратной стороны, потому что картина написана гуашью на бумаге, которая боится, например, воды. Но что в этой картине особенного? Почему наследница «одной любой картины» выбрала именно ее, тогда как в замке полно подлинников настоящих мастеров, есть даже несколько холстов импрессионистов и Гоген! Почему ей понадобилась эта фривольная мазня без подписи? Или это шутка какого-нибудь гения, за которой охотятся все коллекционеры мира? Недаром же «коровки» висели в хозяйской спальне? И почему, кстати, миссис Уоллер завещала картину приятельнице мадам Флер, а не мадам Флер сама? Какая связь между этими тремя женщинами и одиозной гуашью в золоченой дубовой раме?