— На этот раз, признаюсь, пришлось здорово попотеть, — продолжал говорить Коллинз. — Но я стараюсь для вашего же блага!

Было слышно, как он ходит по цементному полу. Вот он остановился перед ней. Видно, смотрит, не проснулась ли она.

Ее сердце бешено заколотилось. Наверное, до него тоже доносится ее сердцебиение.

Нэнси замерла. Только бы он не догадался, что она больше не спит.

— Так будет лучше для вас обоих, — повторил Коллинз.

Рядом опустилось что-то тяжелое. Она определила это не по звуку, а по движению холодного влажного воздуха.

Он не должен догадаться, что она очнулась. Дыхание! Надо дышать. Медленно, равномерно. Вдох, выдох. Снова вдох. Выдох! И не моргать.

Она услышала, как он уходит. Осторожно открыв глаза, она огляделась и увидела лежащего Сэма. Его глаза были широко открыты. Он в упор глядел на нее — и не видел! Боже правый!

Она хотела было закричать, но тут увидела, как вздымается его грудь. Вдох, выдох. Снова вдох. Выдох. Он дышит… Он жив!

Ее глаза наполнились слезами. Но плакать было никак нельзя. Доктор Коллинз снова приблизился к ней. Она закрыла глаза. Его шаги снова стихли вдали. Раздался металлический звук.

Слегка приоткрыв глаза, Нэнси попыталась сориентироваться. Где они? Вокруг был лишь цемент: цементный пол, цементные стены. Она осторожно приподняла голову. Так и есть. Они в небольшой комнатушке без окон. В подвале? Но почему тогда комната едва освещается светом фонарика?

Доктор Коллинз стоял спиной к ней у массивной железной двери и поворачивал диск, похожий на телефонный. Такие еще бывают у сейфа.

Раздалось пощелкивание: клик-клик!

Он вдруг замер, словно почувствовал на себе ее взгляд. Вероятно, он повернулся к ней, но этого она уже не видела, потому что снова закрыла глаза и попыталась не дышать. Она знала, что Коллинз внимательно смотрит на нее и — стоит ему заметить хоть что-то подозрительное — все будет кончено.

Нэнси вспомнила! Когда-то давным-давно, в детстве, она была в похожей комнате. Это не кладовка и не подвал, это бомбоубежище! У них в доме было такое же! Но зачем Коллинзу…

Клик-клик, услышала она и открыла глаза.

Он собирается их здесь запереть! Замуровать заживо! Нэнси в отчаянии стала озираться. Но пистолета видно не было, лишь старые одеяла лежали рядом.

Она вскочила, застав Коллинза врасплох. Он взглянул на нее с удивлением и испугом, но в ту же секунду она поняла, что уже ничего не успеет сделать.

— Нет! — в отчаянии закричала она и бросилась к нему.

Но все было напрасно. Коллинз скользнул за железную дверь, и она захлопнулась прямо у Нэнси перед носом. Оглушительный грохот сменился полной тишиной.

— Нет! — снова крикнула она и принялась колотить в дверь, прекрасно понимая, что это бесполезно.

Интересно, Коллинз стоит и прислушивается или уже ушел? Если он еще за дверью, то, возможно, ушел не навсегда?

Нэнси затихла, прижалась ухом к холодному металлу и превратилась в слух. Ни малейшего звука.

Она попыталась повернуть ручку, но та не поддавалась. Отчаявшись, она сползла на пол и закрыла глаза. Никому и в голову не придет их здесь искать. Ведь никто не знает, что делал доктор Коллинз и иже с ним с ее сознанием, не знает и про ребенка. Про их с Сэмом дочку.

Сэм… Он тоже покинул ее. Он теперь в другом мире, и она не сможет вернуть ему разум.

Нэнси вдруг почувствовала апатию.

Все было кончено.

Вспомнить… Вспомнить все…

Громкий стук разбудил его. Он моргнул и попытался прийти в себя.

Он больше не в кабинете доктора Коллинза. Он вообще сидит на чем-то холодном и жестком. И пистолет пропал!

Вспомнить… Вспомнить все.

Это голос не умолкал. Он приказывал ему все вспомнить, а Сэм как раз и не мог вспомнить и осознать, что же произошло в кабинете доктора.

Черт, до чего паршиво! Он предпринял вторую попытку открыть глаза. Что это? Какой-то подвал, здоровенная дверь, а рядом с ней сидит и плачет женщина.

— Нэнси! — хрипло сказал он. Неужели он снова ее потерял?

Она открыла глаза и бросилась к нему.

— Донован!

Он сжал ее в объятиях и услышал, как она плачет.

— Я думала, ты… Ты больше не со мной. Испугалась, что потеряю тебя, как ты потерял меня год назад.

Слава Богу, этого не произошло. Он не знает, где они, что с ними, сколько им еще осталось быть вместе, но, пока они вместе, никому не удастся их одолеть.

Он приподнял ее голову и заглянул ей в глаза, мокрые от слез. Казалось, он слышит, как бьется ее сердце. Или это в бешеном ритме бьется его сердце?

— Нэнси. Нэнси… — Он снова и снова повторял ее имя, будто молитву, коснулся ее лица кончиком пальца, вытер слезы и почувствовал, как она целует его палец. Их взгляды встретились.

Сэма обожгло вожделение, столь сильное, что, казалось, прожжет его насквозь. Внутри вскипела лава. Теперь его было не остановить: никто и ничто не в состоянии потушить вулкан, проснувшийся у него в груди.

Их губы сомкнулись. Он ощущал, как все сильнее, все быстрее колотится ее сердце, как участилось дыхание. Он лизнул ее нижнюю губу, а потом легко прихватил ее зубами.

В ее бездонных небесно-голубых глазах зажглись звезды.

— Я так соскучилась по тебе, Донован, — услышал он ее свистящий шепот. — Боже, как мне тебя не хватало!

Ее взгляд несколько раз переместился между его ртом и бедрами, обтянутыми голубыми джинсами, а затем застыл в районе губ. Сэм медленно лег рядом с ней. Он видел, как пульсирует голубая жилка на ее шее, и чувствовал такую же буйную пульсацию крови в своем теле. Сегодня она будет принадлежать ему. Она будет биться в его объятиях, стонать и кричать от невыносимого наслаждения и умолять его продлить или прекратить это сладостную муку.

Он откинул прядь волос с ее лба, коснулся губами мочки уха и почувствовал, как она задрожала. Ее колени невольно приподнялись и уперлись ему в грудь.

Его губы оторвались от ее уха, переползли по щеке к подбородку, затем двинулись вниз, к воротничку блузки. Его ловкие пальцы расстегнули на ней блузку, обнажив весьма приятные выпуклости. Именно на эти выпуклости сразу наткнулись его ладони, инстинктивно слившись с ними в шарообразном единстве. Он нагнул голову и поцеловал ее напрягшиеся соски. Потом медленно раздел ее и отбросил одежду в сторону. Она предстала перед ним во всей своей ослепительной наготе.

Такой эрекции у него никогда не было. Создавалось впечатление, что его член состоит не из мышц, а из бронированной стали. При этом его содержимое уже готово было выплеснуться буйным потоком наружу. И все долгожданное романтическое общение в этом случае свелось бы к нескольким секундам.

— Ты выглядишь слишком аппетитно, Нэнси. Так и хочется тебя скушать.

— Я рада, что пробуждаю у тебя аппетит. Но ты мне льстишь.

— Никоим образом. Я всегда говорю только правду, даже женщинам. Хотя это и не модно в наши дни.

— Ничего, мне нравятся правдивые старомодные мужчины. Я люблю комплименты, особенно от тебя.

Нэнси расстегнула на нем рубашку. Она не могла больше терпеть, ей страстно хотелось ощутить его обнаженную кожу, почувствовать тепло его тела, вдохнуть его терпкий мускусный — такой мужской! — запах.

Из его груди вырвался стон. Он обвил ее руками за талию, затем опрокинулся навзничь, потянув ее за собой так, что она оказалась сверху. Потом разместил ее поудобнее на себе, при этом ее обнаженные груди оказались прижатыми к его обнаженной груди, а ее пушистый треугольник расположился точно в районе молнии на его джинсах.

Сильные мужские руки прошлись по всему ее телу, вначале сверху вниз, затем в обратном направлении. Он несколько раз поцеловал ее в шею, вдыхая легкий аромат духов, слегка втягивая при этом в себя нежную кожу, как будто стремясь сохранить ей на память характерные следы утраты контроля над своими чувствами.

Эти манипуляции чуть не привели к досрочному опустошению мужского генетического фонда, но ему удалось удержаться на грани извержения. Это было бы не по-мужски. Надо думать не о себе, но прежде всего об удовольствии дамы, хотя в данной ситуации это совсем не просто. Голова уже настолько разбухла от внутреннего давления, что готова была лопнуть. Необходимо было срочно освобождаться от избытков эмоций, тем более что этого хочет и его партнерша.