Письменность у хеттов. Хеттам была хорошо известна письменность. Ассирийский вариант аккадской клинописи был занесен в Малую Азию ашшурскими купцами, и им (а также ассирийским диалектом аккадского) пользовались в своих нуждах и царьки малоазийских городов-государств [94]. Однако впоследствии, с созданием Древнехеттского царства, хеттские канцелярии восприняли другой вариант аккадской клинописи, бытовавший в Северной Сирии и применявшийся также хурритами [95]. Наряду с клинописью, в Хеттском царстве применялось и местное письмо — род иероглифов. Хотя им пользовались по всей Хеттской державе, языком иероглифических надписей, по-видимому, во всех случаях был диалект лувийского (традиционно, но ошибочно называемый «хеттским иероглифическим языком»).

На других аспектах хеттского общества и его культуры мы останавливаться не будем, так как это описание нужно было нам только для того, чтобы осветить условия, которые, по всей вероятности, существовали на окраинах Армянского нагорья, и дать возможность представить себе, чем могло быть [57] соседнее, менее продвинутое общество самого нагорья во II тыс. до н. э., и каким влияниям оно могло подвергаться.

^{Рис. 12. Фрагмент хеттских законов (клинописный текст).}

Хурритское общество. Характер источников. Об обществе хурритского государства Митанни мы знаем меньше. Если о Хеттском царстве мы судим по официальным документам столичного архива (анналы, указы, переписка царей, международные договоры,[58]

^{Рис. 13. Художественная митаннийская посуда из Телль-Ачаны и Телль-Биллы. {в книге в два ряда. HF}}

дарственные грамоты, инструкции должностным лицам, культовые и обрядовые тексты и т. п.), то о хурритском обществе мы можем судить по архивам преимущественно частноправными, дошедшими с окраин области влияния Митанни — из района Аррапхи (совр. Керкук в Иракском Курдистане) XV–XIV вв. до н. э., и из Алалаха (царство Мукише), совр. Телль-Ачана на р. Оронте в Сирии, XVIII и XV вв. до н. э. Правда, зато мы можем в некоторых случаях во всех деталях проследить [59] хозяйственные и социальные судьбы и даже личные взаимоотношения десятков хурритских семей на протяжении ряда поколений, а поэтому хозяйственная жизнь предстает перед нами гораздо конкретнее. Мы будем следовать той реконструкции хурритских социальных отношении, которая создана советским ученым Н. Б. Янковской [96]; ей удалось также показать, что основные черты социальной картины, восстановленные ею для Аррапхи, были характерны и для всей Передней Азии II тыс. до н. э.[, ограниченной [97]] пределами Вавилонии и Египта. Поэтому эта картина приобретает особое значение и для реконструкции возможных социальных отношений в северных областях Передней Азии, в том числе на Армянском нагорье с его хуррито-урартским населением [98].

Домашняя (большесемейная) община у хурритов.Хурриты низменностей были в основном земледельцами; у них имелось и развитое ремесло. Земледельческое население жило большесемейными общинами, которые в документах (составленных по-аккадски) именуются «домами» ( бӣту), а в Аррапхе также «башнями» ( димту). Каждая большесемейная община имела свой целостный земельный фонд, называвшийся «владением» ( эвру) и находившийся в распоряжении патриарха ( эври). Когда-то, вероятно, весь земельный фонд обрабатывался совместно, но по дошедшим источникам он делился на участки отдельных [60] взрослых членов большесемейной общины. Однако все члены такой общины были обязаны взаимопомощью и совместно выполняли общинные повинности, позже ставшие государственными ( ильку). Один из участков ( кашка) был посвящен культу родовых богов [99]; он и находился в распоряжении эври. По смерти патриарха семейной общиной продолжали совместно управлять «братья», — под ними разумелись не только родные братья, но все вообще потомки патриарха приблизительно одинаковой степени родства с ним, то есть лица, приходившиеся друг другу родными, двоюродными и троюродными братьями и т. д., а иногда и дядьями и племянниками. По мере разрастания большой семьи (в третьем-четвертом поколении) она дробилась, однако состояние производительных сил не благоприятствовало сохранению индивидуальных семей как самостоятельных хозяйственных единиц; лишенные возможностей, которые предоставляла взаимопомощь в большесемейной общине, они либо погибали, либо подчинялись другим общинам, либо вскоре разрастались в новые большесемейные общины.

Между отдельными большесемейными общинами существовала сложная система взаимоотношений. Общины, образовавшиеся путем распада более крупной большесемейной общины, продолжали быть связанными между собой, в частности, общим культом; они признавали известный авторитет эври «старшей» семейной общины и, вероятно, хотя не с прежней степенью обязательности, были объединены с родственными общинами обычаем взаимопомощи. Это позволяло более богатым семьям, пользуясь патриархальными связями, эксплуатировать более бедные семейные общины. Но члены общины или группы родственных общин не только подчинялись авторитету эври— в известных случаях он должен был нести материальную ответственность за их действия. Однако положение эврибыло, во всяком случае, настолько важным, что члены богатых семей стремились купить его права на главенство.[61]

Территориальная община у хурритов. Но, помимо родственных связей существовали еще и связи соседские; так, несколько более слабых общин могли приносить присягу соседнему эври более сильной общины и быть с нею связанными патриархальными узами, несмотря на отсутствие родства между ними [100]. Несколько родственных, а часто уже и неродственных семейных общин образовывали некое организационное объединение — село (аккадск. āлу), являвшееся соседской или соседско-родовой общиной [101]. Укрепленное село или группа сел могли вырасти в город-государство со своим самоуправлением.

Отдельные укрепленные дворы семейных общин («башни», димту) [102]группировались, таким образом, в селения ( āлу). Но āлумогли быть не только родовыми или соседскими общинами, но и селениями зависимых от «дворца» людей (например, ремесленников). Селения группировались вокруг одного или нескольких центров — укрепленных поселений, условно обозначаемых как «города», где находился храм, жилище вождя или правителя и должностных лиц общинного объединения или «города-государства». Здесь собирался совет старейшин и, вероятно, народное собрание [103]. Так, например, в «городе» Нузе во главе администрации стоял «градоначальник», иногда участвовавший в совете старейшин. Этот «город» был подчинен царю, правившему в центре области («страны») — Аррапхе, а позже, по-видимому, царевичу, поселившемуся около крепости Нузы. Если — что вероятно — это был митаннийский царевич, то, следовательно, Нуза подчинялась, в конечном счете, царю [62] Митанни, что, вероятно, выражалось только в уплате дани. Алалах все время имел самостоятельного царя, но и он, по-видимому, платил дань — сначала Ямхаду, а потом Митанни [104].