Некун-тайджи держал шест туга, девять хвостов которого трепетали на ветру. Воины взмахивали своими кожаными щитами, приветствуя Оэлун. Одно из крыльев армии разворачивалось к югу.

— Есугэй! — крикнула она, увидев мужниного гнедого мерина. Голова Есугэя, который был в шлеме, повернулась в ее сторону. Ей вдруг захотелось поехать на войну рядом с ним. Его люди завоюют победу. В этот миг ей показалось, что она любит его.

7

— Овцы, — сказала Оэлун Мунлику.

Три ягненка отбились от отары. Мальчик поспешил к ним на своих коротких кривых ногах. Сын Чархи часто находил причины побыть с нею рядом. Мальчик мечтательно заглядывался на нее и краснел, когда она благодарила за помощь.

Овец надо было отогнать пастись подальше от куреня, потому что вблизи юрт они уже почти оголили землю. Вскоре куреню придется откочевать.

— Посмотрите туда, — сказала одна из женщин.

Оэлун подняла голову. На востоке на фоне неба замелькали фигурки всадников. Мунлик подбежал к Оэлун. Овцы кружили и блеяли, а женщины, прокладывая себе путь, расталкивали их.

Оэлун вгляделась и рассмотрела девятихвостый туг Есугэя. Темная масса всадников надвигалась с востока. Есугэй не присылал никого, чтобы сообщить о результатах сражения. Оэлун подумала, что бугры на боках некоторых лошадей — переметные сумы с добычей, теперь же стало видно, что это трупы.

Даритай, скакавший впереди, поравнялся с женщинами. Он придержал коня; лицо его было мрачным и осунувшимся.

— Есугэй? — спросила Оэлун.

— Он жив, — откликнулся Даритай; взор его карих глаз был устремлен мимо нее.

Женщины и дети побежали к приближавшимся воинам. Убитых следовало похоронить, их нельзя было везти в курень.

— Что случилось? — прошептала Оэлун.

Даритай склонился в седле.

— Они встретили нас у озера Буир. Когда наши передовые сотни атаковали, они отступили, а потом на нас ударили с тыла. Нам пришлось отступить, прикрытие было слабое, и татары ударили на нас с двух сторон. Разведка у них оказалась лучше, чем я думал. Или наша хуже. Мы не ожидали, что их будет там так много.

Руки Оэлун дрожали.

— Я должна поговорить с мужем.

— Нельзя.

Отчигин строго посмотрел на нее и поехал к куреню.

Убитых похоронили на склоне горы, возвышавшейся к востоку от куреня. Тележки, на которых лежали тела воинов, провезли между двумя кострами, чтобы очистить. Два шамана в деревянных масках раскачивались и молились, пока не закопали все могилы.

Оэлун стояла вместе с другими женщинами. Одна молодая вдова била поклоны на могиле мужа, пока другая женщина не оттащила ее. Рядом с каждым телом положили оружие, пищу и питье; воздух смердел от крови лошадей, принесенных в жертву.

Есугэй ни с кем не разговаривал и не поднимал глаз от небольших юрт, поставленных над могилами. Со временем жилища, отмечающие место могил, истлеют. На этом месте вырастут деревья. И ничто уже не будет говорить о павших.

Оэлун и прежде видела мертвых. Эти мужчины погибли, сражаясь, и их тела покоились в мире. Воины не попали в руки врагов, что было хуже смерти. Для них будут жечь кости и принесут в жертву еще одну лошадь, чтобы задобрить духов и накормить плакальщиц. Вдов разберут по хозяйствам: часть станет женами оставшихся в живых братьев мужа, часть станет жить на иждивении взрослых сыновей.

Муж Оэлун остался в живых, но душа его, казалось, была так же далека от его людей, как души погибших. Оэлун знала, что думают некоторые. Небо наказало Есугэя; молодой вождь подвел их.

Оэлун видела мрачный осуждающий взгляд Орбэй-хатун.

8

Оэлун подкладывала сушеный навоз в огонь очага, когда вошел Есугэй. Он уехал из куреня три дня тому назад на своем жеребце. Даже братья не осмелились сопровождать его. Он повесил оружие, взял кувшин с кумысом и сел у постели.

Она подождала, пока он не напьется, а потом обратилась к нему;

— Ты мог бы послать кого-нибудь и известить меня, что возвращаешься, — сказала она. — Добыл что-нибудь? — Он не ответил. Она опустилась на колени рядом с ним и села на пятки. — Скоро наступит зима. Ты должен устроить облавную охоту и позаботиться о перекочевке.

— Ты можешь помолчать?

— Ты проиграл всего одно сражение, Есугэй. Будут и другие.

Он потянулся еще за одним кувшином. Усы его слиплись от кумыса.

— Завтра тебе надо будет поговорить с мужчинами, — сказала Оэлун. — Ты багатур, ну и поступай соответственно своему званию.

Он толкнул ее, и она упала.

— Я сказал тебе, чтоб молчала, — пробормотал он.

Она попыталась снова сесть.

— Ты скорбишь по своим товарищам, — прошептала она. — Тебе жаль самого себя. Учись на ошибках, иначе люди пойдут за другим вождем. Ты этого хочешь? Ты хочешь сдаться и ничего не оставить сыновьям?

Он вскочил, сунул руку под платок, ухватил ее за косу и рывком пригнул к земле, причинив сильную боль.

— Ты забеременела от меня? — спросил он. — Ты должна знать, если понесла, — нас не было почти месяц. Родишь мне сына?

Она уже пожалела о своих словах. Она хотела сказать ему, что беременна, но не была до конца уверена в этом. Месячные запаздывали у нее и прежде.

— Не знаю, — ответила она.

Он снова больно дернул за косу.

— Бесполезная женщина. — Он сильно ударил ее по лицу, она заплакала и прикрыла голову руками. — Чего ты стоишь вместе со своими попреками.

Он бил ее кулаками в грудь, тряс. Носком своего грубого сапога он угодил ей в колено, она упала.

Рот ее был полон крови. Она следила за его ногой, боясь, что он снова ударит ее. Но он отошел.

— Я пойду к Сочигиль, — сказал он наконец.

Она не двигалась, пока он не ушел, а потом поползла к очагу. Рот ее болел, но Есугэй не выбил ей ни одного зуба. Ушибы были сильные, но кости уцелели. Она легла возле очага, и пламя согрело ее лицо.

Сочигиль собрала топливо для Оэлун и сидела рядом, чиня одежду.

— Сначала он меня бил, — сказала другая жена. — Я по утрам не могла встать с постели.

— Я не заслужила этого, — откликнулась Оэлун.

Сочигиль вздохнула.

— Может быть, ты сказала что-то такое, что разозлило его.

— Я сказала правду. Он побил меня, потому что не хочет слышать ее.

Той ночью Есугэй снова пошел к Сочигиль. Оэлун спала беспокойно под шум ветра, гулявшего по куреню. Ее муж поговорил с людьми; завтра они свертывают курень. Он послушался ее совета, как бы ни был он зол. Она дала волю гневу, а потом подождала, когда он пойдет на убыль. Рано или поздно Есугэй снова поколотит ее. Такова уж женская доля, других колотят чаще.

Оэлун встала перед рассветом и собралась поесть мясного супа, как у нее вдруг закружилась голова. Потом это прошло. Она ничего не скажет, пока не будет уверена. Она с надеждой положила руку на живот.

Поздним утром женщины складывали войлоки своих юрт на телеги, предназначавшиеся для домашнего скарба. Есугэй увел большинство мужчин на облавную охоту; женщины выступили следом в повозках, запряженных волами, за которыми мужчины и подростки гнали скот. Скрип деревянных колес заглушался лаем собак, сопровождавших отары овец и коз.

Шли до самого заката. За горизонтом осталось место, где был стан, — оголенная земля, испещренная черными пятнами пепла и утоптанными площадками, что были под юртами. Женщины развели костры, подоили овец и коров, вскипятили молоко, а потом забрались в кибитки спать. Мужчины спали на земле, у лошадей.

Оэлун проснулась среди ночи и выглянула из кибитки. Звезда, всегда указывающая на север, сияла среди огоньков небесного стана в ночи, что была чернее черного войлока. На юге виднелись тени, скорчившиеся у костров, — это проснулись мужчины.

Охотники выступят перед рассветом. Они разделятся на два крыла, которые охватят большое пространство, сомкнутся в кольцо. Дикие животные окажутся внутри его. Кольцо станет сжиматься. Бегущие по кругу олени, испуганные газели, окруженные охотниками, падут под градом стрел. Охота ублажит ее мужа. Есугэй выследит и окружит врага в следующий раз. Душа его снова воспылает. Благополучие Оэлун и ее детей зависит от жара этого огня.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: