Фигуры комиссара и его помощника еще маячили в конце бульвара, а возле скамейки, на которой продолжал сидеть задумчивый, но довольный прошедшим разговором Арнич, нарисовался, по-другому не скажешь, худой до измождения, маленький неприятный типчик с вывернутыми губами и крючковатым носом. К его физиономии не хватало классических пейсов и лапсердака с длинными полами, что бы полностью оправдать прозвище Вечный Жид, обычно в разговорах сокращаемое до последнего слова. Мишель отлично знал его, хотя сталкивался всего несколько раз в жизни. Это был личный секретарь и помощник по самым интимным вопросам Принца.

– Мишаня, – не здороваясь, сразу приступил к делу Вечный Жид, – Мишаня, Принц очень недоволен и очень зол. Мне почему-то кажется, что ты можешь вернуть Принцу хорошее настроение, верно?

– Шел бы ты… в синагогу, – ответил Арнич, умеющий при необходимости быть грубым, – можешь и Принца с собой прихватить, заодно обрезание ему сделаешь…

– Ох, какой ты смелый, Мишаня, – захихикал Вечный Жид, ерзая ногами по песку, будто пританцовывая возле скамейки. – Так про Принца в Городе не разговаривают…

– Мне казалось, что пять лет назад все наши вопросы были улажены? – с надменностью карикатурного английского лорда ответил вопросом Мишель.

– Все-все, – подтвердил личный помощник Принца и тут же поправился: – Да вот вчера возник новый вопрос. Мишаня, десять кило алмазов это не фунт пряников и даже не десять кило простых талеров…

– Справки о моем алиби наведешь в полиции.

– Мишаня, нам не нужно алиби, – всплеснул руками Жид. – Принц хочет, что бы ты вернул то, что взял у дядюшки Филиппа, и тогда он об этом недоразумении забудет и другим велит забыть… и все будет, как раньше…

– А кроме меня взять было некому?

– Некому, Мишаня, вот ей-ей, некому… Ты же понимаешь, что мы не полиция и работаем, когда надо, раз в десять быстрее.

– Значит, и в моей конторе были, и на телеграфе, и в кофейне, и девок нашли, с которыми я в сауне отдыхал?

– Были, Мишаня, были… и нашли, и поговорили… некому, кроме тебя, Мишаня, хоть и не сходится по времени буквально пятнадцать минут, а все равно некому, вот ума не приложу, как ты смог так успеть?

– И что я должен был успеть, жидовская твоя морда? – Арнич специально оскорблял помощника Принца, лелея в душе маленькую надежду, что тот не выдержит такого обращения.

– Ты запомни, Мишаня, – не отвечая на вопрос и не поддаваясь на провокации, противненько так захихикал Вечный Жид. – Запомни, если до завтрашнего утра все камушки будут у Принца, то никто ничего и не узнает, а кто знал – забудет, это же так просто, Мишаня…

– Это ты меня пугаешь что ли? – лениво процедил слова сквозь зубы Арнич, нарочито удивляясь.

– Пугаю, Мишаня, пугаю, – опять захихикал посланец, – это Принц знает, что тебя пугать бесполезно, а я вот не знаю, вот и пугаю, ты уж будь таки добреньким – испугайся… верни камушки…

– Знаешь, о чем мечтаю? – внезапно сказал Мишель, и глаза его неожиданно зло блеснули из-под полей шляпы. – Поймать тебя и напихать в твой поганый рот сала и побольше, да заставить проглотить…

Говоря это, Арнич вдруг выбросил в сторону посланца руку, демонстрируя свое намерение схватить того за отворот курточки. Вечный Жид с каким-то полуженским взвизгом отскочил в сторону и дробно захихикал, засмеялся.

– Шалун ты, Мишаня, шалун и хулиган, но вот вчера напрасно похулиганил, погорячился… Принц все понимает, ты же любишь по-крупному работать, вот и соблазнился, не догадался, чей куш берешь… Вот потому Принц меня и прислал с разговором, а не костоломов из своего домашнего гестапо…

– Ты ведь знаешь, Жид, что гестапо я и сам, кому хочешь, устрою, – с угрозой сказал утомленный назойливостью посланца Мишель.

– Так что я Принцу передам? что завтра к утру все будет на месте? – торопливо проговорил Вечный Жид, закругляя ставший неприятным и для него, но обязательный разговор.

– Головы у вас точно будут на месте, ну, если резких движений делать не начнете, а про ограбление ваше дядюшки Филиппа мне вот только что комиссар сообщил, есть желание – спроси у него…

– Вот напрасно ты, Мишаня, так-то вот… вот напрасно… Принц два раза не будет уговаривать… – посланец казался расстроенным, но вероятнее всего, расстроенным провалом совей миссии. – Ну, бывай, Мишаня, не забудь – завтра до утра…

Он исчез так же незаметно, как и появился подле скамейки, а Арнич с удовольствием плюнул на то место, где только что кривлялся Вечный Жид. Вот ведь до чего поганая натура у человека, испортил отличное утро, неторопливую беседу с комиссаром, удовольствие от вчерашней работы и отдыха. И, что всего хуже, не шестым, а каким-то седьмым или даже восьмым чувством Мишель понял, что на сегодняшний день визиты нежеланных гостей не окончились. Это ощущение согнало его с уютного местечка на бульваре.

Арнич, не торопясь, но готовый в любую секунду ускорить движение, что бы не попасться на очередной разговор с защитниками дядюшки Филиппа, поднялся с лавочки, быстро пересек посыпанную песком дорожку, перешел на светофоре улицу и заглянул в ближайшее кафе на первом этаже огромного, старинной постройки здания. В кафе было по-утреннему пусто и просторно, лениво и сонно, и занят был лишь один столик непонятной компанией из трех девиц вида совсем не профессионального, но и не богемного. «Вот интересно, кто, скажите на милость, утром в выходной день может оказаться в пустом кафе?» – подумал Мишель, незаметно разглядывая девушек.

Желание позавтракать не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой у Мишеля пропало после разговора с комиссаром полиции и перебранки с Вечным Жидом, и он, не снимая плаща, прошел к стойке бара, устроился на высоком крутящемся табурете и бросил слева от себя, на оцинкованный прилавок, шляпу. В сонном царстве утреннего кафе бармена, чем-то особо важным занимающегося в подсобке, пришлось прождать минут пять.

– Коньяку, – заказал Арнич, – двести граммов, пепельницу, спички…

И тут же, не дожидаясь, пока бармен начнет шевелиться, расплатился двумя серебряными десятками. Бармен, заметив деньги, сонно уточнил марку коньяка, помявшись, предложил еще кофе, равнодушно выслушал отказ, налил напиток почему-то в два высоких стакана для коктейлей по сто граммов в каждый, отсчитал сдачу и снова ушел в подсобку. Видимо, в самом деле занимался там чем-то интересным. Спал, например.

Конечно, будь у него в этот момент другое настроение, Мишель предпочел бы хорошо прожаренное, сочное, свежее мясо с подливой и – много, но сейчас гурманские мысли остались где-то далеко, возле бульварной лавочки полутора часами ранее. Арнич один за другим легко, без всякого смакования, выпил коньяк из обоих стаканов, закурил, глуша во рту спиртовой аромат дымом и краем глаза продолжая наблюдение за тройкой девиц. «Паранойя? – спросил сам себя Мишель и согласился с собственным диагнозом: – Да, явно выраженная. А чего еще ждать после такого утра?»

Девицы за столиком, беспокойно ерзая на стульях, отхлебывали кофе, откусывали пирожное и без умолку, но очень тихим шепотом трещали о чем-то своем, уже не обращая на Мишеля ни малейшего внимания. Они успели разглядеть и оценить молодого человека, когда он только вошел в кафе и устраивался у стойки, и решили, что тот не сможет помешать каким-то их таинственным утренним планам.

Благодаря выпитому коньяку, Мишель расслабился, но, несмотря на дозу, не захмелел, его организм легко пережигал и гораздо большие порции спиртного, при необходимости, не допуская его до мозга, а усваивая, как простой энергетик. Докурив до конца сигарету, Арнич еще некоторое время посидел у стойки, неприязненно ожидая возможных посланцев третьей, четвертой или какой еще там стороны, пострадавшей вчера вечером. Но никто в кафе не объявился, и молодой человек, не забыв захватить со стойки свою шляпу, вышел из кафе.

В это время бульвар, на котором Арнич провел сегодняшнее беспокойное утро начал оживать. Город просыпался, распахивал окна домов и двери магазинов, выпускал на улицы сотни тысяч людей, желающих прогуляться, купить что-нибудь нужное для дома, сходить в кино на дневной сеанс, встретиться с родственниками и друзьями, поправить пошатнувшееся вчера здоровье в аптеках и барах.