Лопушок повел носом и продолжил:

— Что ж, придется взяться за объяснения мне. “Лэйлиты” — самый совершенный из известных пример мимикрического паразитизма. И уникальное явление среди мыслящих существ. Уникальное тем, что все они самки. Если бы вы прочли книгу Уи’инэи, вы весьма просветились бы на этот счет. Судя по костным останкам, еще в ту пору, когда “человек оздвийский” был мартышкоподобным насекомоядным, в его семейных группах наличествовали не только самки его собственного вида, но и существа, относящиеся к совершенно иному зоологическому типу. Эти существа выглядели почти так же, как самки палеогоминидов-мартышек, и, по-видимому, выделяли такие же ароматические аттрактанты. Это позволяло им спариваться с самцами палеогоминидов и таким образом организовать себе комфортную продовольственную нишу. У них был внешний облик млекопитающих, и только вскрытием можно было выявить их происхождение от псевдочленистоногих. Разумно предположить, что эти предшественницы “лэйлит” паразитировали на “человеке оздвийском” задолго до обезьяноподобной стадии его развития. Возможно, этот симбиоз существовал еще с момента выхода предков “человека” из моря на сушу. Первоначально двуполые, “лэйлиты” приобрели все признаки самок. И в ходе неизвестного нам эволюционного процесса выглядели сначала как самки пресмыкающихся, позже — как самки примитивных млекопитающих, и так далее. Но зато мы точно знаем, что “лэйлиты” — это увлекательнейший опыт матери-природы в области паразитизма и эволюционной конвергенции. По мере прогресса “человека оздвийского” “лэйлиты” следовали за ним шаг в шаг. И, будучи самками, заметьте, нуждались в самце, принадлежащем к иному зоологическому типу живых существ, для продолжения собственного вида. Остается лишь строить догадки относительно того, каким образом они вливались в первобытные стаи оздвийских питекантропов и неандертальцев. Но подлинные затруднения начались у “лэйлит” лишь с появлением оздвийского “хомо сапиенс”. Некоторые племена и роды принимали “лэйлит”, некоторые уничтожали их. Им пришлось прибегнуть к хитрости и полностью уподобиться женщинам людского племени. Это было нетрудно, пока они не беременели. Забеременев, они погибали.

Хэл застонал и закрыл лицо руками.

— Грустно, но — истиннизм, как выразился бы наш любезнейший друг Макнефф, — сказал Лопушок. — В этом случае вид мог существовать лишь при наличии тайной организации “лэйлит”. Успешно маскирующаяся в повседневной жизни, забеременевшая “лэйлита” должна была покинуть человеческую общину. И гибла в каком-нибудь укромном месте, где ее товарки принимали на себя заботу о детве, — (тут Хэла передернуло), — пока та созревала для контакта с человеческой средой в качестве найденышей или подмененных детей. В древнем племенном фольклоре имеются сказки и мифы, в которых “лэйлиты” действуют как центральные и побочные персонажи, причем довольно обиходные. Их считали ведьмами, демонами, а то и худшими существами. Однако с изобретением вина положение “лэйлит” изменилось к лучшему. Алкоголь делал их стерильными. А это в свою очередь означало для них, если не принимать во внимание несчастных случаев, инфекционных заболеваний или прямого убийства, практическое бессмертие.

Хэл убрал руки с лица.

— То есть… то есть вы хотите сказать, что Жанетта имела возможность жить… вечно? Что мой поступок обошелся ей…

— Она могла бы жить несколько тысяч лет. Некоторым “лэйлитам” такое удавалось. И более того, они избавлены от физического старения и весь этот срок сохраняют состояние, соответствующее двадцатипятилетнему возрасту. Позвольте мне продолжать. Так надо. Кое-что из того, что скажу, вас очень огорчит. Но иначе нельзя.

Диву можно было даться, как чисто заговорил Лопушок по-американски, но Хэл не обратил внимания на это.

— Долгожительство “лэйлит” привело к тому, что их стали почитать как высшие существа. Бывали случаи, когда “лэйлиты” присоединялись к малозначительным племенам, эти племена выступали организаторами могучих империй, империи существовали по нескольку веков, и, когда наконец рушились, то сами “лэйлиты” все еще оставались живы. Такие “лэйлиты”, разумеется, расценивались как хранительницы мудрости, стражи сокровищ и символы власти и могущества. А то и как бессмертные богини, сексуальными партнерами которых непременно должны выступать сменяющие друг друга цари или верховные священнослужители. Но существовали и сообщества, где “лэйлиты” были вне закона. Таким сообществам грозило либо нападение со стороны соседних “лэйлитархальных”, либо тайное проникновение “лэйлит” и их закулисное господство. Отличаясь красотой, “лэйлиты” становились женами и наложницами самых влиятельных мужчин. В соревновании с подлинными женщинами “лэйлиты” побеждали без особых усилий, ибо в “лэйлите” природа воспроизвела само женское совершенство. И в отношениях с партнерами-мужчинами у “лэйлит” никаких трудностей не возникало: они господствовали. Однако этого нельзя сказать об отношениях между ними самими. Изначально единое тайное сообщество “лэйлит” раскололось. Они начали отождествлять себя с народами, у которых правили, стали науськивать эти народы друг на друга. Сверхдолгожительство приводило к тому, что молодая смена “лэйлит” теряла терпение в ожидании своей очереди. Результат — кровавые распри, борьба за власть и тому подобное. А с точки зрения ученых-технологов, воздействие “лэйлит” вело к застою. Будучи самками, они всеми силами стремились сохранить “статус кво” в любой области культуры, и таким образом цивилизации “человека оздвийского” была сообщена тенденция к устранению новых, прогрессивных замыслов и людей — носителей этих замыслов.

Лопушок помолчал и продолжил:

— Боюсь, эти суждения по большей части покажутся вам умозрительными. Напрасно. Они основаны на рассказах тех немногих дикарей, которых нам удалось обнаружить. Недавно был открыт многосотлетней давности храм с настенной росписью, и пиктографические изображения оттуда дали нам дополнительные сведения. Поэтому мы полагаем, что принятая у нас реконструкция истории “лэй-лит” в общих чертах соответствует истине. И, кстати, Жанетта совершенно напрасно совершила побег. По окончании обследования мы собирались вернуть ее в родную семью. Мы ей об этом говорили, но она не поверила.

Из операционной вышла жуча-медсестра и что-то шепотом сказала сострадалисту.

Макнефф навострил было уши, не скрывая интереса к их разговору. Но медсестра говорила по-сиддийски, а сиддийского архиуриелит на слух не воспринимал, поэтому отвернулся и снова заходил по комнате из угла в угол. Хэл никак не мог понять, почему до сих пор не схвачен и не выпровожен вон, почему сандальфон ждет окончания Лопушковой лекции. Наконец понял: Макнефф хочет, чтобы он, Хэл Ярроу, все это выслушал и осознал всю глубину своего падения.

Медсестра вернулась в операционную. И архиуриелит громко спросил:

— Не сдох еще зверь полевой?

Хэл вздрогнул, как от удара, услышав слово “сдох”. Но Лопушок пропустил мимо ушей вопрос Макнеффа Он обратился к Хэлу.

— Ваши личин… то есть дети, извлечены. Они помещены в инкубатор. Они-и… — он запнулся. — У них прекрасный аппетит. Будут жить.

По тону Лопушка Хэл понял, что спрашивать о матери нет смысла.

Крупные слезы покатились из круглых голубых глаз сострадалиста.

— Вам не понять случившегося, Хэл, до тех пор, пока вы не в курсе оригинальнейшего способа размножения “лэйлит”. “Лэйлита” беременеет в результате сочетания трех событий. Первое должно предшествовать двум остальным. Это первое событие я бы назвал инфицированием “лэйлиты”-подростка со стороны любой другой взрослой “лэйлиты”. Этим инфицированием осуществляется передача генов.

— Генов? — переспросил Хэл. Даже в таком состоянии в нем затеплился любознательный интерес к словам Лопушка.

— Да. Поскольку “лэйлита” не получает от самца-человека никакого генного материала. “Лэйлиты” получают таковой материал одна от другой. Самец-человек им нужен, но не как поставщик генов. Однако об этом позже. Разрешите и позвольте мне пояснить. У взрослой “лэйлиты” имеются три генных банка. Два из них являются дубликатами внутривидового хромосомного набора О третьем речь впереди. Первый банк заключен в яйцеклетках, находящихся в матке “лэйлиты”. Второй — в микроскопических живчиках, которые образуются в огромных слюнных железах, находящихся у нее в полости рта. Генный набор в яйцеклетках и живчиках совершенно одинаков. Взрослая “лэйлита” выделяет слюнных живчиков постоянно. И через их посредство инфицирует “лэйлиту”-подростка точно так же, как осуществляется передача обычной инфекции. Передача неизбежна: через поцелуи, через чихание, через прикосновение. До наступления половой зрелости “лэйлита”-подросток, по-видимому, защищена от такого инфицирования естественным иммунитетом. А созрев и будучи однажды инфицирована, слюнными живчиками от прочих взрослых “лэйлит” тоже не заражается. В ее организме вырабатываются соответствующие антитела А вот первые слюнные живчики с током крови, через кишечно-желудочный тракт и кожный покров в конце концов достигают матки. Происходит соединение внутриматочных яиц с полученными извне слюнными живчиками. Образуются зиготы. Но на этой стадии оплодотворение приостанавливается. Фактически весь генный материал для потомства уже обеспечен. Весь, за исключением той части, которая ответственна за передачу черт лица. Именно эту информацию должен поставить самец-человек, становящийся сексуальным партнером “лэй-литы”. И поставляет в ходе двух одновременно протекающих событий. Первым таким событием является оргазм. Вторым — возбуждение фотокинетической нервной системы. Одного без другого в естественных условиях не бывает. Оба не могут наступить, пока не произошло слияния приобретенных слюнных живчиков с маточными яйцами. Очевидно, такое слияние вызывает некие изменения в химизме “лэйлиты”, делает ее способной к оргазму и полностью раскрывает возможности фотокинетической нервной системы.