О Господи, неужели когда-то так было! — подумала с тоской Уна. В те дни, до истории с Саймоном Торпом, он относился к ней как к горячо любимому другу, которого ему страшно не хватало.
— Корделл был сама любезность, когда разговаривал со мной.
— О, разумеется, этот человек способен быть любезным, когда…
— Корделл.
Уна недоуменно подняла глаза.
— Извини?..
— Корделл. — Марселла взяла кофейник, наполнила свою кружку, добавила ложку сахара, размешала и только после этого тихо произнесла: — У него есть имя — Корделл, моя дорогая. Ничего с тобой не случится, если ты произнесешь его имя.
— Я не хочу произносить его имя!
В этом взрыве эмоций было столько детского, что Уне стало стыдно. Ей двадцать пять, она больше не семнадцатилетняя обиженная девочка. Она отодвинула стул и встала из-за стола.
— Марси, по поводу дома… Утром я решила, что лучше нам сохранить его… Но теперь, из-за того что он… здесь, мне надо еще подумать.
— О чем?
— Если он собирается приезжать сюда каждое лето, это будет невыносимо. Он обращается со мной, словно с… прокаженной, и я не смогу выдержать, зная, что он рядом. — Голос ее сорвался, она отвернулась к окну. Прямо перед ней, между двумя замшелыми от старости березами, висел гамак, в котором они с Корделлом постоянно прыгали и скакали во времена их счастливого детства. О Господи…
— Ты привязана к этому месту так же, как и я, — сказала Марселла. — Вот что я подумала, Уна. Усадьба, как ты знаешь, принадлежала нашей семье на протяжении нескольких поколений. Если быть точной, то пяти. И это обязывает нас не принимать опрометчивых решений. Поскольку я уже здесь, то предпочла бы остаться до конца лета…
Уна обернулась в изумлении.
— Ба, но я не смогу остаться с тобой. Я говорила тебе, что завалена работой…
— Дорогая, я и не предлагаю тебе постоянно жить со мной. Просто приезжай ко мне на выходные. Ты говоришь, Корделл и мой правнук пробудут здесь все лето. Значит, я смогу поближе узнать этого ребенка! Думаю, знакомство со мной пойдет ему на пользу. Как ты считаешь?
Уна давно не видела, чтобы у бабушки так светились от возбуждения глаза, и ей стало неловко. Она, конечно, никогда не пренебрегала своим долгом по отношению к бабушке — обязательно навещала ее несколько раз в неделю, даже водила в театр. Но, если честно, то на первом месте у нее была работа.
Пытаясь заглушить воспоминания, причинявшие ей боль, она все эти годы с головой уходила в работу. Теперь она почувствовала себя виноватой, что уделяла недостаточно внимания этой удивительно великодушной женщине, столько сделавшей для нее. Она подошла к бабушке, наклонилась и крепко обняла.
— Ты права, ба, такие вопросы не решаются с бухты-барахты. И уж тем более решение не должно зависеть от того, кто живет по соседству. Если тебя не пугает одиночество в течение недели, то я согласна. Не могу, правда, обещать, что сумею приезжать каждую неделю, но постараюсь. Ну как, согласна?
— Разумеется, дорогая.
Раздался громкий стук в дверь. Обернувшись, Уна увидела на веранде Корделла и встревожилась. Как долго он находился там и как много ему довелось услышать? Но пока она вспоминала свои последние слова, Марселла, опираясь на трость, пошла открывать дверь.
— Ну, Корделл… — начала она растроганным голосом, но договорить не успела, попав в его объятия.
— Отрада глаз моих, Марселла Харрис! — Голос Корделла выдавал его искреннее волнение. Он бережно поставил Марселлу на пол и, не выпуская ее рук, заглянул ей в глаза, блестевшие от слез. — Господи, как я рад снова вас видеть! Энтони, — полуобняв за плечи сына, пытавшегося укрыться за спиной отца, он выставил его вперед, — мне хочется, чтобы ты познакомился со своей прабабушкой, Марселлой Харрис. Марси, это мой сын Энтони.
Марселла долго вглядывалась в мальчика. Наконец она кивнула с довольным видом.
— Ты настоящий Паркер, — заявила она со свойственной ей прямотой, — и это хорошо. — Увидев, что Энтони снова прижался к отцу, она добавила: — Не беспокойся, я не собираюсь обнимать и целовать тебя, как только что поступил со мной твой отец. Имей в виду, мне понравилось, но это потому, что я женщина, а мы, женщины, любим внимание. Хотя, может, в один прекрасный день, когда мы получше узнаем друг друга, и тебе захочется обнять меня. Я буду рада. А как бы тебе хотелось обращаться ко мне? Прабабушка — слишком громоздко, тебе не кажется?
— Вас зовут миссис Харрис, — вяло ответил Энтони. — Так я и буду обращаться к вам.
Если Марселла и была разочарована, то виду не показала.
— Просто замечательно. Ну а с моей внучкой ты уже познакомился. Уна… В переводе с латинского — единственная. Уна Элтон, которая…
— Отец рассказал, она кузина моей мамы.
По его тону Уна догадалась: сейчас он объявит, что будет называть ее мисс Элтон. Она опередила мальчика:
— Верно, Энтони. У твоей прабабушки было двое детей, Айлин и Диллон. Айлин вышла замуж, и у нее был один ребенок — я. Диллон женился, и у него была дочь — твоя мама. Кроме тебя у меня нет других маленьких родственников и вряд ли они появятся, поэтому я была бы искренне рада, если бы ты называл меня тетя Уна.
Она понимала, что загнала Энтони в угол. Как ему отказаться, если он не хочет выглядеть невежливым? Мальчик насупился, и Уна поняла, что разгадала его замысел. Она просто читала его мысли: война объявлена, и первое сражение он проиграл.
Тем временем Марселла усадила Корделла за стол, болтая с ним, и налила ему кружку кофе. Уна постаралась сосредоточить свое внимание на Энтони, который, похоже, не собирался сдаваться.
— Когда я увидел тебя на пляже, мне показалось, что ты похожа на мою маму. — В синих глазах Энтони сверкнуло злорадство. — Но ты не похожа. — Он вздернул подбородок и продолжал вызывающим тоном, который ей уже был знаком: — Ты совсем не такая красивая.
На минуту опешив, Уна привычно обхватила себя руками. Своего рода защитный жест. Впрочем, откуда у нее желание защититься от этого ребенка? Ведь ему всего-навсего семь лет!
— Ты прав, — спокойно ответила она, — я совсем не такая красивая, какой была твоя мама.
— Отец любил ее больше всех на свете.
— Конечно.
Уне очень хотелось обнять этого маленького мальчика, избавить его от боли и горечи, владевших им. Сознает ли Корделл, как глубоко потрясен его сын смертью матери? Ей казалось, что она понимает Энтони и сумеет помочь ему. Любому ребенку лето, проведенное в таком райском месте, пойдет на пользу. Но этот ребенок необычен и нуждается в большем.
— Энтони, у меня где-то лежал старый альбом с фотографиями твоей мамы. Хочешь, я найду его?
— Сейчас? — У него съехали очки, и он машинально водрузил их на переносицу.
— Конечно… если хочешь.
— Дорогая, — ласково проговорила Марселла, накрыв ладонью руку Уны, — налей себе еще кофе и пойдем на веранду. Жалко терять такое прелестное утро, сидя в четырех стенах. А это тебе. — Она вручила Энтони запотевший высокий стакан. Когда Корделл распахнул перед ней дверь, Марселла опустила руку на плечо мальчика и вывела его на веранду. — Попробуй, это лимонад, я сама его приготовила.
Корделл ждал, что Уна последует за ними, но она покачала головой.
— Идите, я обещала Энтони показать фотографии Дейзи. — Она поколебалась, но все-таки добавила, понизив голос, чтобы не было слышно на веранде: — Думаю, жизнь на озере пойдет ему на пользу. Рассчитывай на Марси, у нее особый дар общения с детьми.
Лицо Корделла заметно смягчилось.
— Да! Когда умерла моя мать, она осталась здесь ради меня. Мне было всего четыре года, когда отец купил здесь дом, но с того лета она навсегда вошла в мою жизнь. Отец часто рассказывал, скольким мы обязаны ей.
— Сколько она отдает, столько и получает, Корделл. Пожалуй, даже больше. Так всегда бывает, когда удается кому-то помочь.
Корделл прислонился плечом к стене и скрестил на груди руки.
— Ответь мне на один вопрос, — тихо попросил он.