На следующий день после похорон Гавейна пришли дурные вести — куда хуже всех предыдущих. Виновником всех бед оказался сэр Мордред — сын Артура от давней его юношеской связи с собственной сестрой леди Морганой. Однажды много лет назад, опьяненный победой над саксами и устроивший по этому случаю пир, король оказался в объятиях родственницы. Слишком манящим оказалось тогда ее лоно, и не ведал Пендрагон, что творил.

Движимый раскаянием, он признал бастарда и приблизил его ко двору, когда тот вырос. Прав наследования, впрочем, Артур ему не дал — все ждал, когда жена родит ему законного сына. Вот только время шло, а Джиневра оказалась бесплодной. Уязвленное честолюбие затаилось в душе Мордреда, и теперь, когда трон зашатался, он решил овладеть им сам.

Явившийся к Бенвику гонец доложил — пока Артур разбирал ссору Ланселота с Гавейном, сэр Мордред заручился сперва союзничеством саксов, обещая им отдать в поселение срединную часть королевства. Затем он приехал в Лондон, где собиралась озабоченная беспорядком в стране знать — и объявил себя королем всей Британии. Многие лорды, полагавшие, что законный монарх сделался слаб, охотно поддержали притязания бастарда. На востоке страны, в Кенте и Сюррее, Мордреда встретили тепло. Народ там не доверял Логрии, и государство, сделанное владыкой Камелота единым, еще помнило былую раздробленность. Восточным областям претендент был известен лучше, чем законный государь. Он нередко бывал в тех землях — и потому нашел там немало сторонников.

— Проклятый щенок, — проворчал Артур, выслушав гонца. — Знал же я, нельзя доверять мальчишке! Хотя я сам виноват. Нужно было либо совсем изгнать его, либо совсем возвысить — а я оставил его в промежуточном положении между одним и другим. Теперь он набрался норову и хочет забрать себе все.

— Может уступишь ему трон? — усмехнулся язвительно Кей. — Люди справедливо говорят, ты начал сдавать, а этот выскочка, похоже, такой же наглый, как и ты сам когда-то. Ты ведь тоже не в церковном браке родился. Я помню, как ты брал власть с боем.

— Я тебя когда-нибудь все же повешу, — сказал король. — Или отрублю голову. Я еще не решил. Но я не отрицаю. Я тоже был дерзким юнцом, и страну эту взял своими руками. Не на шелковой подушке мне принесли корону. Но я наш народ защищал, а этот раздает красивые обещания направо и налево. Призвать саксов в наши земли, вот как! Мордред думает, сможет с ними совладать? Сумеет ужиться? Они первые пошлют его в преисподнюю и начнут делать, что захотят.

— Однако, — заметил молчавший прежде Борс, — ты тоже заключил с народом Хенгсты и Хорса мир.

— Заключил. И заключу еще десять раз, если потребуется. Худой мир лучше доброй войны. Однако сюзереном они Мордреда не признают — лишь поступят с ним, как вестготы и вандалы на континенте поступили с римлянами. Мы, сударь мой Борс, говорили с германцами на языке силы, и заслужили тем их уважение, торговлю и даже союз. Мордред раздает им красивые обещания, сам не опираясь ни на кого, кроме кучки провинциальных баронов. Он не заметит, как окажется в западне. Сначала сядет на престол, а потом слетит с него головой вперед, пока его нынешние друзья станут делить Альбион.

Король покачал головой. Не такого он ожидал от конца своего правления. Надеялся на лучший исход, на справедливость и мир. Все надежды его теперь разлетелись вдребезги, а лучших из воинов, Ланселота и Гавейна, Артур потерял. Родной же его сын и вовсе оказался предателем. Подожди Мордред еще несколько лет, прояви терпение — и получил бы престол законным способом, от стареющего отца. Артур подумывал окончательно признать его и объявить наследником. Но молодость поспешна, и совершает потому дурацкие поступки.

— Скачем в Камелот, — сказал король решительно. — Время собирать войска.

В Камелоте царил переполох. Многие придворные сбежали, поддавшись панике. Иные подумывали переметнуться на сторону новоявленного узурпатора. Насилу Артур призвал подданных к порядку, взяв под стражу нескольких особенно ретивых смутьянов. Поспешно он собирал войска.

Годы долгого мира расслабили его вассалов, а междоусобица настала внезапно. Немало знатных рыцарей находились сейчас в отдаленных поместьях, вместе со своими воинскими отрядами, и не успели бы явиться на зов короля. Пендрагон собрал всю гвардию, которая квартировалась в столице, и подкрепил ее ополчением из соседних областей. С тремя тысячами солдат Артур выступил навстречу противнику.

Обе армии встретились на полях Камланна, в восточном Корнуолле — куда, наступая от Лондона, выдвинулся со своим войском мятежный претендент. С собой Мордред привел пять тысяч солдат. Несмотря на численное преимущество, его люди были хуже вооружены и имели не столь обширный боевой опыт. Частью взявшиеся за оружие общинники дальних провинций, частью дикари и поселенцы с пограничий, они смотрелись куда менее внушительно, нежели хорошо вышколенное, обученное, тренированное войско Артура. Тем не менее, все эти люди были весьма злы и готовы драться. Силы оказались примерно равны.

На переговоры Мордред выехал в позолоченных доспехах, на статном буланом жеребце. В руках он держал шлем с пышным алым гребнем, напоминавший те, что носили центурионы прежней империи. Бастард был среднего роста, не слишком широк в плечах, но в седле держался легко и уверенно. У него были такие же светлые волосы, как у его отца, и глаза мутноватого болотного цвета.

— Ваше величество, — поприветствовал он Артура учтиво, — я пришел за вашей короной.

— Попробуй забрать, — ответил король. — Хватит сноровки?

Мордред тонко, изысканно улыбнулся:

— Государь, — сказал он негромко, так, что окрестные рыцари не слышали его слов, — приберегите свой гонор. Я спасаю честь государства, и это прекрасно известно вам. От Кента до Стены Адриана простонародье в тавернах и на рынках смеется о монархе, чьей женой овладел его ближайший вассал. Вы были слишком добры к Ланселоту и не казнили, когда пошли первые слухи о его измене. Эта слабость оказалась преступной. Если сейчас вы останетесь на троне — быть на следующий год мятежу. Уступите корону мне — и я сохраню Логрию целой.

— Ты не за этим восстал, — Артур ощутил, как привычный уже гнев вновь разгорается в нем. Прежде этот гнев звал его в бой — и приносил победу. — Не о единстве страны ты печешься, — продолжал король, глядя в лицо, нестерпимо похожее на свое собственное, будто смотришь в старый портрет. — Хотел бы ты порядка и мира — мы бы призвали к нему всех бунтарей. И не с такими врагами справлялись, обуздаем и этих. Власти ты хочешь для себя лично, а все прочее — просто слова, которыми ты стремишь себя оправдать.

Мордред не переменился в лице. Годы, проведенные при дворе, среди интриг и борьбы аристократии за влияние, научили его сдержанности. Если живешь с клеймом бастарда — привыкаешь держать удар и не выказывать чувств. Он лишь едва заметно качнул головой:

— Возможно, мой государь. Возможно. Я сообщу лишь одно — вы слабы, а я стал силен. Когда вы явились в Камелот и свергли правившего там тирана, народ приветствовал вас. Теперь настало время и для моей славы. Сдадитесь добровольно — и будете изгнаны. Арморика или Эрин охотно вас примут.

Мордред говорил вежливо, оставался учтив. Он был умен, этот опытный царедворец, решивший занять престол. Амбиции и обиженная гордость руководили им, честолюбие сделалось непомерным. Сотрясший королевскую семью скандал побудил его к решительным действиям. Сейчас, собравший армию и нашедший союзников, он был уверен, что сумеет одержать верх. Его собственный неотесанный, грубоватый отец, принесший мир в прежде истекавшую кровью страну, но так и оставшийся в глубине душе рубакой с большой дороги, чуждым утонченности и этикета, казался Мордреду пережитком прошлого.

Артур обнажил Экскалибур. Поймал на острие солнечный луч. Владыка Британии почувствовал себя драконом, готовым сейчас расправить крылья и испепелить противника губительным огнем. Этот диковинный зверь изображался на его гербе — и неспроста. Причины у этого были.