Ребята попытались было заступиться за друга-водителя, но тот моментально пресек их попытки, понимая, что не стоит им лезть на рожон. Ему удалось убедить друзей подчиниться требованию патрульных, хотя на душе в преддверии грядущего наказания скребли кошки. Несмотря на внутреннее волнение, Джейсон умудрился выдержать невозмутимую мину, представ перед друзьями беззаботным парнем, волноваться за которого абсолютно бессмысленно и не нужно.

Джейсон сел на жесткую лавку и вытянул ноги. До утра было далеко, он облокотился о холодную стену и скрестил руки на груди. Хмель выветрился еще на улице, когда он вылезал из машины, остановленной патрулем. Смысла переживать теперь из-за задержания Джейсон не видел, ведь изменить что-либо было не в его силах, поэтому он закрыл глаза, решив немного вздремнуть. Но уснуть ему не удалось. Услышав гул мужских голосов, в который вплеталась тонкоголосая девчачья ругань, он приоткрыл один глаз. Представшая перед ним картина вызвала у него крайнюю степень изумления.

В соседнюю клетушку дежурный полицейский ввел девочку лет двенадцати-тринадцати, маленькую и взъерошенную. Она возмущенно вырывала руки, пытаясь гордо и независимо прошествовать мимо. Джейсон присмотрелся внимательнее: приведенная полицейскими девочка, несмотря на потертую одежду, была совсем не похожа на уличного беспризорника, которого можно представить в подобной обстановке.

Шапка белокурых ухоженных волос обрамляла худенькое личико. Девочка вошла в камеру королевой, окинув ее царственным взглядом огромных глазищ, выделяющихся на бледном лице. В ее мальчишеских повадках, в том, как она стояла перед полицейским, засунув руки в задние карманы брюк и выпятив вперед уже наметившуюся грудь, сквозил открытый вызов.

Джейсон с любопытством наблюдал за происходящим сквозь прикрытые ресницы и, забыв о своем намерении поспать, внимательно прислушивался к разговору.

Полицейский требовал от девочки назвать себя, угрожая запереть ее за решеткой на всю ночь. Та упрямо сжимала губы, гордо вскидывала подбородок и упорно молчала.

Полицейскому наконец надоело такое бесполезное занятие, и он ушел. Девочка вздохнула и сразу сникла, моментально потеряв весь свой воинственный вид. Теперь она сидела нахохлившимся воробьем на жесткой скамье и казалась еще меньше.

— Попадет теперь от родителей? — участливо спросил Джейсон, не удержавшись.

Девочка подняла голову, и он увидел, что глаза у нее были особого, невероятного сине-фиолетового цвета, глубокие, пронзительные и в то же время отчаянно доверчивые. Из таких вот девчонок вырастают потрясающие женщины, разбивающие мужские сердца, подумал он. Девочка пристально посмотрела на него своими невозможными глазищами и, тяжело вздохнув, грустно кивнула:

— Попадет.

На вопрос как ее зовут, она, выпятив нижнюю губу, назвалась Мэри Смит. Джейсон усмехнулся, сказав, что ни в жизнь не поверит, что это ее настоящее имя. И тут же уверил моментально насторожившуюся девчонку, что уж его-то, товарища по несчастью, можно не опасаться.

Девчонка прищурила глаза, поджала губы и смерила его оценивающим взглядом. Видимо, результат осмотра ее удовлетворил, потому что она шмыгнула к краю скамейки, который упирался в решетку, разделявшую их камеры, и жестом позвала его подвинуться поближе. Такая конспирация выглядела забавно, так как глупо полагать, что дежурный будет караулить под дверью всю ночь и прислушиваться, о чем они шепчутся. Но Джейсон деликатно сдержал улыбку, опасаясь насмешкой обидеть свою нечаянную соседку по камере. Он с серьезным видом прожженного заговорщика тоже сел на край скамьи и прислонился щекой к решетке.

Девочка на всякий случай еще раз оглянулась на дверь, убедилась, что она заперта, приникла к решетке и торопливо прошептала свое имя ему на ухо, обдав его теплым дыханием, от которого по спине молодого человека пробежали мурашки. Джейсон задумался на минуту и тихим шепотом объявил, что в целях конспирации он будет называть ее не Самантой, а Крошкой Сэм. Прозвище привело девочку в восторг — вроде и ее настоящее имя, а никогда не догадаешься, что ее и в самом деле зовут Сэм.

— А как тебя зовут? — тут же полюбопытствовала новоокрещенная Крошка Сэм.

— Коул, — сказал Джейсон не задумываясь.

Сколько он себя помнил, его всегда так звали друзья. Только преподаватели в колледже упорно именовали его мистером Коулманом, вызывая у него неприязнь. Какой из него мистер Коулман. Коул он и есть Коул, Джей Коул. До мистера еще надо дорасти, а расти до него как-то не хотелось. Какая уж тут радость быть безликим мистером Коулманом. Тем более что первая часть его фамилии, звучавшая больше как прозвище, как нельзя лучше подходила к его внешности: Джейсон был темноглазый и темноволосый. А когда, подражая своим музыкальным кумирам, он перед выступлением в небольшом клубе подводил и без того темные глаза, это прозвище казалось его второй натурой.

Так студент предпоследнего курса, будущий рок-музыкант, и девочка-школьница познакомились в полицейском участке.

Саманта сразу расположила к себе Джейсона, и ему захотелось как-то приободрить ее. Он понимал, что, несмотря на показную браваду, у той, скорее всего, коленки трясутся от страха.

Он начал напевать ей свои песни и песни любимых музыкантов, жалея лишь о том, что его гитару увезли друзья. Он импровизированно отбивал ритм руками по коленям и притоптывал ногой, а гитарные проигрыши изображал пантомимой «крутой гитарист» с забавным, но от этого не менее приятным подвыванием голосом.

Саманта с ногами забралась на скамейку и не сводила с него восторженных глаз. Она зачарованно слушала его низкий голос, тревожные мысли по поводу последствий ее ареста отступали, и страхи ее рассеивались.

Так прошла ее первая и последняя ночь в камере. Этот арест оказался решающим в судьбе Крошки Сэм.

Неизвестно по каким каналам сведения о задержании Саманты дошли до Гарри: ведь девочка так и не назвала своего имени.

Тем не менее в три часа ночи не на шутку встревоженный Гарри услышал телефонный звонок. Он весь извелся, не зная, что и думать, — Саманта не вернулась вечером с занятий по танцам. Когда он позвонил ее руководителю, тот удивленно объявил, что сам мистер Холлиуэл отпросил девочку на всю неделю еще в предыдущий уик-энд. Преисполненный дурными предчувствиями, Гарри начал обзванивать всех учителей, и везде слышал приблизительно один и тот же ответ: Саманта давно не появлялась, и он сам отпросил ее.

Кимберли все это время с невозмутимым видом сидела рядом, делая вид, что читает глянцевый журнал. На самом деле она внимательно следила за мятущимся по гостиной мужем, и в ее глазах явно читалось: сам виноват, распустил девчонку, ее бы выпороть пару раз и дома запереть. Обеспокоенный отец не замечал этого насмешливого взгляда, и миссис Холлиуэл мудро молчала, понимая, что в данный момент такое ее поведение наиболее соответствует ситуации. Вот если бы Гарри сам попросил ее совета…

Когда в тишине раздалась громкая трель телефонного звонка, Гарри пулей кинулся к телефону. Семейный адвокат, которому он позвонил, как только узнал о прогулах девочки, пообещал все выяснить и вот теперь звонил мистеру Холлиуэлу, чтобы сообщить об аресте дочери. Гарри молча выслушал его, побледнел, почувствовав слабость в ногах, попытался сесть в ближайшее кресло, но не дошел и рухнул прямо на ковер, выронив трубку. Кимберли испуганно подскочила к нему, одной рукой хватая телефонную трубку, другой пытаясь прощупать пульс на неподвижной руке.

С микроинсультом мистер Холлиуэл попал в больницу. Арест его дочери за несколько дней до выборов в Сенат, на которые Гарри возлагал большие надежды, ради чего все и затеивалось, мог стать ударом для карьеры. Поэтому за дело был вынужден взяться их адвокат, Мартин Торнтон, а также доверенные лица из избирательной команды Холлиуэла.

Ближе к утру мистер Торнтон приехал в полицейский участок. Когда его высокая сутулая фигура возникла в дверном проеме, Саманта подскочила со скамейки. Она плохо знала этого человека, но инстинктивно побаивалась.