— Что ж, — попробовал он перейти на более небрежный тон и улыбнулся, — если вы решитесь сменить Эм подгузник, то сможете лично удостовериться в сходстве.

— Смена подгузников входит в разряд отцовских обязанностей, — отчеканила Сидни. — Вам пригодится такой опыт.

Его улыбка растаяла. Ему еще долго предстояло менять подгузники, кормить дочь с ложечки протертым пюре, чистить все вокруг, вытирать сладкие чайные лужицы и собирать опрокинутые тарелочки. Однообразная череда дней, недель, месяцев замелькала перед ним, лишив последних сил, воздуха, желаний.

Стоп, нет! Только не желаний.

Губы Сидни изогнулись в восхитительной полуусмешке и вызвали картины страстных ночей, наполненных нежными, долгими поцелуями. Его тело напряглось. Глядя на нее, Люк был готов послать все к черту, забыть о своих обязанностях… как когда-то поступил его отец.

— Возможно, вы правы. — Конечно, нужно время, чтоб холостяку превратиться в заботливого отца. — Безусловно, — добавил он уже с большим воодушевлением и решимостью, — вы правы. — Мужчина присел на подлокотник дивана и усадил дочь к себе на ногу. Она болтала ножками и радостно пищала. — Шейла не оставила мне выбора. Она просто подкинула Эмили и вылетела ближайшим рейсом.

— Какой ужас!

Он пожал плечами.

— Наступил мой черед. Мать сказала, что свое дело сделала. И оставила мне Эмили с сопутствующими документами об опеке, подписанными и скрепленными печатью.

— Вы никогда не ставили вопрос о браке?

Ее слова удивили Люка. Он покачал головой.

— С нелюбимым человеком? Нет. Понимаю, это звучит ужасно. Но Шейла относилась к этому точно так же.

У Сидни дернулась бровь, и Люк понял, что вызвал ее неодобрение. Что-то в этой женщине — то ли нежный овал ее лица, то ли огненно-рыжие волосы, подчеркивающие бледность кожи, то ли сиявшие как сапфиры ярко голубые глаза — заставило его выпрямиться и дать себе слово впредь воздерживаться от циничных замечаний.

Эмили агукнула и улыбнулась ему так, что у него растаяло сердце. Его дочь. Он и не подозревал, что способен на столь сильные чувства, на столь нежную заботу и глубокую привязанность. Каждый раз, стоило ему только взглянуть на малышку, он испытывал восторг. Он мог часами наблюдать, как ее крохотные пальчики обвивались вокруг его пальцев, как ее ротик приникал к бутылочке, как в ее глазках сияли искорки.

— Она выглядит счастливой и здоровой, чего еще вам желать? — Сидни так прижала сумку к животу, что косточки ее пальцев побелели. Она сделала шаг назад, словно пятилась к двери.

У Люка участился пульс. Сидни нельзя отпускать. Ему нужна ее помощь. Слишком много оставалось вопросов, слишком много неизвестных тропок в этой Стране Чудес. Кажется, Сидни знает ответы, которые он отчаянно искал.

Люк посадил Эмили в манежик. Взъерошив волосы, он стал прохаживаться около этого сетчатого загончика, отрезая Сидни путь к отступлению.

— Сидни, мне нужна помощь, — откровенно, с отчаянием в голосе, признался он. — Я не представляю себе, что делать. Я единственный опекун ребенка… моего собственного ребенка. Мне тридцать пять лет, у меня сложились определенные привычки. Я слишком безответственный. — Он искоса взглянул на нее. — Мне это говорили все бывшие подруги.

— Но мать Эмили не говорила, верно? — спросила Сидни.

Люк прикрыл ладонями свои воспаленные глаза, и ему вдруг ужасно захотелось забраться в постель на сутки. Он смутно помнил, что такое сон. Он ни разу не выспался с тех пор…

С тех пор как появилась Эмили.

Как по подсказке, его десятимесячная дочь взмахнула кулачками и издала вопль. Ее личико искривилось, глазки крепко зажмурились. Она была хорошенькой малышкой… пока не начинала реветь, срыгивать или не принималась еще за какое-нибудь не слишком приятное дело, которыми обычно занимаются младенцы. И которых оказалось гораздо больше, чем он мог себе представить.

Головная боль, как дорожный каток, снова наехала на Люка и уничтожила его терпение.

— Ну как, черт побери, я должен справляться с этим? Я не знаю, чего она хочет, не знаю, что ей нужно. Если б она хоть умела говорить!

— Барашек. — Сидни улыбнулась. По-настоящему улыбнулась. Сияние ее улыбки окончательно вывело Люка из равновесия. Ему хотелось чертыхаться и целовать ее. Ну что ее так забавляло? Визг Эмили как нож пронзил его затылок. Но совершенно выбили из сил соблазнительный изгиб женских губ, искрящиеся глаза, блеск помады. — Она требует своего барашка, — в ее голосе слышалась смешинка.

Люк оцепенел и только пялился на нее.

Сидни опустилась на колени и, подняв с полу барашка, сунула его в руки Эмили.

— Видите? Теперь она довольна.

— Я так и знал, Рокси не ошиблась. Вы умеете обращаться с детьми.

Она прищурила глаза.

— Тут особого дара не нужно.

— Но вы же вырастили своих братьев и сестру?

— Помогла вырастить. — Она искоса посмотрела на Эмили. — Мне было девять лет, когда умерла мама и на меня свалились заботы. Сестренка Дженни была моложе вашей дочери. А сорванцы, мои братья, чуть постарше. Так что мне рано пришлось заняться сосками и бутылочками. — И Сидни улыбнулась.

Итак, с ее квалификацией все ясно. Люк снова стал шагать взад-вперед, жалея, что у него не было ни братьев, ни сестер. Науку о младенцах он постигал авралом в течение прошедшей недели, но так и не постиг.

— Я во многом не разбираюсь. Например, достаточно ли она спит? — Он снова взъерошил свои волосы. Вопросы возникали и подскакивали в голове, как шарики пинг-понга. — Стоит ли держать пиво в холодильнике? Вдруг она до него доберется? Не выкинуть ли спортивный журнал с девушкой в купальнике на обложке? Вдруг он дурно повлияет на нее? А что…

— Стоп, — сказала Сидни, и ее улыбка расползлась шире. — Вам не скоро придется беспокоиться о кавалерах и свадебных расходах.

Он почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

Она засмеялась, и ее смех зазвенел как колокольчик. Ее обаятельная улыбка дополнилась ямочками на щеках. Это окончательно добило Люка. Он с неприязнью констатировал ответную реакцию собственного тела. А Сидни меж тем избавилась от скованности. Она расслабила плечи, и ее сумка сползла на пол.

Чувствуя себя как растяпа, прозевавший решающий мяч в финале Суперкубка, Люк снова опустился на подлокотник дивана.

— Я успел слишком глубоко погрязнуть в заботах, так?

Она доброжелательно подмигнула ему.

— Пожалуй, чуть-чуть. Родительская роль не сводится к списку того, что «надо» и «нельзя».

— А нет ли какого-нибудь справочника, который от меня утаивают?

— Нет. Ни одному справочнику не вместить того, что вам надо знать об искусстве быть отцом.

Люк потер подбородок, и щетина поцарапала ему ладонь. Он взглянул на Сидни и вдруг почувствовал себя помятым и неухоженным. Когда он в последний раз брился? Такой женщине, как Сидни, наверняка нравятся элегантные стройные красавцы.

Люк мысленно одернул себя: какое ему дело до того, побрился он утром или нет? Ему просто нужна консультация в одном вопросе взамен консультации в другом. Чихать он хотел на ее одобрение! Не на свидание же с ней ходить.

Возвращаясь к более насущным проблемам, Люк задал вопрос:

— Вы считаете, что мне этого не постичь?

Она сделала шаг к мужчине и опустила руку ему на плечо.

— Отнюдь нет.

Ее прикосновение не успокоило. Наоборот, оно усилило кипение в крови. Она возбудила в нем мысли о таинственном лунном свете в знойную летнюю ночь. Такие мысли, которым не стоило давать воли в комнате, где находилась его дочь. Обуздав внезапно возникший интерес к этой женщине, словно набросив сеть на дикого зверя, он перевел взгляд на Эмили и сосредоточился на ней. Его дочь сидела, вытянув пухлые ножки, и жевала ухо своего барашка. Вот кто теперь играл в его жизни главную женскую роль.

— То, что вы испытываете, — нормальные родительские чувства, естественные страхи и беспокойства. Смиритесь с тем, что будете совершать ошибки. Их совершали и ваши родители, и мои, и тем не менее мы выжили.