— А нельзя ли мне провести ночь в холле? Я не доставлю никакого беспокойства.

— Это запрещено, мисс. Не разрешается никого пускать сюда на ночь. Мне очень жаль. — Он развел руками, явно не испытывая ни малейшей симпатии к девушке, уволенной одной из самых богатых клиенток отеля. Как всегда: кто богат — тот и прав. Жанна оказалась в числе изгоев, утративших милость сильных мира сего. Ей оставалось выйти на улицу и попытаться найти пристанище где-нибудь в другом месте. Но ведь уже поздно, подумала она, отели, должно быть, все заполнены, а перспектива провести ночь на скамейке — малопривлекательна.

Жанна стояла у стойки, размышляя и колеблясь. В это время портье отвернулся, чтобы ответить на телефонный звонок. Тогда, подчиняясь инстинктивному порыву, Жанна схватила регистрационную книгу и принялась просматривать фамилии постояльцев. Почти сразу же ей в глаза бросилось знакомое имя, и, не дожидаясь, пока портье повернется обратно, она торопливо скользнула на лестницу и бегом устремилась на третий этаж.

Конечно, это безумие, но ей больше не к кому обратиться. Жанна нажала кнопку звонка на двери апартаментов дона Рауля и, полуживая от волнения приготовилась увидеть его. Прошло несколько минут… Она заставила себя позвонить снова.

В устланном коврами коридоре царила тишина. Только из сада раздавалось отдаленное стрекотание цикад. Господи, до чего же неприятное положение! И все-таки лучше обратиться к внушающему страх испанцу, чем возвратиться к Милдред Нойес. Что угодно, лишь бы не дать повод этой женщине торжествовать, не видеть ее ликующего лица.

Дверь неожиданно распахнулась, и перед Жанной предстал дон Рауль, облаченный в темный шелковый халат, с растрепанными после сна волосами, удивленно глядя на дрожащую всем телом девушку.

При виде чемодана брови его поднялись еще выше.

— Вы что же, уезжаете и выбрали именно этот час, чтобы сказать мне последнее прости?

— Милдред прогнала меня, — выпалила Жанна, — а у портье не нашлось свободной комнаты. Я — я не знаю, что делать. Уже поздно, а бродить по улицам страшно.

Глаза испанца сузились, и он резко втолкнул ее в комнату, захлопнув за собой дверь. Жанна стояла, едва дыша, маленькая и хрупкая по сравнению с его высокой сильной фигурой.

— Может, вы уговорите портье разрешить мне переночевать в холле отеля? Ведь вы-то один из самых знатных постояльцев, а я выгляжу девчонкой, по собственной глупости потерявшей работу.

— Так вы в затруднении, — протянул он задумчиво. — А что произошло? Хотя, погодите, я и сам могу представить. Мадам набросилась на вас с упреками, а вы, собравшись с духом, осмелились наконец выступить в свою защиту, за что и оказались мгновенно уволены? Так ведь?

Жанна кивнула.

— Да, вы почти угадали.

— Почти? А что еще?

— Я… я сказала, что мне предложили кое-что другое. И что я тоже уезжаю с Ривьеры.

— И она велела вам выметаться сию же секунду, да?

— Вы прямо повторяете ее слова. Она была до ужаса обозлена и раздосадована.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул он весело. — Потерять такую безропотную помощницу, настоящую девочку на побегушках. Забавное у нее, наверное, было выражение лица, когда вы вот так взяли, да и ушли, хлопнув дверью.

У Жанны вырвался нервный смешок:

— Все вообще выглядело крайне нелепо, какой-то фарс, да и только. Ведь могла же она оставить меня до утра, а вместо этого… Я оказалась на мели и даже без ночлега.

— Да, какая неприятность, — произнес испанец с каким-то угрожающим мурлыканьем в голосе. — И вы пришли ко мне, хотя всего лишь час назад унеслись от меня с такой скоростью, словно за вами гнался тигр.

Жанна посмотрела на него. Конечно, глупо было и ждать от Рауля Сезар-бея чего-нибудь, кроме насмешек.

— Простите, что разбудила. Наверное, мне лучше уйти…

— Вам лучше остаться, — возразил он. — У меня нет ни малейшего желания препираться с ночным портье, а близлежащие отели, скорее всего, заполнены туристами. Позвольте спросить: когда вы сообщили мадам Нойес, что вам «предложили кое-что другое», то имели в виду Марокко? Значит ли это, что вы переменили решение?

— Если у вас ничего не изменилось, дон Рауль, — Жанна смело встретила его взгляд. — Я много сил потратила на Милдред Нойес, а в награду меня назвали воровкой…

— Почему же?

— Я взяла на один вечер столу Милдред, вы, наверное, обратили на нее внимание. Хозяйка всегда возвращалась из казино поздно, но тут случилось обратное. Должно быть, не везло в картах… Ее величество уже ждала меня, обвинила в воровстве и, вообще, старалась всячески унизить.

— Ваша бывшая хозяйка очень эгоистична и с черной завистью смотрит на любую юную девушку, обладающую не пышными мехами, а стройной фигуркой. — Взяв чемодан Жанны, дон Рауль другой рукой обнял девушку за плечи и повел ее из маленькой прихожей в гостиную. — Садитесь, я налью вам бренди. Вы дрожите.

— Я… Должна признаться, что я очень переживаю, сеньор. Не выношу скандалов и ссор, но Милдред говорила со мной так, словно я — полное ничтожество или уличная девка.

Наливая бренди в две сферические рюмки, испанец рассмеялся. Потом, держа обе рюмки в одной руке, подошел к Жанне, забившейся подальше в угол мягкого кожаного дивана.

— Выпейте, Жанна. Это успокоит ваши нервы и несколько смягчит драматизм ситуации. Так, говорите, «уличная девка»?

Что ж, вы оправдаете ее ожидания, если проведете ночь здесь. За несодеянное людская молва судит так же, как и за содеянное.

— Что вы хотите сказать? — глаза Жанны расширились, а рюмка едва не выпала из руки.

— Вы лучше отхлебните хороший глоток, — посоветовал он, с иронией глядя на ее растерянность.

Она послушно выпила бренди, старясь не морщиться, а испанец пристроился рядом, на валике дивана, и тоже сделал глоток.

— Идти вам некуда, Жанна, так что предлагаю остаться здесь.

— Нет, это исключено, я не могу!

— Уверен, что можете. — Улыбающиеся глаза смотрели прямо на нее: на дне их таилось непонятное выражение. — Если накинуть на этот диван покрывало с моей кровати — получится прекрасная постель. Я бы предложил вам свою, но просто не хочу отпугивать вас теперь, когда вы так смело сразились с драконом Милдред и пришли ко мне. Известно ли вам, что, когда житель пустыни принимает кого-либо под сенью своего шатра, он считает страшным грехом воспользоваться доверием гостя?

— Но это — не шатер в пустыне, — от событий этой странной ночи и рюмки бренди у Жанны слегка кружилась голова. — Если утром кто-нибудь увидит, как я выхожу из вашего номера… Ну, да что там, вы же знаете, каковы люди! Сразу пойдут разговоры, что вы и я… — и она беспомощно остановилась, жарко покраснев от смущения.

Дон Рауль приложился к рюмке, смакуя бренди.

— Собака лает, ветер носит, сеньорита. Пустые слухи не могут задеть, если мы сами знаем, что невинны, как младенцы.

Жанне оставалось только улыбнуться. Все-таки со своей непосредственностью дон Рауль совершенно не похож на других мужчин. Она подумала о нем со все растущей теплотой, но вслед за этим ей мгновенно пришло в голову: если на утро она уйдет из его номера такой же невинной, какой пришла, то исключительно потому, что нужна ему для роли Хойосы, девушки, которая от него сбежала. Он и целовал-то ее возле отеля только потому, что вспомнил свою бывшую невесту. Неожиданная догадка так больно ранила ее, что по сравнению с этим болтовня и сплетни показались девушке мелочью.

— Я… мне некуда идти, — она уже почти засыпала и мечтала только об одном: вытянуть поудобнее ноги, устроиться на этом мягком диване и нырнуть в сладкое успокаивающее забытье.

— Снимите туфли и платье, — приказал дон Рауль. — Я подложу вам под голову подушку и укрою покрывалом, и спите себе сном младенца, не беспокоясь о том, что будет завтра.

Он вышел в соседнюю комнату, а Жанна растроганно подумала, каким добрым он стал теперь, когда она доверилась ему. Ей уже снился какой-то сон, когда дон Рауль вернулся со стеганым покрывалом и подушкой и стал у дивана, рассматривая ее. Туфель и жакета на ней не было, а вот юбка еще оставалась.