— О чем же вы сейчас думаете? — Дон Рауль уже утолил первый голод и уставился на Жанну насмешливым, как всегда, взглядом. — Наверное, о том, что все это весьма отличается от жизни в обществе мадам Нойес?

— О да, просто нет слов, — воскликнула она с восторгом и удивлением. — Иногда я думаю, что все это мне только снится.

— Но сон-то, уж верно, приятный, да, Жанна?

— Конечно, сеньор, — и она взяла еще чашечку кофе: он пах великолепно, а вкус был просто райский.

— Вчера вы были замкнуты, сегодня уже улыбаетесь. Я уверен, вы чувствуете в душе зов пустыни. Это глас самой судьбы, Жанна! В мире нет ничего более неуловимого — и более неодолимого. Взгляните! — он показал на небо: в глубокой синеве серебряной стрелой мелькнула падающая звезда. — Ковер человеческой жизни ткет только судьба, и в ночной пустыне это понимаешь яснее, чем где бы то ни было. Здесь становишься безыскусным, как ребенок и открываешь для себя незамысловатый секрет человеческого счастья. Когда струны извечной тишины звенят в унисон со звездами, твоя душа словно парит на крыльях, и ты чувствуешь себя открытым всему прекрасному.

— Да вы поэт, сеньор.

— В моей душе звучат голоса предков из Андалузии и Аравии.

В глубине черных глаз дона Рауля плясали искорки, Жанна загляделась на него, не в силах оторваться.

— Хотя бабушка — чистокровная берберийка, кожа у нее: такая же молочно-белая, как и у вас. Вы знаете, что слово «бербер» происходит от слова «варвар»?

— Нет, но верю вам на слово, — она слабо улыбнулась, взволнованная и его близостью, и тем, как пристально он изучает ее шею в вырезе пиджака.

— Я смущаю вас?

— Я… просто никогда не поймешь, о чем же вы думаете.

— В данный момент — о том, что вы, с вашими светлыми волосами и голубыми глазами, словно омыты свежими водами родника и от вас веет его прохладой и чистотой.

Щеки Жанны были сейчас вовсе не так прохладны, как ему казалось, и она торопливо перевела разговор на менее личные темы.

— Расскажите лучше о своей бабушке! По вашим словам, она очаровательна!

— Первая из двух самых обаятельных и загадочных женщин, которых я когда-либо встречал. — Дон Рауль полулежал, опершись на локоть; он наслаждался теплом костра, словно большой, сытый, лениво мурлыкающий кот. — Знала она и счастливые, и мрачные времена, пережила трагедию, потеряв двух сыновей: одного убили на войне в Испании, другой утонул в море… Это был мой отец. Бабушка — редкостная красавица; как и большинство женщин, она радуется, когда удается сделать все по-своему, и ужасно злится, если судьба рушит ее планы. У нее удивительно жизнелюбивый и твердый характер. Мужчины с радостью уступают ей, хоть это и не всегда мудро. Впрочем, и я всегда потакал ей в отношении Хойосы, прекрасно понимая, что моя нареченная невеста совсем мне не подходит. Но теперь-то уж мы поборемся, и принцессе придется уступить.

— Ну да, — нервно улыбнулась Жанна, — а я окажусь в центре вашей борьбы, и вы разорвете меня на части.

— А может, вы понравитесь моей бабушке.

— Что поставит вас, сеньор, в еще более затруднительное положение, — расширившимися, посветлевшими глазами Жанна пристально смотрела на огонь. — Она ведь может всерьез подумать, что вы… намерены жениться на мне.

— Конечно, может, nina.

— Дон Рауль, вы недавно говорили, что ради дорогого вам человека готовы пожертвовать чем угодно!

— Жизнь с той, кого я люблю, стоит любой жертвы. Ведь по вероисповеданию я католик и если беру женщину в жены, то беру ее навсегда. У бедуина жизнь проще. Он может жениться в понедельник, а в пятницу уже развестись, если ему что-то не понравилось. Законы ислама не привязывают его к женщине навечно, коль скоро она отличается от него темпераментом… и вообще лишена того, что наполняет брак волнующей страстью.

— Как это странно…

— Бедное дитя, — испанец нежно взял ее за руку и коснулся кольца с изумрудом. — Столько событий произошло всего за несколько дней, что ваша головка просто кругом идет. На сегодня больше ни слова о том, что ждет нас в Эль Амаре. Пусть судьба несет вас на своих волнах, ибо предназначенное ею свершится, независимо от нашего желания. Она сама подскажет выход из ситуации, которая сейчас кажется странной и запутанной.

— То есть, по-вашему, нужно все пустить на самотек? А если…

— Не тревожьтесь, chica, — в голосе дона Рауля появились лукавые нотки. — Я уверен, сейчас вы расфантазировались, что, оказавшись в пустыне с мужчиной, вам придется отражать свирепые атаки этого варвара и вас силой подчинят своей воле. Поверьте, так происходит лишь в романах мадам Нойес. Вы свободны и сможете покинуть Эль Амару, как только пожелаете.

— Независимо от желания принцессы?

— Но, Жанна, принцесса ведь не распоряжается вашей судьбой.

— А вы, дон Рауль?

— Только в том, что сейчас обязан довести вас в целости и сохранности до Эль Амары. Однако в любую минуту вы можете вернуть кольцо и возвратиться в Англию.

— А мне казалось, окончательное решение за вами, сеньор.

— Не совсем. Если месяц жизни в оазисе покажется вам слишком долгим сроком, я не буду препятствовать вашему отъезду. А вы не допускаете, что можете полюбить мою семью?

— А вдруг и в самом деле полюблю? Что ж тогда? — за легкой ироничностью Жанны крылось напряжение, с которым она ждала ответа. Стараясь не выдать себя, она с напускной небрежностью стала перебирать свои амулеты, золотые безделушки, отражавшие свет костра.

— Тогда на souk в Эль Амаре, вероятно, появится новинка — английская чайная. Ведь вы могли бы остаться и открыть ее там, — тон его стал небрежным.

— Чудесная идея! — Жанна старалась говорить так же небрежно, словно и не ждала другого тона беседы. Да и кто она такая, в конце концов… Так, игрушка в чужих руках. Можно подумать, дона Рауля и в самом деле заботит, чем она станет заниматься в будущем… Ракель и бабушка — вот дорогие ему женщины. А мостиком между ними послужит она, сиротка из Англии, которую отошлют назад, как только принцесса убедится, что счастье ее внуку принесет лишь выбранная им самим женщина. — Я обдумаю это, сеньор.

— Имеете в виду чайную на souk?

Она улыбнулась:

— Прекрасно представляю себя в строгом темном платье и крахмальном переднике, подающую чай закутанным до глаз арабам.

— Вы будете выглядеть очаровательно, — усмехнулся дон Рауль. — Придется и мне навещать вас, чтобы попробовать чаю с печеньем. А пока налейте-ка мне чашечку кофе, и еще я бы съел вот тот инжир.

Жанна взяла самую сочную ягоду и с улыбкой, выдававшей ее истинные чувства, поднесла к его губам. Он открыл рот и крепкими белыми зубами впился в этот лакомый кусочек, неотрывно глядя на девушку черными бездонными глазами, непостижимыми, как лежащая вокруг них пустыня.

Воцарилось неловкое молчание, и Жанна, отвернувшись, уставилась в темноту. Казалось, в ночном воздухе, пронизанном ароматами этого волшебного места, возникла какая-то странная вибрация, и девушка потеряла представление о времени. Тишину нарушал лишь отдаленный вой шакала, вышедшего на охоту, да потрескивание тамарисковых сучьев в костре, от которого во все стороны летели искры.

Ночь властвовала вокруг, полная тайн, захватывающей дух свободы и пыла, чистого, словно звезды в небе, далекие и в то же время такие доступные, что, казалось, их можно потрогать руками.

Дон Рауль сравнил пустыню с женщиной. Она, действительно, была манящей и соблазнительной, как восточная гурия, закутанная в плащ и украшенная драгоценностями.

— Какой вокруг мир и покой, — прошептала Жанна. — Во всем чувствуется нечто первозданное, какая-то близость к сути вещей.

— А городская ночь кажется искусственной, правда? Неоновые огни, высокие здания, пары, ищущие уединения в полумраке бистро, где из радиоприемников вырывается джаз. Человек создал цивилизацию, от которой сам же пытается найти спасение.

— Однако все говорят о необходимости прогресса, — заметила Жанна.