— Попросить меня вы, конечно, можете, — медленно произнес он, — да только я вашей просьбы не выполню. Милая моя, вы бы не пришли ко мне на свидание, надев новое платье, если бы не решились отведать запретного плода.

— Сказать по правде, мне не очень нравится, как вы этот плод преподносите!

Он рассмеялся.

— Как же легко растревожить маленькую птичку, которую Милдред Нойес держит у себя в клетке! Готов держать пари — чем дольше вы пробудете в услужении у этой женщины, тем больше она будет подрезать вам крылышки, пока, наконец, не лишит сил улететь от нее. Что вас пугает больше — ужин со мною или такая мрачная перспектива? Как житель пустыни могу сказать с уверенностью: гриф гораздо страшнее ястреба, а именно хищного грифа напоминает ваша хозяйка. И вообще она мерзкая особа. Только берет и ничего не дает взамен. Требовательна ко всем окружающим, но только не к себе. Высокомерна и не обладает ни каплей доброты.

— А в вас самих есть хоть капля доброты, сеньор? — вырвалось у Жанны прежде, чем она успела сообразить, что слова ее могут быть истолкованы неправильно. В них явственно слышалась просьба о снисхождении. Девушка испугалась, как бы дон Рауль не подумал, что она нуждается в его доброте и внимании, что они ей желанны и приятны. — По-моему, вы тоже любите настаивать на своем. Тогда, в саду, донья Ракель плакала из-за каких-то ваших слов — трудно было этого не заметить.

— У бедняжки последнее время глаза на мокром месте: стоит только произнести имя мужа, как слезы катятся градом.

Жанна припомнила, что донья Ракель была одета в серо-фиолетовое платье, цвета траура, и поняла, что бедная женщина овдовела совсем недавно. Машина остановилась у светофора. Дон Рауль взглянул на свою спутницу: его черные глаза южанина встретились со светлым взглядом британки.

— У вас никогда не было семьи, сеньорита, но, полагаю, вы можете представить, каково потерять любимого человека, особенно молодого, у которого жизнь еще впереди.

— Да, должно быть, для нее это большое горе. А теперь ей придется одной воспитывать детей.

— Ну, надеюсь, со временем она снова выйдет замуж… с ее-то красотой.

Машина снова двинулась вперед, и Жанна заметила, что пальцы дона Рауля с такой силой впиваются в руль, словно его одолевает какое-то беспокойство.

— Столик в «Персидском зале» уже заказан. Думаю, раньше вам не доводилось пробовать шампанское, этот напиток свободы.

Жанна нервно расправила на груди позаимствованную у хозяйки столу, в золотистом блеске которой тоже было нечто пленящее, зачаровывающее. Совершенно ясно, что лучше бы ей освободиться от чар этого человека, пока вино и полумрак еще более не усилили соблазна. Такого мужчины она никогда прежде не встречала и хорошо понимала, насколько неспособна противиться его обаянию, необычным знакам внимания, как изголодалась ее юная открытая душа по доброте и ласке. Жанна была перед доном Раулем как на ладони и он вполне мог воспользоваться ее беззащитностью.

— Интересное вы существо, Жанна Смит. Не щебечете, не пытаетесь кокетничать. Я начинаю подозревать, что вы совсем не знали мужчин.

— Ваше предположение вполне справедливо, поскольку я не слишком красивая и веселая девушка.

— Вы считаете себя скучной дурнушкой?

— Без этого красивого оперенья — да.

— Что же, действительно, любая женщина чувствует себя привлекательней, когда прихорошится и почистит перышки, — согласился он. — Но вы некрасивы только в собственных глазах, а мадам Нойес, без сомнения, к собственной выгоде укрепляет в вас это мнение. На самом деле, Жанна, у вас глаза — необыкновенной голубизны, а волосы — мягкие, словно у ребенка. Что вы на меня смотрите с таким негодованием? Не нравится выглядеть юной и невинной?

— Сейчас я чувствую себя скорее испорченной.

— С чего это, скажите на милость? В душе вы все равно останетесь нежной, насмерть перепуганной юной девчушкой, осмелюсь заявить, ни разу еще не целованной.

— И вы, дон Рауль, намерены исправить подобное упущение? — Щеки Жанны заалели, но голос звучал спокойно. — Так вот, может, это вас и удивит, но я поехала с вами вовсе не потому, что истосковалась по мужским объятиям. Я совершенно не жажду поцелуев первого встречного, волею случая оказавшегося богатым и красивым!

— Я никогда так и не думал, — дон Рауль несколько растягивал слова. — Не в моих правилах обольщать девушек для удовлетворения своих мужских потребностей, chica [5]. Я не герой романа Милдред: шейх, похищающий белокожую девушку с глазами, как небо на рассвете, — и мы не в пустыне. Здесь — Лазурный берег, и мы едем на ужин в ресторан. Впрочем, нас ждет там серьезный разговор.

— О чем же мы станем говорить?

— Вы все узнаете в свое время, — с этими словами он припарковал машину возле «Персидского зала», белый купол которого светился в темноте. Швейцар, облаченный в традиционный персидский кафтан и шелковый тюрбан, проводил их в фойе, где царил приятный полумрак. На мягком ковре, устилавшем пол, стояли в кадках белые олеандры, а через ажурную арку был виден громадный обеденный зал со скрытыми за колоннами нишами.

Лампы, загадочно мерцавшие, словно драгоценные камни, столики с парчовыми диванами, странная ритмичная музыка, доносившаяся откуда-то, привели Жанну в полный восторг. В воздухе витал запах изысканных кушаний, смешанный с ароматом роз, которыми были увиты мраморные колонны. Посетители разговаривали вполголоса, словно им передавалась общая атмосфера интимности и таинственности.

Официант проводил их к стоящему в углу столику рядом с аркой. Поодаль среди цветов в полумраке весело играл фонтан.

«Персидский зал» был похож на восточный дворец, и Жанне казалось, будто ее, словно на ковре-самолете перенесли в сказку. Совершенно зачарованная, она внезапно почувствовала прикосновение сильных пальцев, снимавших с нее столу. Рауль Сезар-бей прекрасно вписывался в здешнюю экзотическую обстановку и даже стал как будто еще красивее и опаснее, словно похожие на самоцветы лампы из граненого стекла, зажженные официантом у столика, ярче высветили арабское происхождение спутника Жанны.

— Садитесь, Жанна, прошу вас.

Девушка послушно уселась на диван, дон Рауль расположился рядом и долго разглядывал ее, словно оценивая про себя нежность ее тонкого лица, соблазнительную стройность обнаженных плеч, которую еще более подчеркивали расшитые драгоценными камушками бретельки. Жанна вся напряглась, почти физически ощущая взгляд горячих черных глаз, устремленных на ее шею, на невинный изгиб юной груди.

— Просто поразительно, — прошептал он. — С трудом верю глазам своим.

— Дон Рауль, — она нервно улыбнулась, — неужели ваша чековая книжка способна творить чудеса, подобно волшебной палочке, и я превратилась из гадкого утенка в прекрасного лебедя?

— Извините, — он качнул головой, — я думал совсем о другом, но об это мы поговорим позже, после того как выпьем вина, поужинаем и вы успокоитесь.

Жанна испытывала любопытство и легкий страх, ей было непонятно, что же будет дальше. Казалось, дон Рауль собирается о чем-то попросить, и она страшилась этого, ощущая, как ее одинокое неискушенное юное сердечко раскрывается навстречу этому человеку и поддается его обаянию.

Нет, нужно выпить шампанского, может, оно придаст ей храбрости и поможет устоять перед его чарами.

Ужин доставил Жанне огромное удовольствие. Она была уверена, что запомнит его надолго. Наконец принесли коктейль: коньяк с ликером, в котором пламенели кусочки сливы. Высокие бокалы медово светились, а нежные сливы просто таяли на языке. Тихие звуки протяжных восточных мелодий наполняли зал, и время от времени слышался легкий шорох: это из сада на свет настольных ламп летели трепещущие мотыльки.

— А теперь выпьем кофе, да? — испанец улыбнулся, глядя, как Жанна по-детски наслаждается сливами. — Вижу, вам нравится и загадочность «Персидского зала» и здешняя музыка. А мне все это немного напоминает родной дом.