Оливия кивнула.

— Это очень серьезно? — спросила она, чувствуя, как заныло сердце. Ей действительно было очень жаль этого великого балетмейстера. Ведь именно благодаря «сэру Джимми» Оливия попала в то самое провинциальное турне, благодаря ему выдвинулась на заглавные роли.

— Да, теперь все изменилось, — проговорила мадам. — Джимми хотел, чтобы на его месте был Фрэнсис, но, конечно, у Ивана Дуброски великолепная репутация в Европе — он работал и в Париже, и в «Ла Скала». Он, безусловно, выдающийся мастер. Не очень тяготеет к модерну, во всяком случае — меньше, чем Джимми. Иван, как и я, обожает классику. В этом мы с ним полностью совпадаем!

«Ну что ж, по крайней мере, это неплохо», — подумала Оливия, сама более всего нацеленная на великие классические балеты.

Мадам продолжала:

— Он планирует несколько замечательных постановок для следующего сезона. Но я хочу быть с вами полностью откровенной, Оливия… Это останется между нами?..

— Конечно, — уверила ее девушка. — С ним очень тяжело общаться?

— Не то слово. Он просто сущий дьявол! У него есть личные симпатии и антипатии, но это не имеет никакого значения для тех, на кого падет его выбор. Все зависит только от того, насколько человек способен соответствовать его требованиям. У нас тут уже было несколько сердечных припадков и парочка весьма бурных выяснений отношений. Все, что от вас требуется, — я имею в виду любого артиста, — беспрекословно и точно выполнять его требования. Вне театра он может ни с кем не общаться. С Сидони Сидониа они на ножах…

— А как к этому относится Великая Леди?

— С тех пор как он появился, она за границей. Но у них вполне дружеские отношения. В этом вся проблема. Или почти вся. Он считает, что когда Леди уйдет — а та вполне серьезно стала об этом поговаривать, — нет никого, абсолютно никого, кто может претендовать на ее место; он стонет, что во всей стране не найдется ни одной достойной балерины. У нас на самом деле есть несколько очень талантливых девочек, но он упорно жаждет найти такую, которая дала бы возможность Королевскому балету заткнуть любую другую труппу мира за пояс. Вот почему, моя дорогая, вам следует узнать все это, прежде чем вы встретитесь с ним. Этот человек — фанатик. У него единственная цель в жизни; кроме балета, для него ничего не существует. Он считает себя лично ответственным за то, чтобы под его руководством искусство балета поднялось на недосягаемую высоту. Он живет только ради балета. Это его мечта и его бизнес. Он намерен найти или воспитать великую балерину, которая смогла бы полностью удовлетворить его амбиции и в то же время была его личнымсозданием.

— Все это выглядит просто пугающе, — проговорила Оливия, чувствуя, как сжимается сердце. — При сэре Джимми всегда был шанс — хотя он и был жестким наставником, — но, видит Бог, он вытаскивал из нас лучшее, на что каждый был способен. С ним тоже бывало трудно, но мы знали, что все уладится, если будешь работать до седьмого пота.

Именно так все происходило с самой Оливией, когда она начала получать признание и понимать, что открывается путь к вершинам.

— Как вы думаете, я могу на что-то рассчитывать при мистере Дуброски? — напрямую спросила девушка.

— Думаю, все зависит от вас, — ответила мадам, немного помедлив. — Если вам удастся восстановить ту форму, в которой вы были до аварии, — хотя я и не могу гарантировать, что Иван увидит в вас воплощение своей мечты, — надеюсь, у него сложится хорошее впечатление. Но, Оливия, он захочет своими глазами увидеть, на что вы способны. И ваше прошлое тут не в счет. Важно, что вы можете делать сейчас и что сможете сделать завтра.

— Он русский?

— Дорогая моя, — рассмеялась леди Мадлен, — о его национальности никто не имеет ни малейшего представления. Лично я, — она понизила голос, — верю слухам, что он родился в Бермондси! Но не дай Бог вам обмолвиться об этом. Ну ладно. Еще раз поздравляю с возвращением. Когда вы можете приступить к занятиям?

— Так я могу вернуться? Ох, да чем скорее, тем лучше! Мадам, у меня просто нет сил больше ждать!

«Еще одна фанатичка», — подумала Мадлен Дюваль, а вслух произнесла:

— Можете не беспокоиться, дитя мое. Я жду вас завтра утром. У вас сохранился тренировочный костюм?

— Разумеется. Значит — завтра!

Распрощавшись с девушкой, мадам вернулась к столу и задумчиво посмотрела на закрывшуюся за ней дверь. Легкая загадочная улыбка коснулась ее губ. «Ну, дорогой Иван, — пробормотала леди Мадлен, — неужели и она окажется не той, кого ты ищешь?»

Нанеся последний мазок пудры на слой грима, Оливия задумалась, изучая собственное отражение в зеркале. В нем отражалась и залитая светом ярких бестеневых ламп довольно тесная грим-уборная. Не апартаменты пленительной звезды, а вполне обычное рабочее помещение, каких немало за кулисами любого театра, — даже если он такой знаменитый, как «Ковент-Гарден».

Может, это и не комната звезды, зато ее собственная. До последнего дня Оливии приходилось делить одну из уборных этажом выше с шестью другими девушками. Предоставление индивидуального помещения означало, что ее считают одной из ведущих балерин театра. Но Оливия прекрасно понимала, что пока еще находится в стадии испытания: сумеет ли она показать то, чего от нее ждут? Сегодняшняя премьера — лучший способ забыть обо всех неудачах. В течение шести месяцев общения с посланцем преисподней Оливия убедилась в правоте отзыва леди Мадлен о человеке, который ныне стал главным балетмейстером. Иван Дуброски (за глаза его звали «Иваном Грозным») оказался фанатичным максималистом в той области искусства, которую он ставил превыше всех прочих.

В первый раз он обратил внимание на Оливию спустя несколько недель после ее возвращения в балетную школу, где она занималась с усердием новичка под жестким критическим руководством леди Мадлен. Он вошел и уставился на танцовщицу, которая, в отличие от всех остальных, не обратила внимания на его присутствие. Только на пути в раздевалку она столкнулась с ним лицом к лицу и получила вместо приветствия хмурую реплику: «Вы здесь новенькая?»

Пока Оливия соображала, как ответить, мадам оказалась тут как тут:

— О, Иван, я давно уже хотела познакомить вас с Оливией Элейн. Вы, должно быть, слышали о ней. Она была нашей самой светлой надеждой до трагического случая, который с ней приключился. Автокатастрофа выбила ее из строя на много месяцев. Как видите, теперь с ней все в порядке.

— Оливия Элейн. Не помню, — без улыбки откликнулся тот, цепкими, стальными глазами словно ощупывая девушку с головы до ног.

— В таком случае я должна сказать вам… — начала мадам, но была резко прервана:

— Сейчас я занят. Мне нужно поговорить с вами о постановке, намеченной на следующий четверг. Я хочу сделать перестановки в кордебалете для второго акта. Одна из тех девиц просто несносна. — Балетмейстер слегка шепелявил, а по его манере говорить можно было подумать, что весь мир виноват перед ним. — Сколько раз я должен повторять, что мне нужны балерины, а не набитые куклы!

В этот момент Оливия окончательно поняла, что ей придется совсем не легко. Никому из них не приходило в голову бояться «сэра Джимми»; но этого нового человека она боялась с самого начала. Она слышала, что он тиран, зверь, с которым невозможно работать, что от него не услышишь доброго слова, зато всегда можно получить жесточайший нагоняй, если в точности не исполнить его указаний.

Второй раз после знакомства Оливия встретилась с «Иваном Грозным» через две недели. К этому времени она почувствовала, что бесконечные часы ежедневных репетиций начали давать результат, к которому она стремилась.

Балетмейстер появился во время очередной репетиции и несколько минут стоял молча, наблюдая за ней. Оливия его не заметила и даже вздрогнула, когда он возник перед ней на пути в раздевалку и коротко бросил:

— Вы мне нужны.

Чувствуя дрожь в коленках, девушка проследовала за ним в пустующий кабинет мадам.