— Ага. Осмелиться выйти с таким— в наше время!

— Дорогие мои, нельзя же быть таким реакционером — вся эта сказочная милота…

— В которой намного больше пыли, дорогая…

Но даже если бы Оливия и слышала эти реплики, они бы не испортили ей настроения. Улыбающаяся костюмерша помогла балерине снять прозрачный, с белыми и серебристыми полосами костюм, в котором она танцевала завершающее великолепное па-де-де принцессы. В дверь постучали. Знакомый голос произнес:

— Можно нам войти, дорогая?

Оливия быстро поднялась и через мгновение оказалась в объятиях тетушки Кэр. Вместе с миссис Морнингтон ввалилось человек пять знакомых, шумно поздравляющих и выражающих свое восхищение.

Высокий человек, оставшийся в дверях, старался держаться незаметно. Миссис Морнингтон воскликнула:

— Дорогая, с нами Гиффорд!..

Девушка оглянулась и, едва не расталкивая обступивших ее, торопливо шагнула в его сторону, всплеснув руками.

— О, как мило, что вы пришли! — с чувством проговорила она. — Вам понравилось? У меня хорошо получилось?

Он взял ее за руки и улыбнулся, глядя в счастливое, возбужденное лицо. Они не виделись несколько недель. Даже в момент триумфа Оливия почувствовала, как соскучилась по этому человеку.

— Вы выше всех похвал, — ответил Гиффорд. — Я бы сказал, просто божественны. Примите мои искренние поздравления!

— Ты должен ощущать себя победителем, Гиффорд! — начала миссис Морнингтон, но заметила появление новой фигуры и шепнула Оливии: — Мистер Дуброски, дорогая…

Оливия ахнула и, выпустив руки доктора, которые непроизвольно продолжала все время держать в своих, взволнованно обернулась к вошедшему балетмейстеру:

— Мистер Дуброски, я хочу вас познакомить с мистером Хардингом — я говорила, что без него мне бы не удалось… Без него меня бы здесь просто не было!

— Я так и понял. Бог из машины, не так ли? Благодарю вас, доктор, что вы дали мне возможность вложить и свою долю, — проговорил, улыбаясь, Дуброски. Но Оливия, уже неплохо научившаяся понимать настроение балетмейстера, по тону почувствовала, что тот неприятно задет. Иван не подал Гиффорду руки, лишь чопорно поклонился. Глядя, как они стоят рядом, такие не похожие друг на друга, Оливия ощутила некоторый дискомфорт. Балетмейстер, маленький, подвижный, скрывающий грубость под изысканными светскими манерами, и высокий молодой хирург, совершенно спокойный, умеющий, в силу своей профессии, держать себя в руках при любых обстоятельствах… Некоторое время они еще обменивались комплиментами и взаимными поздравлениями, но каждый в этот краткий промежуток времени успел полностью осознать внезапно вспыхнувшую взаимную неприязнь.

— Боюсь, Оливия склонна преувеличивать мою роль, — мягко проговорил Гиффорд. — Без ее мужества мне бы никогда не удалось добиться такого успеха. Думаю, и вы это обнаружите — в ней кроется такая артистка, которая затмит всех и вся. Мы могли убедиться в этом уже сегодня. На самом деле я уверен, — Гиффорд улыбнулся, — эта юная леди очень строга к себе. — Обращаясь уже непосредственно к Оливии, он продолжил: — Я заглянул на минутку. Вы наверняка очень устали. Если я могу еще считать себя вашим доктором, рекомендую поскорее добраться до постели и завтра как можно дольше отдыхать.

— Безусловно, вы мой доктор! — воскликнула девушка.

— В таком случае выполняйте мои указания, — улыбнулся он, подавая руку для прощания. — До свидания.

— Нет-нет, вы не можете так просто уйти! Я еще не поблагодарила вас за прекрасные цветы и… за ваши добрые пожелания. Когда я смогу с вами увидеться? Дорогая, — кинула она взгляд в сторону миссис Морнингтон, — удержите его!

— Тебя можно удержать, Гифф? — весело поинтересовалась дама. — Как насчет того, чтобы приехать к нам завтра на ленч? Ты сможешь выкроить время? Или в какой-нибудь другой день на этой неделе?

— Боюсь, я должен предупредить, что мисс Оливия будет занята, — холодно процедил Дуброски. — Завтра, так и быть, отдых, как приказывает доктор, но со следующего дня — ежедневные репетиции. — Обращаясь к Оливии, он добавил: — У меня есть относительно вас определенные планы. Кроме того, на следующей неделе мы повторим этот балет. Рад был познакомиться с вами, мадам. — Он поклонился миссис Морнингтон и, слегка кивнув остальным, довольно быстро вышел из комнаты.

— Похоже, для вас наступают тяжелые дни. И все-таки завтра я никак не смогу. — Хотя Хардинг и произнес это спокойным тоном, от Оливии не укрылись складки, появившиеся в уголках его губ, что свидетельствовало, как она знала, о недовольстве доктора. Теперь она не сомневалась, что ее первое впечатление о мгновенно возникшей между ним и Дуброски антипатии оказалось верным.

— Однако, — продолжил Гиффорд, — спектакли же будут у вас не каждый вечер?

Оливия покачала головой:

— Этот снова пойдет на следующей неделе. Очевидно, мистер Дуброски хочет, чтобы я была постоянно занята.

— А что, если я приглашу вас обеих поужинать со мной как-нибудь вечером? — предложил доктор, посмотрев на миссис Морнингтон. Та, в свою очередь, переглянулась с Оливией.

— Это было бы замечательно! — воскликнула девушка.

— Давайте, например, в пятницу вечером. В семь тридцать, в «Савое»?

Предложение было принято.

Несколькими минутами позже, пробираясь в лабиринте коридоров и лестниц к выходу из театра, Гиффорд размышлял, не лучше ли было бы подавить внезапно возникшую мысль пригласить их на ужин. Может, легче и спокойнее позволить этому проклятому иностранцу с манерами тирана, возомнившему, что имеет все права на Оливию, полностью завладеть ее вниманием?

При этой мысли доктор почувствовал легкий укол в сердце и скривил губы в усмешке. Если этот коротышка с жестким взглядом способен содействовать реализации великой страсти Оливии и помочь ей занять то место, которого достойна выдающаяся артистка, — то кто такой он, Гиффорд Хардинг, чтобы возражать против этого?

Гиффорд убеждал себя, что чем дольше он будет оттягивать новую встречу с Оливией, тем легче окажется при встрече предложить «остаться друзьями» и не обнаружить своих истинных чувств.

Особая ирония всей ситуации заключалась в том, что впервые он увидел Оливию именно в Ментоне, куда приехал не в последнюю очередь ради того, чтобы проверить свои чувства к Афине. А вместо этого нашел ту единственную, которая могла бы сделать его жизнь полноценной, заполнить вакуум одиночества, начинающего слишком часто напоминать о себе.

Ясно уже, что решение держаться от нее подальше ничего не изменит. В первую очередь она решит, что больше не интересует его, и глубоко расстроится. В общем, ничего не остается, кроме как смириться с тем, что сердце Оливии целиком и полностью принадлежит искусству, которое она обожает.

«Я рождена для танца».

Значит, она должна танцевать. И быть счастлива. Человек абсолютно бескорыстный, Гиффорд — этакое восьмое чудо света — был готов радоваться тому, что мечта девушки, которую он полюбил, исполнится.

Но вместе с тем он понимал, что будет полным безрассудством взять и просто вычеркнуть ее из своей жизни. Это только усилит чувство одиночества, а кроме того, у Гиффорда было подозрение, что, несмотря на все успехи, Оливии по-прежнему нужна защита. Ее нельзя оставлять один на один с этим фанатичным маленьким монстром со стальным взглядом.

Иван Дуброски вряд ли был бы польщен, узнав, что думает о нем мистер Хардинг.

У служебного входа клубилась обычная толпа в надежде хотя бы мельком увидеть известных балерин и получить автограф. Не без труда прокладывая себе путь, Гиффорд, который был без машины, двинулся к главному входу, но моментально понял, что с надеждой поймать такси придется распроститься.

Он не стал становиться в очередь и не присоединился к охотникам, кидающимся к каждой проезжающей машине. Он просто стоял на краю тротуара, когда черный длинный блестящий лимузин остановился рядом. Дверца распахнулась, в салоне вспыхнул свет, и знакомый голос единственного пассажира окликнул его по имени.