Слезинка скатилась по боковинке ее носа, ей сделалось щекотно, и она вытерла ее. Посмотрела на часы — было почти одиннадцать. На кухне ждала работа. Вот что ей необходимо: работа. Хватит рассиживаться, хватит жалеть себя! Работа все лечит, работа решает любые проблемы.

Шейн вверил повседневные дела наемным работникам, а сам десять дней помогал Джошу обустраивать его фермерский дом. Бак все не появлялся, и он решил пока поселиться в его затрапезном доме, чтобы побыть наедине с собой. В конце концов, забивание гвоздей — хороший способ выпустить раздражение. И побыть вдали от его источника.

В среду вечером, закрепив последний лист сухой штукатурки, Шейн попрощался с Джошем и отправился в жилище Бака. Мышцы болели, а настроение было отвратительным. В течение последней недели он постоянно думал об их с Дженни отношениях. Все, что нужно сейчас, — это держаться от нее подальше и занять себя работой. Рано или поздно он забудет упоительную сладость, когда держал ее в своих объятиях, когда прикасался к ее шелковистым волосам…

Он соскочил с коня, завел его в конюшню, ворча себе что-то под нос, поставил в стойло. В этот момент послышался надтреснутый рокот старой машины Бака, и Шейн вздохнул с облегчением. Он так переживал за своего друга. Сейчас можно будет посидеть и подробно расспросить его обо всем.

Закрыв ворота конюшни, Шейн направился в дом, но, увидев, что из пикапа выходит Бак, а с ним маленькая, пожилая женщина, опирающаяся на его руку, остановился. Бак тоже заметил Шейна и кивком головы подозвал его к себе.

Пожилая женщина медленно шла к крыльцу, и Бак, открыв дверь, пропустил ее вперед. Шейн плелся сзади, недоумевая по поводу загадочной гостьи. За все годы, что он знал Бака, он не мог припомнить ни одного посетителя женского пола под крышей этого старого дома, если не считать, конечно, его сородичей из племени сиу. Может быть, эта дама тоже его соплеменница?

— Заходи, — сказал Бак, когда Шейн встал в нерешительности у двери. — Закрывай дверь. Я сейчас огонь разожгу. Сделай-ка чай, как ты умеешь. Поговорим.

Женщина сняла пальто и молча села за стол, склонив голову. Возраста она была неопределенного, а лицо так изрыли морщины, что оно напоминало мелкомасштабную автомобильную карту. Если ей столько же лет, сколько и Баку, тогда наверняка у нее была тяжелая жизнь.

Сухие поленья весело потрескивали в камине. Бак принес еще один стул — для Шейна — и так и стоял позади него, держась за спинку. Шейн поставил на стол три дымящиеся кружки с чаем и сел, предчувствуя особую важность тех слов, которые должны были прозвучать.

— Шейн, — начал Бак, все так же стоя позади стула, на котором сидел Шейн, — это Мэри.

Он встретил вопросительный взгляд Шейна и не отвел глаз до тех пор, пока не удостоверился, что тот понял, о ком идет речь. Шейн перевел взгляд на Мэри — единственную и неизменную любовь Бака, о которой он столько говорил Шейну на протяжении многих лет.

— Приятно познакомиться, Мэри.

— Это Шейн, — сказал Бак.

— Шейн, да, да, Шейн, — проговорила она и улыбнулась, медленно покачивая головой.

Все трое отхлебнули крепкого, ароматного чая. Шейн ждал, когда начнется разговор. Он вспоминал рассказы Бака о возлюбленной своего детства, о причине, почему он ушел из резервации так рано. Отец Мэри обещал дочь другому мужчине, и она сочла своим долгом подчиниться. Бак не смог остаться и видеть все это, и он уехал. Шейна разбирало любопытство, почему Мэри сейчас здесь.

— Хороший Повар все еще тут? — спросил Бак, потирая руки над дымящейся кружкой.

— Дженни? — Шейна удивил вопрос. При чем тут Дженни?

— Да, Дженни. — Бак перевел взгляд со склонившей голову Мэри на Шейна с твердым намерением получить ответ.

— Она… да… она еще здесь.

— Хорошо бы увидеть ее. Приведи ее сюда. Скажи, что здесь есть кое-кто. Я хочу, чтоб она с этим человеком познакомилась.

После секундного раздумья Шейн отодвинул стул и направился к вешалке, где висела его куртка. Все это очень мило, но как ему убедить Дженни? Они и парой слов не обменялись с тех пор, как…

Шейн пошел кружным путем — вокруг конюшен, а не прямо, чтобы было время подумать. Холодный ветер бросал пригоршни снега в его лицо. Он шел, потирая руки и дуя на них, чтобы согреться, зная, что этот холод и в сравнение не идет с тем ледяным приемом, который ему сейчас окажет Хороший Повар. Шейн улыбнулся точному прозвищу, придуманному Баком.

Вот и главный дом ранчо, вот и Дженни, он увидел ее через окно кухни — она стояла у разделочного стола и что-то готовила.

Услышав скрип двери, Дженни обернулась и внимательно на него посмотрела. Едва слышно поздоровавшись, она вернулась к своей работе.

Шейн молча налил себе кружку кофе и собрал все свое мужество. Меньше всего ему хотелось с ней ссориться. Он прихлебывал кофе, наблюдая за ее уверенными руками, нарезающими ровные колечки моркови и репчатого лука, и теплая волна нежности охватила его. Сантиметр за сантиметром он преодолевал отчуждение, разделявшее их, в поисках той женщины, которой Дженни была неделю назад. Но взгляд, который она время от времени бросала на него, не располагал к разговору.

Он услышал свой голос:

— Может, объявим перемирие?

Дженни искоса посмотрела на него.

— А кто сказал, что была война?

Ее вызывающая поза и откровенно дерзкий взгляд не обманули его. Была война, была. Однако по какой-то причине он знал, что это война не с ним. Дженни снова принялась за работу. Морщинка между бровей вернулась на свое место.

Шейн рассеянно посмотрел на лужицу растаявшего снега под ногами и вспомнил, зачем пришел сюда. Может быть, приглашение Бака — как раз то, что нужно. Вдруг эта встреча изменит Дженни, сломит неприязнь и, возможно (возможно!), она победит свой страх! Надежда окрылила его, но, осмыслив все реально, он понял, что и это химера. Если она согласится пойти в дом Бака, это будет большим везением.

— Дженни, Бак хочет, чтобы ты познакомилась с Мэри… чтобы ты пришла к нему ненадолго, — сказал Шейн, медленно выговаривая слова.

Она резко, с гневным выражением лица повернулась к нему:

— Это еще зачем?

— Он не сказал зачем. Там и узнаешь. — Шейн заметил нерешительность в ее глазах и воспользовался этим: — Знаешь, Дженни, будет просто неприлично отказаться пойти туда. Мэри — пожилая женщина, она на ранчо впервые.

В этот момент в кухне появилась Ханна. Она украдкой поглядывала то на Дженни, то на Шейна, и постепенно на лице ее расплылась широкая улыбка.

— Я унюхала запах мяса в горшочке. Похоже, скоро будет готово? Вы бы погуляли вдвоем, я тут закончу, а? — И, не дожидаясь ответа, она сняла передник с крючка и стала надевать его прямо через голову.

Глядя на суетящуюся Ханну, Дженни хмурилась все больше и больше.

Наконец Ханне, похоже, надоел ее пасмурный вид, и она сказала:

— Ну? Чего же ты ждешь? Когда Рождество наступит? — И первая засмеялась своей шутке. — Давай, давай, отдохни. У меня руки чешутся что-нибудь поделать. — И она почти силой выпроводила ее из кухни.

Тяжело вздохнув, Дженни сменила передник на куртку и пошла к выходу, бросив Шейну через плечо:

— Только ненадолго. У меня много дел.

Черт побери! Как она могла позволить впутать себя во все это? Меньше всего ей хотелось сейчас болтать с индейцами, да еще делать при этом благопристойный вид!

Дженни подошла к крыльцу, тяжело дыша от быстрого шага и от возбуждения. Шейн распахнул перед нею дверь.

Она никогда не переступала порог этого дома, да и около дома была всего раз, очень давно. Ей вдруг стало страшно. Тревожный внутренний голос, который раньше не раз предсказывал ей события с невероятной, пугающей точностью, сейчас послышался снова: «В жизни все меняется. В жизни все меняется». Страх перешел в ужас, она даже отпрянула назад, и Шейн взял ее за руку; Дженни с готовностью вцепилась в него.

— Случилось что-нибудь? — спросил он.