Прежде, чем рабов согнали на корабли и увезли к чужим берегам, Кассандре пришлось увидеть, как ее младшую сестру, прелестную тринадцатилетнюю Поликсену, приносят в жертву на могиле Ахиллеса. Но, по крайней мере, Поликсену не подвергали позору: зная, что Ахиллес при жизни желал эту троянскую царевну, ее отдали ему после смерти — нетронутую. Друг покойного, Одиссей, сам разыскал Поликсену в ее покоях и защищал ее от распаленных победителей… Но как она кричала, бедная девочка, когда ее — наряженную, увешанную золотыми украшениями, — положили на алтарь! Она не хотела умирать. Она не хотела становиться женой Ахиллеса ни в этом мире, ни в подземном. Но ей перерезали горло, как овечке.

Неоптолем. Он лично нанес удар, отправляя Поликсену в дар своему отцу.

Впрочем, Кассандра считала, что Поликсене повезло. Ее участь оказалась самой легкой.

Кассандра предпочла бы умереть, чем быть наложницей Агамемнона. В пути, на корабле, где не было укрытий, царь-воин наслаждался своей рабыней, не стесняясь боевых товарищей. Они со своими пленницами поступали так же. И Кассандра умирала всякий раз, когда Агамемнон овладевал ею под смех и шутки других греков. Пока не умерла совсем…

И она не молилась больше Аполлону: Кассандра просто не верила, что он придет теперь, когда она больше не девственница и не царевна.

И она больше не произносила предсказаний, хотя продолжала видеть грядущее.

Кассандра не сказала Агамемнону, что дома его ждет гибель. Она знала, что он не выслушает или не поверит. К тому же она хотела его гибели. И своей тоже. Ведь она ясно видела, что умрут они вместе.

Правда, иногда ей приходило другое видение: прекрасный юноша с кожей настолько белой, какая бывает лишь у мраморных статуй, с лицом настолько прекрасным, какое не создал ни один скульптор, с волосами светлее солнечных лучей, с глазами, горящими, как освещенные солнцем рубины, врывался в купальню, где Агамемнон в очередной раз овладевал своей рабыней, одной рукой вырывал царю греков горло — и уносил Кассандру в своих объятиях, уносил по воздуху…

Но этому видению Кассандра не желала верить. Не могла верить. А зря.

Ее первый мастер — он был с далекого Севера, где у высоких и мускулистых мужчин белоснежная кожа и белокурые волосы. Он был вампир, он охотился, и потому глаза его горели красным. Он был наслышан о ясновидящей троянской царевне и решил ее заполучить себе. Он ворвался в купальню и убил Агамемнона, и похитил Кассандру. И он действительно унес ее по воздуху. Ведь вампиры умеют летать.

И случилось это за несколько минут до того, как в купальню с мечом в руке вошла жена Агамемнона, Клитемнестра. Она желала покарать мужа за все причиненные ей обиды, и прежде всего — за то, что ради успеха в войне он принес в жертву ее любимую дочь Ифигению. Что ж, по крайней мере, Клитемнестра получила свою месть, не замарав рук. Правда, ей никто не поверил, когда она уверяла, что не она убила Агамемнона. И собственные дети отомстили ей… Греки в те времена были безжалостными варварами. Едва ли не хуже, чем те, кого они называли варварами в эпоху расцвета своей цивилизации.

Кассандра приняла своего спасителя за Аполлона. Но он сразу объяснил ей, кто он. И просил называть его Бальдр. Он смеялся и говорил, что он не настоящий Бальдр — а так звали бога красоты в его стране — но что именно так тайком называла его мама, потому что он и правда красив. Он был смешлив, добродушен и деликатен, ее мастер. Он хотел увезти Кассандру далеко-далеко, в страну у океана, где среди джунглей стоят гигантские храмы такой красоты, какую не может вообразить себе троянская царевна, где живут мудрые люди и другие мудрые существа, которые обучат Кассандру пользоваться ее даром. Если кто-то и может ее обучить, то только они. Но Кассандра упросила Бальдра повременить: ей хотелось увидеть еще хоть раз своих близких… Разлученных, обреченных на рабство. Увидеть тайком. И может, как-нибудь им помочь?

Особенно переживала Кассандра из-за участи, постигшей Андромаху. Возлюбленная супруга ее милого Гектора, принадлежала своему самому злейшему врагу, Неоптолему, который сделал ее своей наложницей. Андромаха не могла смириться, не могла простить и полюбить его, не желала изображать радость, когда Неоптолем одаривал ее ласками, так что каждая совместная ночь превращалась для них в сражение, завершавшееся неизбежным насилием. Неоптолему предлагали продать строптивую рабыню, но, кажется, он влюбился в нее из-за ее непокорства. И если гордый дух Андромахи оставался несломленным, то тело предало: она родила троих детей от убийцы своего маленького сына… Андромаха полюбила их, ведь мать не может не любить дитя. Ведь малыши не виноваты в том, что их отец — убийца и насильник. Но и этим не ограничивались ее страдания. Жена Неоптолема, Гермиона, практически отвергнутая им из-за страсти, которую он питал к Андромахе, изыскивала любые способы, чтобы унизить соперницу, а то и подвергнуть наказанию. Поскольку Гермиона была хозяйкой женской половины, она решала, кому из рабынь какую работу поручать и как наказывать. И если Неоптолем уезжал из дома и не мог взять с собой Андромаху, Гермиона перепоручала самую грязную работу вдове Гектора, и не раз заставляла ее ложиться на скамью для порки. Годы шли, и становилось только хуже: сильнее — страсть Неоптолема, отчаяннее — ненависть Андромахи к нему и любовь ее к детям, яростнее — ревность Гермионы. Иногда Андромаха в отчаянии звала смерть, и если бы не дети, возможно, убила бы себя… И Кассандра, видя это, не раз хотела прекратить страдания Андромахи, выпив ее жизнь… Но Бальдр запретил. Он говорил, что пока человек жив, остается надежда. И убивать из милосердия стоит лишь тех, кто страдает от смертельной болезни и все равно обречен.

…Позже Кассандра проклинала себя за то, что не убила Неоптолема. Но она долго не могла осознать те силы, которые пришли к ней после обращения. Она все еще боялась мужчин, могучих воинов. Она все еще ощущала себя перед ними — хрупкой и слабой.

Наконец, видя, как она изводится, Бальдр позволил ей помочь близким и подсказал, как. Кассандра не осмеливалась попросить его об этом, но он сам хотел снять хотя бы часть тяжести, лежавшей на ее сердце. И вот она явилась своему брату-близнецу в образе призрака. Кассандра выглядела теперь не так, как при жизни, и могла двигаться по воздуху, так что Гелен легко поверил, что перед ним — призрак. Кассандра указала ему место, где разбойники спрятали награбленные сокровища: с помощью этих сокровищ Гелен мог выкупить и себя, и родственников, и — главное — Андромаху. Конечно, сокровища спрятали не разбойники, а Бальдр: у него всегда было при себе немало ценностей, которые в случае бегства легко было переместить. Частью из них он пожертвовал ради Кассандры.

Гелен последовал совету Кассандры. Он выкупил всех своих родных, которые к тому времени были еще живы. Он нашел даже мать: Одиссей просто бросил Гекубу в очередном порту, куда зашел его корабль, поскольку никто не хотел покупать старуху, не обученную никакой работе. Это был порт Сицилии. Бывшая царица Трои голодала и нищенствовала, спала под деревьями и под стенами домов, и ее гнали прочь, как бродячую собаку, и редко из жалости кормили. Гелен пытался исцелить мать, окружив заботой и комфортом, но Гекуба прожила с ним совсем недолго: она была слишком измучена и больна. Гелен похоронил ее в саду, и Кассандра ночами не раз рыдала на могиле матери… Матери, которая никогда не была к ней особенно добра, но которая все же была ее матерью!

Неоптолем не хотел продавать Андромаху. И тогда Бальдр проследовал за ним во время поездки в Дельфы, опасаясь, что если убьет его в доме, Гермиона поспешит обвинить Андромаху.

Бальдр не сам убил Неоптолема: он хотел настоящей мести — ради Кассандры. Он натравил на него дельфийцев, нашептав им, что Неоптолем оскорбил Зевса, когда убил царя Приама возле жертвенника бога-громовержца. Гипноз, на который способны вампиры, сильнодействующее оружие. Дельфийцы уверовали, что с ними говорят фурии, богини мщения. Неоптолема просто разорвали. Бальдр привез его правую руку в подарок Кассандре. Ту самую руку, которой он убил старого царя Приама, малыша Астианакта, нежную Поликсену. И хотя Кассандра никогда не была жестокой, она бросила эту руку бездомным псам, и любовалась, как они ее грызут.