— Вы хотите сказать, — прервал говорящего Лука, — что мы, те, кто здесь собрался, должны свергнуть дожа и правительство? — Сама идея показалась Луке безумной, но, как ни странно, понравилась ему. Именно такой дерзкий план может спасти Венецию от медленной и мучительной смерти.

— Вы прямолинейны, так? Мне всегда это нравилось, — ответил человек в черно-золотой маске и тихо засмеялся. — Будьте уверены, когда настанет время, каждый из нас приведет с собой нескольких надежных людей, владеющих шпагой.

Было что-то до боли знакомое в его смешке, и Лука на мгновение задумался. Но тут человек в маске снова заговорил, и момент был упущен.

— Тысячи докеров и оружейников остались без работы, потому что напудренные парики, шелка и бархат стали нужнее оружия и кораблей. Ремесленники пойдут за нами и будут воевать лучше любой армии. Я вам докажу, что хитрость и правильно выбранный момент могут быть сильнее оружия.

— И кто же станет этим новым вождем? Дож? Или, может быть, вы?

— Вполне возможно, я. Или вы. Мы сами выберем вождя, когда настанет время.

Амбиции этого человека громадны, подумал Лука, но его речи завораживали.

— А если вы окажетесь недостаточно хитры, не встретимся ли мы на эшафоте между египетскими колоннами?

— Вы не всегда были так осторожны.

— Откуда вы знаете, каким я был?

— Если вы так боитесь за свою жизнь, друг мой, вам не стоило сюда приходить.

В голове Луки промелькнули какие-то смутные воспоминания.

— Иногда страх бывает полезным. Он удерживает нас от неверных шагов и глупого риска. Как знать, может, один из нас, тех, кто сейчас скрывается под маской, шпион Совета десяти? — Лука помолчал, чтобы до всех дошел смысл его предположения.

— Маска гарантирует безопасность.

— Безопасность? Разве это не вы только что презрительно отозвались о страхе?

— Я имел в виду безопасность нашего дела.

— Возможно. Но если уж я должен рисковать своей шкурой, я бы предпочел знать в лицо тех, кому вверяю свою судьбу. Я хотел бы знать их имена.

Лука развязал тесемки маски и открыл лицо.

— Я — Лука Дзани.

Маттео ко многому приготовился, но такого не ожидал. Он не рассчитывал на то, что кто-то из присутствующих решится раскрыть свое инкогнито.

Ему не следовало забывать «привычку» брата всегда говорить правду, ведь он не раз от этого страдал. Он не ожидал, что брат-близнец расстроит его тщательно продуманный план. Но разве когда-нибудь было иначе?

Надо взять себя в руки, подумал Маттео. Если он не отомстит, то сойдет с ума.

Пока собравшиеся один за другим снимали маски и называли себя, он лихорадочно думал, какие выдвинуть доводы, чтобы избежать разоблачения.

— Если мы хотим добиться успеха, — начал он медленно, стараясь не выдать своего волнения, — мое имя должно оставаться в секрете. Я должен иметь возможность появляться там, где это необходимо, говорить с нужными нам людьми, не опасаясь того, что буду узнан. — Помолчав, он добавил: — Если кто-нибудь из вас предаст меня, то погубит всех остальных и дело, которому мы поклялись служить.

— Правильно.

— Он прав.

Услышав, что многие согласились с доводами Маттео, Лука не удержался от вопроса:

— Откуда нам знать, что вы работаете на наши цели, а не на дожа, что наши имена не станут известны Совету десяти и мы не попадем в пасть льва?

Эти слова вызвали у заговорщиков легкий шок.

— Я вас не предам. Клянусь. — Он протянул вперед руку ладонью вниз, словно давая клятву на святых мощах. — Клянусь могилой своих родителей. Клянусь жизнью своих братьев.

Но Лука все еще был настроен скептически.

— Что же, Лука Дзани? — спросил вожак. — Ты доволен? Тебе достаточно моей клятвы или ты все еще колеблешься?

От Луки не ускользнули насмешливые нотки, и они больно его задели. Если у него и оставались еще сомнения, он их отмел. Он не уподобится той Венеции, которую хотел изменить, — колеблющейся, неуверенной в себе, неспособной рисковать.

— Достаточно.

Маттео вздохнул с облегчением.

— Встретимся снова, когда у меня будут для вас новости, — сказал он.

— А как мы узнаем, что под маской скрываетесь именно вы, а не кто-то другой? — отважился спросить кто-то из толпы.

— Вы узнаете меня по этому. — Сняв перчатку с левой руки, он поднял ее вверх, так что слабый свет единственного фонаря упал на его ладонь.

Лука вздрогнул. Шрам, пересекавший ладонь, был точно таким, как у него самого, и тоже на левой руке. Этот след остался у него после того, как несколько лет назад он разнимал дерущихся матросов.

Может, это предзнаменование? — подумал Лука. И притом хорошее?

Люди стали расходиться, и скоро на площади остались лишь Лука и человек в маске.

— Ну так как, Лука Дзани? Вы на самом деле с нами или наши люди предстанут перед инквизицией?

— Как вы смеете меня об этом спрашивать? — Голос Луки стал угрожающим. — У меня много недостатков, но вероломство не в их числе.

— Может, и так, но только если вы не считаете вероломством наказывать того, кто, по вашему мнению, этого заслуживает. Я не прав?

Снова по спине Луки пробежал холодок. Почему этот человек вызывает в его памяти события, о которых ему хотелось бы забыть? А он никогда не забудет, что с ним было, когда он увидел мертвой свою возлюбленную Антонию на руках у Маттео. Или когда передал своего брата-близнеца в руки правосудия. А потом ликовал, когда тому удалось бежать из казематов Дворца дожей. И горевал, узнав, что брат был убит грабителем в каком-то захолустье.

— Кто вы? — прошептал он, и страшное подозрение закралось ему в душу. Возможно ли, что Маттео жив? Этот человек и фигурой, и голосом похож на Маттео, но он наверняка почувствовал бы родство с ним.

— Я тот, кто сделает вас знаменитым. Ваше имя будет вписано в анналы венецианской истории. — Рот Маттео исказила злобная улыбка, но от Луки она была скрыта маской. — Идемте, друг мой. Я отвезу вас домой.

Кьяра не знала, сколько прошло времени, но ей показалось — целая вечность. В доме не слышалось ни единого звука.

Не в силах больше ждать, она сжала зубцы вилки и стала осторожно засовывать ее в замочную скважину. Вскоре она услышала, как ключ выпал из замка. Звук от удара ключа о каменный пол показался ей не менее оглушительным, чем ружейный выстрел. Опустившись на колени, она просунула вилку под дверь, но ключа не было.

Она стала продвигать вилку вперед до тех пор, пока могла держать ее самыми кончиками пальцев. Наконец она услышала, как звякнул металл о металл. Она могла бы поклясться, что еще никогда в своей жизни не слышала более мелодичного звука.

Она стала двигать ключ вилкой, и наконец ей удалось просунуть его под дверь. К тому времени, как Кьяра отперла дверь и вышла в коридор, она взмокла от напряжения.

Она заперла дверь, оставив ключ в замке. Если кто-то захочет ее проверить, то, увидев ключ, ничего не заподозрит.

Взяв в руки туфли, она побежала к лестнице.

Очутившись на первом этаже, она узнала прихожую, куда ее привел Лука в первый вечер. В тусклом свете она увидела в дальнем углу дверь, за которой находились ворота, ведущие к воде. Но по воде ей не выбраться. Значит, надо искать другую дверь, решила она, припомнив слова отца, что все дома в Венеции имеют выход и на улицу.

Она обнаружила такую дверь под лестницей. Стараясь не дышать, открыла дверь и очутилась в большой темной комнате, где пахло корицей и гвоздикой. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела очертания еще одной двери.

Не слишком надеясь на удачу, она повернула дверную ручку. Дверь открылась, и порыв сырого, холодного ветра ворвался в помещение. От радости Кьяра чуть было не расплакалась.

Сунув ноги в туфли, Кьяра вышла во двор, окруженный глухой стеной и освещенный лишь луною. В поисках выхода она стала красться вдоль стены, стараясь не обращать внимания на зловещие тени, отбрасываемые кустами. Вздрагивая от малейшего шума, она наконец нащупала дверь в дальнем углу двора. Но ее постигло разочарование: она была заперта. Кьяра стала шарить по стенам и даже по земле, убеждая себя, что ключ должен быть где-то здесь. Неужели ей придется вернуться после стольких усилий?