— Думаю, нам надо снять номера, пока кто-нибудь не опередил нас, — сказал он. — После этого я попробую извлечь что-нибудь съестное из автомата на заправке.

Хоть что-нибудь, подумала Мишель, чувствуя легкое головокружение. Они вышли из пикапа и направились в мотель.

— Мы бы хотели снять две комнаты на одну ночь, если они у вас есть, — сказал Конрад хозяину мотеля, который со скучающим видом жевал бутерброд и смотрел бокс по дряхлому телевизору.

— У меня осталась только одна, — ответил тот. — С двумя кроватями. Двадцать долларов за ночь. Мой вам добрый совет: решайте быстрее.

Бросив взгляд на Мишель, которая выразила свое согласие слабым кивком головы, Конрад расписался в регистрационной книге и протянул руку за ключом.

Остро ощущая его близость и тот факт, что они проведут еще одну ночь вместе, Мишель ждала, когда он откроет дверь в их временное пристанище. Комната имела спартанский вид — ободранный стол и ветхий стул, древний телевизор с крошечным экраном и две старые кровати, стоящие друга от друга на расстоянии одного метра.

— Может, ты примешь душ, пока я сбегаю на заправочную станцию за едой? — предложил Конрад, пытаясь избавить Мишель от неловкости, которую она явно ощущала. — Оставь мне только одно полотенце, больше мне ничего не нужно.

Несмотря на убогость душевой кабины, кафельные стены которой потрескались от времени, Мишель получила огромное облегчение, смыв с себя всю грязь и пыль, которую собрала за долгий день. К счастью, в ее сумочке всегда лежала зубная щетка и тюбик пасты, так что она могла привести и зубы в порядок.

Но вот ночную сорочку она намеренно не положила в сумку, потому что не желала признавать, даже для самой себя, что им наверняка предстоит провести еще одну ночь вместе. Придется, наверное, спать в футболке и в трусиках, подумала Мишель, хорошо осознавая, что это все равно что спать без одежды. Может, мне удастся нырнуть под одеяло до того, как он вернется…

Конрад пришел, когда она еще находилась в душе и сушила волосы полотенцем. Голый по пояс, он сидел на кровати, стоявшей ближе к окну, и стаскивал с себя ковбойские сапоги. На его руках и на груди под смуглой кожей играли крепкие мускулы. Мишель с замиранием сердца любовалась его красивым сильным телом.

— Это все, что мне удалось извлечь из автомата. — Конрад небрежно махнул рукой на стол, где лежали чипсы, шоколадные батончики и бутылки с содовой.

Но его взгляд был прикован к Мишель, которая выглядела необычайно соблазнительной в кружевных трусиках и в тонкой хлопчатобумажной футболке. Глядя на два темных пятна, просвечивавших через футболку, Конрад вспомнил, как напрягались соски Мишель при прикосновении его пальцев. Он почувствовал, как к его бедрам прилила кровь, а сердце забилось в бешеном темпе.

Мишель взяла одну бутылку и батончик, но открывать их не стала. Она подошла к телефону, стоявшему на единственном ночном столике между кроватями, и сняла трубку.

— Нет гудка.

— Хочешь позвонить отцу и сообщить, где мы находимся? — спросил Конрад, вставая.

Он подошел к аппарату и перевернул его, пытаясь найти поломку. Они стояли, почти касаясь друг друга. Спонтанное желание позвонить отцу пропало — Мишель от природы обладала даром красноречия, однако сейчас не могла придумать ни одной убедительной причины, почему она оказалась с Конрадом ночью в каком-то мотеле в глухом районе индейской резервации.

— Нет, я передумала, — ответила Мишель. — Я взрослая женщина и не должна ни перед кем отчитываться.

При этих словах глаза Конрада словно подернулись дымкой.

— Ну, если ты действительно так считаешь… — растягивая слова, произнес он.

И в следующее мгновение притянул ее к себе. Мишель не противилась, она отдавалась во власть чисто женских инстинктов, все глубже и глубже погружаясь в эротическую нирвану страстного объятия Конрада.

Бог свидетель, так они целовались и раньше — страстно, безоглядно, слившись друг с другом с такой силой, которая преодолевала все опасения и возражения и разжигала в них огонь желания, острую необходимость соединиться в единое целое. И все же оба чувствовали, что в этот раз все по-другому. Их слияние было настолько поразительным по своей нестерпимой тоске и глубине, что вначале они ничего не поняли. Сила, которая бросила их в объятия друг друга, казалось, потрясла до основания старый мотель, и эти облезлые стены, и вытертый ковер…

Они были разлучены — невероятно! — слишком долго, барахтаясь в одном и том же море одиночества. За это время Мишель отдалась человеку, которого не любила. А Конрад работал дни и ночи, пытаясь убежать от пустыни, которая иссушала его душу.

Если бы он мог вернуть Мишель, убедить, что он будет ей хорошим мужем, уговорить ее простить ему грехи молодости…

— Мишель, голубка моя, мое сокровище, — прошептал Конрад у ее губ, опьяненный тем, что снова держит ее в своих объятиях.

Он теребил пальцами ее соски через тонкую футболку и прижимался к ее животу возбужденным естеством. Он скользил по ее рту губами так нежно и в то же время страстно, что Мишель ни о чем уже не могла думать.

— Мишель… я безумно хотел тебя. Пожалуйста, прости меня за то, что я ушел от тебя тогда, ничего не сказав, — умоляющим голосом произнес он.

Да… да, думала она, теряя голову от его слов. Что плохого, если я уступлю ему всего один раз? После этого я могла бы уйти удовлетворенной женщиной, которая познала наконец восторг настоящей любви.

Но мириться с предательством Мишель не собиралась.

Между ними, подобно позорным тридцати сребреникам, продолжали стоять десять тысяч долларов, которые Конрад принял от ее отца. Мишель поняла, что Конрад не собирается признаваться ей в этом или просить прощения. Судя по всему, он хочет решить проблему при помощи своих сексуальных чар.

Я тоже очень хочу его, но без его признания у нас ничего не получится, твердо сказала себе она.

Надежда мелькнула как быстрая молния и тут же погасла. Конрад почувствовал отчуждение Мишель раньше, чем она оттолкнула его от себя. Она снова воздвигла между ними стену. Он растерянно смотрел на Мишель и гадал, что спровоцировало столь резкую смену настроения.

Лицо Мишель исказила боль, и она быстро отвернулась. Но Конрад успел перехватить ее взгляд, по которому понял, что она страдает. Мишель села на кровать, обхватила колени руками и уставилась на черный экран неработающего телевизора, словно пыталась найти там ответ.

Конрад смотрел на ее длинные красивые ноги и представлял, как они обвиваются вокруг его бедер и с силой сжимают их.

— Что случилось? — тихо спросил он. — Почему мы не можем целоваться… думать о нашем будущем, если мы оба хотим этого?

— Не надо говорить за меня, что я хочу! — гневно выкрикнула Мишель и, чтобы задеть его побольнее, вытерла рот тыльной стороной ладони. — Ты не мог бы выключить свет? — светским тоном спросила она. — Я устала и хочу спать.

Мишель хочет избавиться от вкуса моих губ, от моего запаха, подумал Конрад, но будь я проклят, если допущу, чтобы все так скверно между нами закончилось после того, как мы снова встретились. Если она хочет, чтобы я покаялся в своих прошлых грехах, я готов. Я приму от нее любое наказание, в разумных пределах, конечно.

Конрад выключил свет, и комната погрузилась в темноту. Первые несколько секунд слышалось лишь их дыхание, затем звук расстегиваемой «молнии», когда он снимал джинсы, и шум проехавшего мимо мотеля грузовика. Жалобно скрипнула кровать под весом его тела.

— Да, я до сих пор не говорил об этом, но это еще не означает, что я не понимаю, насколько был не прав, расставшись с тобой без единого слова, — сказал Конрад, когда устроился на этом неудобном ложе. — Я хотел поговорить с тобой об этом с той самой минуты, когда узнал, что ты развелась и собираешься приехать в Кингстон, чтобы помогать своему отцу. Я хотел извиниться перед тобой за то, что сделал. Я только не знал, как к этому подступиться.