— Может, потусуемся вечером, я классную музыку на компактах добыл? — призыв соседа эхом разнесся по подъезду.

— Мо-о-жет быть, — услышал он ответ вместе с лязгом парадных дверей.

Лизонька спешила на работу. Любомирский не терпел опозданий и строго отчитывал девушку, стоило ей наткнуться на него в раздевалке или в холле. Тетя Наташа жалела и заступалась за нее.

— Геннадий, но она же на транспорте, — удерживала она мужа. — Ты, наверное, на остановке автобуса прождала? — подсказывала она девушке.

— Да, — проглатывая гордость, врала Лизонька.

Она не ездила на городском транспорте, духота и вечные вокзальные мешочники портили ей настроение. Выйдя из дома за пять минут до начала работы, она изящно выставляла вперед ручку и тут же залавливала частников. Потом долго с ними торговалась. Обычно это были замотанные новой жизнью бывшие инженеришки, колымившие по утрам и вечерам, бритоголовые водители «крутых», клевавшие на ее внешность, шоферюги раздрызганных служебных машин.

Люди, подобные Любомирскому, больше не попадались. Тот день, когда они познакомились, в ее гороскопе был выделен особо счастливым. Но пока Лизе ничего счастливого не высвечивалось. Они оба делали вид, что ничего не случилось, что они не знакомились в его авто, в общем, никогда не разговаривали об этом.

Заходя по делам в его кабинет, Лиза, по маминой научке, нарочито томно облизывала пухлые губки и, хлопая черными ресницами, изображала из себя влюбленную. Иногда, завидев его где-нибудь вдалеке, она специально двигалась навстречу, зазывно покачивая бедрами, выставив вперед острые грудки. В эти минуты Любомирский делал стойку, он весь подбирался, словно кот, готовый броситься на добычу, но вечно кто-нибудь появлялся рядом и все портил.

Коллеги женского пола люто возненавидели Лизоньку. То ли ревновали к мужчинам, то ли чувствовали ее презрение к ним, незаметным и серым. Она даже не понимала за что. Стоило ей появиться на пороге, как тут же замолкали разговоры, все утыкались носами в бумаги.

Лизоньку, правда, мало волновали сослуживицы, и она всем своим видом выказывала им свое пренебрежение.

Зато мужчины изо всех сил ухаживали за ней. Набиваясь в друзья, вытаскивали ее во время обеда в близлежащие ресторанчики. Про кофе с сигареткой и говорить не приходилось. Женатые, неженатые, разведенные, подсаживаясь к ней в служебном кафетерии, угощали пирожными и сладостями, вкрадчиво нашептывая комплименты. Ей нравилось слушать о том, какие у нее длинные и красивые ножки, о чудесно пахнущих роскошных волосах, о грудках, светящихся сквозь блузон, о том, что неплохо было бы провести вместе выходные на даче или даже слетать в отпуск куда-нибудь за рубеж. Но мама не давала на это добро. Подробно обсудив каждого из коллег, она считала, что принц для ее дочери еще не нашелся. А попусту растрачивать свою красоту на абы кого негоже.

— Кроме того, сейчас в цене девушки строгих правил, а я рекомендовала тебя именно так. Любомирский должен клюнуть. Наберись терпения и жди, — спускала она на тормозах рвущуюся в бой сексапильную дочку.

По правде сказать, Геннадий Александрович был не во вкусе Лизоньки. Староват, да и белобрысых она не очень-то жаловала. Ей больше нравились накачанные черноглазые брюнеты.

Однажды, еще в институте, они с подружками закатились на мужской стриптиз. Вот там действительно были мальчики, что называется — улет. Узкобедрый мулат с горящими глазами, медленно вылезая на ходу из узеньких джинсов, двигался по подиуму. Девчонки, облепившие помост, с визгом приветствовали красавчика. Небрежно бросив взгляд на толпу, он выбрал именно ее среди всех и… кинул свой ремень с медной «ливайсовской» пряжкой — знак выбора. Конечно, ненормальная толпа поклонниц подняла дикий рев и тут же вырвала у нее многозначащий презент. Но стриптизер явно положил на Лизоньку глаз.

Когда, уже совсем нагой, он подполз к живому барьеру из визжащих девчонок и протянул руку, Лизонька, поддаваясь всеобщему сумасшествию, готова была отдаться ему там же, на подиуме, но, услышав его шепот: «Не уходи, дождись конца моего выступления», сдержала себя. Трусики от перевозбуждения прилипли к кожаным брючкам. Пережить его эротический танец не было никаких сил.

Воображение девушки, подогретое безумной толпой и горящим взглядом юноши, рисовало этакого средневекового рыцаря, галантного и богатого. На самом деле танцовщик оказался бедным и нагловатым студентом из ближнего зарубежья. Он угостил ее пепси и потащил в общежитие на край Москвы. Правда, ночь любви, подаренная чернооким, осталась в памяти у девушки как нечто потрясающее. Заниматься любовью, конечно же, он умел. Не зря считался настоящим профессионалом.

Мама не одобрила поступок дочери.

— Растрачивать себя ради удовольствия? — не разделяя восторга, она выслушала рассказ блудницы о бурной ночи со всеми подробностями. — Тебе надо думать о будущем. Когда разбогатеешь, таких, как этот, — она брезгливо повела плечом, — пачками себе сможешь приглашать.

— За деньги мужчину? — Лиза сделала круглые глаза.

— А чем они от девиц отличаются? — попробовала охладить ее детскую категоричность Татьяна.

— Нет, он не такой… ты себе не представляешь, как девчонки от него тащатся… а он только меня хочет. Он целовал меня всю-всю и шептал, что влюбился, что мы поженимся.

— Глупенькая, он не москвич. В общежитии живет. Ему угол в столице бесплатный нужен.

— А я не нужна? — злилась, не веря матери, Лизавета.

— Я покажу тебе того, кому ты будешь нужна. Точнее, того, кто будет нужен тебе.

— Ты ничего не понимаешь. Мне нужен именно он! — Лизонька, заливаясь слезами, повесила рекламный плакат стриптизера у себя над кроватью.

— Пожалуйста, тусуйся с ним, пока не надоест, — не в силах переубедить упрямицу, согласилась мать.

Прогноз маменьки вскоре сбылся. Наигравшись с бедным стриптизером в любовь, Лизонька бросила его сама. Надоело, что он вечно голоден, что ему не на что ее развлечь, да и в общагу на конец Москвы надоело таскаться. Почти все деньги, заработанные в ночном клубе, он отправлял своим многочисленным братьям и сестрам.

Следующим был разведенный служащий банка, отдававший зарплату двоим детям.

— Банкир — это хорошо, — похвалила ее выбор Татьяна.

— Он не банкир, — поправляла ее дочь, — он менеджер банка.

— Все равно солидный человек, — настаивала мать, — будь с ним поласковее. Ублажи мужчину.

Лизоньку на ласки хватило недолго. Пока секс продолжался под звуки ресторанной музыки, девушка была к нему благосклонна. Но однажды у него оказалась на побывке маленькая дочь, да еще, к несчастью, заболела. Лизонька отказалась возиться с ребенком.

— Вот еще, — возмущалась она, — я же не нянька!

На этом любовь с банкиром закончилась.

Как это бывает в начале лета, дождь лил третьи сутки подряд не переставая. В небольшой квартирке, которую Геннадий снял недалеко от работы в районе Красной Пресни, было сыро и холодно. Отопление выключили, и ветер задувал под ветхие облупившиеся балконные двери.

Видавший виды диван, под совковым названием софа «Юбилейная», жалобно скрипнул, когда Лиза осторожно присела на его краешек.

— Геннадий Александрович, — рискнула подать голос девушка, — все-таки не очень удобно, что встреча с таким важным клиентом состоится тут. Она обвела взглядом выгоревшие аляповатые обои и протянула: — Странно, почему он опаздывает?

— Я объяснил тебе, мы не можем с ним встречаться в офисе во избежание утечки информации. Наши конкуренты не дремлют.

— Как интересно! — притворно воскликнула девушка. — Вроде как в шпионских детективах! — Она откинулась на софе назад, облокотившись на руки. При этом острые грудки под прозрачной черной блузкой пугливо вздрогнули.

— Ты слышала об экономическом шпионаже?

— Конкуренты подслушают и выкрадут информацию?

— А ты как думала? — с поучительным видом произнес шеф. — Кстати… — Он примостился рядом на диване и от близости к такой свежести и молодости даже немного потерялся, но, собрав силы, продолжил строгим голосом начальника: — У меня к тебе просьба…