В семидесятые годы шло развитие, совершенствование кассетных магнитофонов, и стол Мишеля Фуко был буквально заставлен ими. Так сохранились его лекции и некоторые семинары.

Настоящее издание призвано как можно точнее воспроизвести публичные выступления Мишеля Фуко.8 Мы всячески старались представить их в чистом виде. Однако перевод устной речи в письменную форму подразумевает вмешательство издателя: как минимум, нужно ввести пунктуацию и деление на абзацы. Нашим принципом всегда было как можно точнее придерживаться произнесенных лекций.

Когда это казалось нам необходимым, мы устраняли повторения и оговорки; прерванные фразы были восстановлены, а некорректные конструкции исправлены.

Многоточия в угловых скобках соответствуют неразборчивым фрагментам записи. Когда содержание фразы непонятно, в квадратных скобках дается предположительное уточнение или дополнение.

В примечаниях, помеченных звездочкой, внизу страницы приведены некоторые выдержки из записей, которые исполь-

8 Использовались главным образом записи, осуществленные Жераром Бюрле и Жаком Лагранжем, хранящиеся ныне в Коллеж де Франс и в IMEC.

зовал Мишель Фуко, отличающиеся от магнитофонной записи лекции.

Цитаты были проверены, и в примечаниях мы дали ссылки на использованные тексты. Критический аппарат призван прояснить темные места, разъяснить некоторые аллюзии и уточнить спорные детали.

С целью облегчения чтения каждая лекция предварена кратким резюме, в котором указаны ее основные темы.9

Текст лекционного курса дополняет его «Краткое содержание», ранее опубликованное в «Ежегоднике Коллеж де Франс». Такие резюме Мишель Фуко обычно составлял в июне, вскоре после окончания своего курса. Они позволяли ему уточнить свои намерения и цели, оглядевшись на сделанное, и теперь дают о них наилучшее представление.

Каждый том завершается «контекстом», полная ответственность за который лежит на издателях данного лекционного курса: здесь читателю предлагаются элементы биографического, идеологического и политического окружения лекций каждого года, их сопоставление с опубликованными книгами Фуко, а также замечания, касающиеся места курса в его творчестве, позволяющие облегчить его понимание и отвести недоразумения, связанные с незнанием обстоятельств, в которых каждый курс готовился и читался.

* * *

С публикацией лекционных курсов в Коллеж де Франс читателю открывается новый пласт «творчества» Мишеля Фуко.

Строго говоря, речь не идет о неизвестных текстах, так как настоящее издание воспроизводит публичные выступления Мишеля Фуко, — если, конечно, не иметь в виду глубоко проработанные подготовительные записи, которые он использо-

9 В конце книги, в «Контексте курса», можно ознакомиться с критериями, принятыми издателями применительно к данному курсу, и с некоторыми характерными именно для него решениями.

8

9

вал. Даниэль Дефер, владеющий ныне рукописями Мишеля Фуко, любезно позволил издателям ознакомиться с ними. И мы хотели бы поблагодарить его за это.

Настоящее издание лекций в Коллеж де Франс осуществлено с разрешения наследников Мишеля Фуко, которые любезно согласились удовлетворить живейшую потребность в нем, проявленную как во Франции, так и в других странах. Их условием была предельная серьезность подготовки книг. Издатели стремились оправдать оказанное им доверие.

Франсуа Эвальд Алессандро Фонтана

КУРС ЛЕКЦИЙ

ЗА 1973—1974 УЧЕБНЫЙ ГОД

Предметом, о котором я хотел бы поговорить с вами в этом году, будет психиатрическая власть — феномен, несколько расходящийся с тематикой двух моих предшествующих курсов, однако по-своему связанный с нею.

Прежде всего я попытаюсь представить вам своего рода воображаемую сцену в следующих декорациях — вы сразу узнаете их, они хорошо вам знакомы:

«Желательно, чтобы эти лечебницы строились в глухих лесах, в местах уединенных и неприступных, среди руин, как например в Гранд-Шартрезе, и т. п. Будет небесполезным, если вновь поступающему туда придется преодолевать окрестности в специальных машинах, видеть по пути к месту назначения новые и удивительные для него ландшафты, а также тамошних чиновников, одетых в необычные костюмы. В данном случае уместна романтика, и я часто возвращаюсь к мысли о том, что подходящими были бы старые замки, за которыми скрываются пещеры пронизывающие возвышенность от начала до конца и наконец выходящие к цветущей долине [. .] Фантазия в сочетании с поочередным использованием физических и музыкальных возможностей фонтанов и эффектов освещения несомненно окажет благотворное влияние на большинство людей».1

1 Из сочинения Франсуа Эмманюэля Фодере (1764—1835) «Трактат об умопомешательстве в приложении к медицине, морали и законодательству» (т. II, разд. VI, гл. 2: «План и устройство лечебницы для душевнобольных»). См.: Fodere F . Е.Traitй du dйlire, appliquй а la mйdecine, а la morale et а la lйgislation. T. II. Paris, 1817. P. 215.

Лекция от 7 ноября 1973 г.

Пространство лечебницы и дисциплинарный порядок. — Терапевтическая деятельность и «моральное лечение». — Сцены лечения. — Изменения, вводимые в настоящем курсе по сравнению с «Историей безумия:: 1) от анализа «представлений» к «аналитике власти»; 2) от «насилия» к «микрофизике власти»; 3) от «институциональныхустановлений» к «диспозициям» власти.

Этот замок — совсем не тот, в котором могли разворачиваться «Сто двадцать дней»;1 это замок, в котором должны были протекать дни гораздо более многочисленные, едва ли не бесконечные: ведь перед вами описание идеальной лечебницы, данное Фодере в 1817 году. Что же должно было происходить в подобных декорациях? Разумеется, в них царит порядок, в них царит закон, в них царит власть. В этих декорациях — в этом замке под защитой романтического альпийского реквизита, проникнуть в который можно лишь с помощью сложных машин и сам внешний вид которого должен вселять изумление в душу большинства людей — царит прежде всего порядок в простейшем смысле непрерывной, постоянной регуляции времени деятельности поступков; порядок который окружает тела, вторгается в них пронизывает их вплотную прислоняется к их поверхности и вместе с тем прокрадывается даже в нервную систему и то что другой автор назвал «мягкими тканями мозга».2 Итак, порядок, для которого тела суть проницаемые

поверхности и размыкаемые объемы —своего рода огромный

каркас предписаний порядок которым тела заражены словно инфекцией. , '

14

«Не стоит удивляться, — пишет Пинель, — огромному значению, которое я придаю поддержанию в лечебнице для душевнобольных спокойствия и порядка, а также физическим и духовным качествам, необходимым для такого рода надзора, ибо во всем этом состоит одна из фундаментальных основ лечения мании, без которой врач не сможет добиться ни точных наблюдений, ни устойчивого излечения больных, сколь бы ни полагался он на самые эффективные лекарства».3

Иными словами, некоторый порядок, дисциплина, закономерность, проникающие всюду вплоть до самого тела больных, оказываются необходимы в двух целях.

Во-первых, они необходимы для самого формирования медицинского знания, поскольку без этой дисциплины, без этого порядка, без этого прескриптивного каркаса закономерностей невозможно точное наблюдение. Принцип медицинского знания, его нейтральность, его возможность подступа к своему объекту, короче говоря, само отношение объективности как конститутивный элемент медицинского знания и критерий его приемлемости, требуют как действительного условия своей возможности некоторого отношения порядка, некоторого распределения времени, пространства, индивидов. И даже собственно говоря не «индивидов» (к этому я еще вернусь); скажем I1DOс-то: требуется некоторое распределение тел жестов поступков речений. В этой упорядоченной 'дисперсии и обнаруживается

поле исходя из которого возможно то что мы назвали

отношением медицинского взгляля к своему объекту отношением