— Вы, кажется, девушка разумная, — произнес он медленно. — Что вас привело в Дамаск?

Викки проглотила застрявший в горле комок. Никто еще не предложил ей сесть, и она чувствовала себя совсем глупо, стоя перед мужчинами, как слуга или забредший с пыльной улицы нищий.

— Работа, — ответила она как можно спокойнее.

— И вас некому содержать? — нахмурился старик. — У вас нет братьев, чтобы заботиться о вас?

Викки улыбнулась: она очень хорошо знала, что подумал бы ее единственный брат о таком предположении. Она кашлянула и сказала:

— У моего брата свои заботы.

Старик обескуражено покачал головой. Он не мог этого понять.

— Вам надо выходить замуж, — сказал он. — Вам не пристало работать в магазине. — Казалось, он всерьез озабочен этой проблемой. — Хуссейн хочет на вас жениться?

— Слава Богу, нет, — изумилась Викки. — С чего бы это вдруг? Это просто смешно.

Старик с облегчением откинулся в кресле.

— Хуссейн не может сделать это. Я хочу быть уверен, что он это помнит, добавил он.

— Хуссейн волен поступать, как пожелает, — возразила Мириам.

Отец прожег ее глазами.

— Как пожелает? — переспросил он насмешливо. — А кто из нас может поступать так, как пожелает? Могу ли я работать как молодой? Или твоя мать все еще здесь и присматривает за мной?

Адам, поняв, что разговор заходит слишком далеко, положил руку на колено старику, как бы утешая его.

— Дорожная пыль так и стоит у меня в горле, — улыбнулся он. — У вас не найдется что-нибудь выпить?

Мириам сумрачно посмотрела на него.

— Сейчас принесу шербет. Пойдемте, Викки. Мне нужно начать готовить, чтобы вы успели поесть. Адам, видно, торопится обратно.

Кухня в доме оказалась более чем скромной. Помимо раковины в углу, газовой плиты и шаткого стола в ней ничего не было. Посуда стояла прямо на полу. Окна прикрывала сетка от мух, вторая, сетчатая дверь служила для той же цели. Стены были выкрашены грязно-зеленой краской.

— Мы это будем есть? — спросила Викки, глядя на пакеты с едой, лежащие на столе и пытаясь не выказать отвращения к ее неаппетитному виду.

— Сегодня хотя бы удалось уговорить в магазине дать продукты в кредит, — проворчала Мириам. — На прошлой неделе отец не заплатил, и они нам отказали.

Чувствовалось, что она до сих пор не может оправиться от унижения. Глядя на нее, Викки ощутила острую жалость. Она видела, как та выбиралась из своей чадры, оставшись в сильно поношенном платье.

— Почему бы вам все-таки не выйти за Хуссейна? — спросила Викки, осознавая, что вмешивается не в свое дело.

Мириам подошла к большому глиняному кувшину, налила четыре стакана фруктового сока, поставила их на поднос, куда уже поместила вазочку засахаренного миндаля, другие восточные сладости и смесь печений, так любимых арабами.

— Вы знаете почему, — ответила она устало. — Я не люблю Хуссейна. Он может вполне устраивать отца, но меня-то никто не спросил. Моя сестра — другое дело. Она вышла замуж за человека, которого любит, и уехала отсюда. И я хочу быть рядом с любимым человеком.

Викки упала духом.

— С Адамом? — спросила она нерешительно. Мириам же заулыбалась:

— Вы отгадали. Как вы думаете, мы можем быть с ним счастливы?

Викки, нахмурясь, взяла миндаль. Что бы ни говорила Мириам, в глубине души Викки считала, что Адаму нужна другая жена — помощница в работе, женщина интеллигентная, понимающая, что за лекции он читает в университете и почему читает их именно в Дамаске, а не в Лондоне. То есть это должно быть средоточие всяческих добродетелей. Викки фыркнула, представив, какая бы это была непроходимо скучная особа. Такая вряд ли кому-то понравится — и менее всего Адаму.

— Не знаю, мне трудно судить, — наконец сказала она Мириам.

Девушка резко повернулась:

— Это потому, что вы ревнуете. Оставьте Адама в покое! Оставьте! Он мой! Мой! Для вас найдутся другие! — Мириам схватила поднос и выбежала из кухни.

Викки пренебрежительно пожала плечами. Не ее дело, на ком женится Адам. Почему она никак не может успокоиться? Викки была недовольна собой и постаралась выкинуть все это из головы. Чтобы занять себя хоть чем-то, она подняла с пола сброшенную Мириам накидку и попыталась представить, каково ее носить ежедневно. Интересно, как ее надеть и будет ли в ней удобно? Викки не удержалась и натянула покрывало. Оказалось удивительно удобно, хотя Мириам была немного тоньше нее. Да и через нейлоновую чадру, как выяснилось, очень хорошо видно, совсем не так неудобно, как Викки могла предположить, не жарко и не душно.

Викки опять расстегнула покрывало, боясь, что кто-нибудь войдет. Поэтому она испугалась, когда чья-то рука обвилась вокруг ее пояса. Викки развернули и поцеловали, пренебрегая возражениями против такого бесцеремонного обращения.

Удивление Викки еще более возросло, когда она увидела, что у этого человека рыжие волосы.

— Адам! — вспыхнула она. — Адам, это я. Вы что, не можете отличить меня от Мириам? Пустите! Вы с ума сошли!

Адам смотрел на Викки совершенно серьезно, но в глазах у него плясали огоньки.

— Викки?! — Изумление его было столь естественным, что она почти поверила, но шестое чувство подсказывало ей, что Адам просто хорошо играет свою роль.

— Так вы пустите меня? — сердито спросила Викки.

Адам сейчас же разжал объятия, Викки выпуталась из своего черного облака, почувствовав наконец возможность все ему высказать.

— Я думала, вы разговариваете со стариком! — выдохнула она, стаскивая с себя накидку. Адам с интересом наблюдал за этой процедурой.

— Да, я разговаривал с ним. А потом пошел посмотреть, куда вы подевались.

— Вот как? — Она посмотрела на него недоверчиво.

Адам еле удерживался от смеха.

— Вам бы надо чаще носить черное, — проговорил он торжественно, — вам этот цвет очень идет.

— Неужели? По-моему, вас почти тошнило, когда вы вошли в кухню, — сухо сказала Викки.

Откинув голову, Адам засмеялся.

— Точно! — согласился он.

Напряжение мигом спало, и Викки была этому так рада, что даже перестала сердиться на Адама за поцелуй. Она аккуратно сложила накидку и положила ее на место.

— Кто-нибудь другой мог бы неправильно вас понять, — заметила девушка.

— Да, — кивнул Адам. — Или принять меня всерьез. Или подумать, что я хотел поцеловать именно вас.

Викки стало неловко.

— Пожалуй, — согласилась она и добавила: — Впрочем, вряд ли это пошло вам на пользу.

— Не думаю, — возразил он нарочито чопорно. — И поэтому, видя что вы абсолютно не воспринимаете меня всерьез, я вас поцелую опять. — Адам вознамерился было это проделать, но Викки отпрянула, опрокидывая посуду.

— Оставьте, прошу вас, — воскликнула она. — Я не целуюсь со всякими…

— Не со всякими, дорогая!

Викки на всякий случай прикрыла рот ладонью.

— Конечно, потому что могут вас принять всерьез, — едко напомнила она. — Возвращайтесь во дворик, слышите. В любой момент сюда может войти Мириам, и тогда вас ждут неприятности.

Адам бросил на нее странный взгляд:

— А так ли уж это будет плохо?

Викки нахмурилась, удивляясь, как он может быть таким непонятливым.

— Конечно, плохо, — вскричала она. — Адам, ну пожалуйста, уходите!

Адам молча смотрел на нее.

— Знайте, Викки, что можете мне верить! — сказал он наконец.

— Ладно, верю, — согласилась Викки, думая лишь о том, что, услышав голоса в кухне, придет Мириам.

— Правда? — сухо осведомился Адам. Она быстро закивала головой:

— Да, да. Я верю вам. Вы так добры ко мне со времени моего приезда в Дамаск. — Она сжалась, стараясь не обидеть его. — Но вера ведь не подразумевает другого, так? Мы оба знаем, что вы не узнали меня в покрывале, вот и все.

Адам опять посмотрел на Викки странным взглядом, словно ей не стоило ничего говорить.

— Вы же хотели пить? — продолжала она. — Мириам готовит шербет. Вы не слишком долго отсутствуете?

Он усмехнулся: