– Что это? – хрипло спросил он, едва справившись с голосом. Джей мягко улыбнулся и пожал плечами:

– Хлеб.

– Хлеб?! – Хаук еще раз посмотрел на уже надкусанный кусок. Хрустящая чуть румяная корочка прятала под собой воздушный мякиш теплого белого цвета. Куда уж этому чуду до хлеба, который раздавали в столовой – серого, липкого и почти безвкусного. В забегаловках было получше. В Брайте, к примеру, хлеб не отдавал чем-то техническим, но и вкусным не был. Скорее служил «тем, чем можно собрать подливу». – Какой к черту хлеб?!

– Настоящий, – по-прежнему как-то по-своему улыбаясь, ответил Джей. – Не синтетика, которая есть в каждом городе и к которой ты привык. Настоящий выпеченный хлеб, Хаук. Из настоящей хлебной муки. По рецепту Старого Мира, хотя, как я знаю, многое в нем изменили. Сам хлеб перевозить из города в город плохая идея, но где-то его умеют делать. Эта гостиница – одно из таких мест. Он тут не лучший, но впечатляет, согласись.

– Еще как! Я даже не думал, что существует что-то такое, а ты говоришь, есть вкуснее?! И что такое мука? И, раз это настоящий, значит обычный – нет?

– В обычном хлебе от хлеба одно название. А остальное... Вот отсюда, Хаук, мы и начнем. Я давал тебе много частной информации и почти не давал общей. Но чтобы ты нормально мог воспринимать все остальное, тебе нужны не только базовые знания о местности, но и понимание, как все-таки выглядит мир, в котором мы живем. Как бы это пафосно и глупо ни звучало. Я не буду говорить про Катастрофу и остальное, но, все же, Хаук, как ты представляешь себе то, что находится за пределами этой комнаты?

– Ну... Ты же показывал мне карту. Кусок земли с реками, вокруг вода, с другой стороны Стена... Города там, Столица. Еще есть Империя и Вольные...

– Стоп! Про импов и наших потом. Сейчас мы говорим об облике, что ли. О природе, не о людях. Это ясно?

– Ясно... Ну, тогда, всё.

– А что, суша – один сплошной песок?

– Нет... Леса еще есть... И горы! – Хаук едва удержался о того, чтобы припечатать себя по лбу. Он же высотник! Уж о чем о чем, а о горах и пещерах должен был вспомнить в первую очередь. – Горы и подземелья. Ты говорил про реки и озера, ну, что вода тоже есть, только пить её не всегда стоит. И... э...

Хаук сбился, когда Джей махнул рукой и поставил на стол матово-черный кубик проектора. Такой же был у Хизара. Помнится, с его помощью тот мог наблюдать за всем городом. Проектор Джея оказался попроще: никаких подсоединенных антенн или чего-то подобного. В отличие от игрушки Хизара, этот не должен был ловить и воспроизводить информацию с нескольких источников одновременно.

Легкий щелчок, едва слышное шипение пластин, и над столом развернулась огромная карта мира – куда больше и понятнее, чем те, что Хаук видел до этого. Джей чуть поморщился, на минутку встал, чтобы приглушить свет и закрыть окно, а когда комната полностью погрузилась в полумрак, снова сел напротив Хаука и начал свой рассказ:

– Суша, море и Стена – это ты уже видел и спрашивал, я не буду рассказывать заново. Перед Стеной – пустыня смерти, сотня километров, где не выживает никто. Ни люди, ни твари, ни техника. Самая успешная попытка исследовать ту местность была предпринята пару сотен лет назад и входит во все учебники Империи. Тогда группа искателей запустила к Стене несколько легких роботов с разной аппаратурой, защитой круче городской и веревкой в три километра. Подождали сутки и вытянули их обратно.

– И что? Такие крутые данные были, что про них в учебниках пишут?

– Нет, на телах тех искателей зафиксирован самый высокий уровень облучения за всю историю. По расчетам медиков, скорость мутации была такая, что произошедшее с Ферро – полная фигня. Отряд, нашедший останки, тоже схватил критическую дозу и лег почти сразу. Выдержал только их щит, он-то и сообщил об опасности. Насколько мне известно, кости тех искателей закинули подальше к Стене. Исследовательскому корпусу досталась только одна. И то... В общем, такие дела. Ты учти, я это рассказал не как очередной ужастик, а для того, чтобы ты понял, что значит «не выживает никто». Согласно найденной информации, как раз где-то на территории Стены находилась установка проекта «Rebirth», семь сотен лет назад уничтожившая Старый Мир. А раз Стена существует все это время, искатели допускают, что установка до сих пор работает. Такие дела.

– Охренеть, – только и выдал Хаук. – То есть оно может еще раз рвануть?

– А оно тебе важно? Рванет, значит рванет. Нет, так нет. В Пустоши и без нее забот хватит, гарантирую. Угроза Стены, расширения зоны, абсолютного незнания о том, что в ней и что за ней – это константы, о которых волноваться не нам. Твое дело просто знать, что оно есть. Потому что черт знает, куда тебя занесет жизнь. И если окажешься рядом с зоной – ты должен драпать в верном направлении, а не округлять глаза и не задавать глупые вопросы. Это ясно?

– Угу.

– Тогда дальше. Итак, доступная нам территория полностью классифицирована, кроме зоны близ Стены. Принцип деления по цветам ты уже знаешь, он работает везде. Основные типы освоенной человеком местности: пустыня, степь, болото, леса и горы, – Джей что-то щелкнул на пульте управления, и карта изменилась, окрасившись в разные цвета. – Есть еще два: ледники и аномальные зоны. Первые исследовать очень сложно, там замерзают ядра и отказывает любая техника. Тварям это, к слову, не мешает. Думается, как только удастся поймать хотя бы одну из них, проблема с ядрами решится. Но пока не удалось.

Аномальные зоны возникают стихийно, некоторые из них держатся годами – такие и отмечают на карте. К примеру, Белые Степи – одна сплошная аномалия уже черт знает сколько времени. Её более-менее изучили и где-то лет семьдесят назад проложили первые маршруты. Да, красные, но хоть пройти можно. До этого отряды либо не возвращались вообще, либо возвращались другими.

– Тоже, э... мутантами?

– Нет. Крыша у них ехала. Мало кто мог толком объяснить, что случилось. Некоторые утверждали, что застряли там на десятки лет и рады вернуться назад, хотя проходило порой меньше суток. Другие говорили, что заново прожили свою жизнь, третьи... третьи не говорили ничего. Штука в том, Хаук, что в Белой Степи очень много всякого, напрямую влияющего на сознание. Такая фигня самая опасная: в отличие от передоза излучения и мутаций, влияние на голову часто незаметно, пока не подействует. А действует в первую очередь на центров. Сам понимаешь – как только крыша едет у центра, весь отряд оказывается в полной заднице. Но тебе об этом думать рано. На первых порах ты учишь основы и справляешься со всякими мелочами, вроде многоножек. Сделать так, чтобы ты не влип в остальное, уже моя задача. Когда освоишься в степях и пустынях, мы направимся в лес. К тому времени у тебя будет достаточно развито чутье, чтобы не влипнуть самому. Но в любом случае, опыт решает только половину. Остальное – везение и команда. Про это потом.

Джей смахнул голограмму рукой, та дрогнула, будто обиделась, пошла недовольной рябью и разбилась на части. Теперь Хаук видел каждую зону отдельно как с огромной высоты, собранную из всех разбросанных по миру островков. Четко обозначенный рельеф гор ушел, пространственная модель стала плоской, зато загорелись точки городов.

– Как видишь, почти половину привычного нам мира занимает пустыня. Единственная желто-зеленая зона признана самой благоприятной для всякой «человеческой деятельности», как выражаются искатели. Здесь самый низкий общий фон излучения и самые безопасные маршруты. При этом в пустыне хватает сильных существ, способных обеспечить ядрами крупную технику или даже города. Помнишь крота на пути в Брайт? У него два основных ядра, каждого из которых хватит, чтобы питать энергией тот же Брайт пару месяцев. А помимо них еще шестерка глаз.

Хаук помнил. Хаук вообще вряд ли когда сможет забыть короткую историю Дианы Ро и лицо её отца в тот миг, когда Джей протянул нашивку.

– В общем, будь ваш городок где-то ближе к лесам или в степи, я бы даже не взялся вести такую толпу.