— Ребенка?! — надрывно кричу я, выглядывая из гостиной в одних колготках и незастегнутой блузке, со стоящими дыбом волосами. — Ты издеваешься надо мной?! И где мы поставим кроватку, а?! Под кухонной стойкой?! Или на балконе?!

— Ну не в состоянии я купить прямо сейчас дом в пригороде! — Терри вскидывает руки и задевает бутылку с молочком для тела, которая стоит на полке под зеркалом. Та падает на соседнюю — с маслом, и вся шеренга моих обожаемых средств по уходу за собой с грохотом приземляется на пол.

— Смотреть же надо! — воплю я, несколькими прыжками пересекая комнату и влетая в ванную. — И поменьше размахивать чертовыми клешнями! — Кидаюсь собирать свои драгоценности с таким рвением, будто, если оставить их на полу до вечера, кремы и пенки засохнут или прокиснут.

— Чертовыми?! — задыхаясь от возмущения, переспрашивает Терри. — Ты сказала «чертовыми»?!

— Да-а! — Я вся трясусь. — Лучше бы помог, чем доканывать меня выяснениями!

— А ты лучше бы урезала свои аппетиты и прекратила наконец до отказа забивать полки всей этой дрянью!

— Дрянью?! — вскидываю голову, встряхивая «ирокезом». — Да я в этой проклятой клетушке только и утешаюсь что пенными ванными и ароматом масел на коже! Если бы ты был хоть чуточку более вдумчивым, давно бы это понял!

Терри вешает на шею галстук, но не завязывает его — подбоченивается и смотрит на меня, чуть раздувая ноздри.

— Для утешения тебе вполне бы хватило половины, а то и трети всех этих… — Он снова порывается обозвать мою косметику, но в последнюю секунду решает попридержать язык. — Посчитай, сколько бы мы сэкономили!

— Этого не хватило бы не то что на приличную квартиру, тем более дом, но даже и на старый дырявый сарай! — оглушительно кричу я.

— Тогда поменяй работу, — предлагает Терри, явно не без труда понижая голос. — Я, например, в поисках более достойных заработков готов податься хоть в клоуны!

— Но пользы от этого никакой! — восклицаю я, возвращая на полку очередную порцию бутылок. Хорошо еще, что они пластмассовые, не то плакали бы мои вечерние расслабляющие растирания и самомассажи.

Терри порывисто приближается и разворачивает меня к себе лицом.

— Ты же знаешь, Джесси, надо чуть-чуть подождать, — с отчаянием и мольбой говорит он. — Мы с Тайбором и Фредди только-только начали свое дело. Если в этот раз удача нам улыбнется…

— Это уже третье ваше с Тайбором и Фредди свое дело! — взрываюсь я, отдергивая руку. — Иногда мне кажется, вы все еще учитесь в своей католической школе, а попытками заниматься бизнесом просто развлекаетесь, потому что до чертиков устаете от занудных монахинь!

— Развлекаемся?! — гремит Терри. — Ну знаешь…

— Что?! — воинственно спрашиваю я, начиная ненавидеть и свою скандальность, которая почему-то все разрастается, и недовольство всем и вся. Увы, когда ссора уже на этой стадии, мне ни за что не остановиться.

— По-моему, ты перегибаешь палку, — угрожающе тихо произносит Терри.

— А по-моему, ты слишком легкомысленно относишься к жизни и тебе плевать на наше будущее! — визжу я. — Ребенок! Это удовольствие для кого угодно, только не для нас!

— Поменяй работу, — повторяет Терри.

— Не хо-чу! Мне нравится моя работа, ничего другого я делать не умею!

— Тогда не изводи меня своими претензиями!

— А ты меня — своими разговорами про детей!

Терри снова хватает мою руку, на сей раз довольно крепко.

— А-ай! Больно же! — кричу я, вырываясь.

— Чего ты хочешь, Джесси? — впиваясь в меня горящим взглядом, спрашивает он. — Последнее время тебя не устраивает все на свете! И, знаешь, мне кажется, причина не в квартире и не в том, что у нас не так много денег, а во мне. Только во мне! Ты больше не смотришь на меня, как раньше… С обожанием, — тихо и с грустью добавляет он. — На выходных уезжаешь к подругам, в праздники стремишься к отцу или к брату…

Прищуриваюсь, тяжело дыша.

— На что это ты намекаешь? Хочешь уйти от меня? Я тебя не держу! — Делаю широкий жест рукой, показывая, что хоть сейчас отпускаю его на все четыре стороны.

Терри дергает головой.

— Ты каждый день твердишь одно и то же. Самой-то не надоело?

На миг замираю. Он совершенно прав. Я, как заезженная пластинка, только и талдычу: давай разведемся. Сейчас в самый раз броситься мужу на шею и попросить прощения, я же в приступе ярости на себя и на неустроенность — будь она неладна! — ору не своим голосом:

— Я неспроста это твержу! Мне действительно все осточертело!

Терри поднимает руки, будто солдат проигравшей армии, который сдается в плен.

— В таком случае нам правда лучше разбежаться.

Меня охватывает легкая паника, но громче других чувств говорит неуемный гнев.

— Прекрасно! Наконец-то и ты это понял!

Размашистыми шагами ухожу из ванной и возвращаюсь в гостиную, к большому зеркалу на стене. Собственное отражение заставляет меня ужаснуться. Ну и видок! Продолжаю заниматься прической, воображая, как смехотворно я выглядела, когда распалялась, потрясая гребнем. Злоба в душе все разгорается, хотя, казалось бы, дальше просто некуда.

— Я сегодня же перееду к папе! — произношу я, напрягая голос, чтобы слышал Терри.

Он не отвечает.

— Потому что сыта по горло и этими выяснениями, и теснотой, и твоей беспросветной тупостью!

На подобное оскорбление он вроде бы не должен отреагировать спокойствием, но Терри, к моему великому удивлению, снова молчит в ответ.

— И даже не думай звонить мне, донимать меня попытками все вернуть, изводить упреками! — На мгновение-другое замираю и прислушиваюсь. Из ванной доносится лишь шипение разбрызгиваемого одеколона. Спокоен, как слон! Да как он смеет?! — Если появишься у нас, отец тебя спустит с лестницы! Понятно?! — воплю я, совсем теряя власть над собой.

— Не появлюсь, — говорит Терри, выходя из спальни уже в галстуке и пиджаке, с папочкой под мышкой.

Стою в полном ошеломлении. А он с невозмутимым видом проходит к двери, раскрывает ее, на секунду приостанавливается, смахивает с рукава несуществующую соринку и исчезает из виду.

— Скотина! — кричу я, бросаясь к порогу со сжатыми кулаками. — Наглая скотина… — договариваю куда тише и без трясучки, понимая, что муж меня уже не слышит. И что это в самом деле конец…

Джимми всегда был для меня чуть-чуть больше, чем просто другом, несмотря на то что и с Терри всегда прекрасно ладил, и был вхож в наш дом. Нет, я не позволяла себе ничего лишнего и хранила мужу верность, но взгляды Джимми, порой так ясно говорившие о чувствах, льстили моему женскому самолюбию.

Теперь, когда я обретаю свободу, он, разумеется, напрочь забывает про Терри и с удвоенным старанием пускается окружать меня вниманием. Звонит каждый день, иногда по два раза, предлагает поужинать вместе или куда-нибудь съездить на выходные.

Поначалу я отклоняла все его предложения, а теперь, когда мой брак по-настоящему остался в прошлом, чувствую себя так паршиво и странно, что просто должна чем-то спасаться. Компания Джимми отнюдь не худшее средство.

— Ну рассказывай, — просит он, когда я, насилу дотянув до конца рабочего дня, выхожу из библиотеки и сажусь в его машину.

— Что рассказывать? — Прикидываюсь, будто не понимаю, о чем он. На самом же деле просто-напросто не верю, что вчера я даже на бумажке перестала быть женой Терри.

— Как все прошло? Не просил ли он тебя отказаться от этой безумной затеи? — Джимми смотрит в зеркало дальнего вида и трогает с места.

— Гм… нет.

Я тяжело вздыхаю. Все это время я твердила себе, что ничего другого и не желаю. Что если затяну с разводом, превращусь в неизлечимую истеричку, да и Терри сведу с ума своими разборками. Между нами что-то безвозвратно умерло, и нет ни малейшего смысла мучить друг друга. А теперь вдруг ясно осознаю, что втайне от себя только и ждала, что Терри все-таки явится ко мне, назовет меня ребенком, у меня, как обычно, что-то смягчится внутри и мы снова заживем, как жили прежде.