— И эта его Мишель, — цежу я, — тоже возникла не без вашей помощи. Угадала?

Каролина определенно пугается сильнее прежнего, но продолжает красить разгневанную клиентку.

Я указываю на подругу пальцем.

— Она какая-то родственница или знакомая твоего Эдгара, так? В тот день Терри позвонила Рейчел, правильно? Сказала, где мы с Джимми ужинаем, и он поспешил вызвать Мишель?

Каролина снова на миг замирает, быстро и трусливо взглядывает на меня и ведет дальше начатую от внутреннего уголка глаза линию.

— Кто она?! — гремлю я, давая понять, что, пока не получу ответов, даже не подумаю уйти. Ни перспектива быть выведенной отсюда под руки бугаями-охранниками, ни мысль о том, что на Каролину нажалуются и ее понизят или даже выгонят, — меня не пугает ничто. — Кто она такая?! — повторяю тверже и еще более грозно.

— Его сестра, — не глядя на меня, отвечает моя подруга. — Эдгара…

Честное слово, я прямо здесь влепила бы ей пощечину, если бы клиентка вдруг не распахнула глаза и с возмущенным видом не вскочила бы с кресла. В эту самую секунду к Каролине приближается помощница.

— Как у нас продвигаются дела? — тем же противно-игривым тоном спрашивает она, с притворным любопытством и восхищением осматривая искаженное от злобы худое лицо шатенки. — Просто блеск! Непременно приобретите весь этот набор!

— Весь набор?! — кричит та. — Вместе с этим гадким разбирательством?! Ну уж нет, спасибо! Мне и своих проблем хватает! — Она дергает сухим плечиком и выходит из-за стойки.

— Мы не докрасили второй глаз! — кричит ей вслед Каролина.

Шатенка не поворачиваясь с гордо поднятой головой направляется к выходу.

— Только бы не ходила к начальству! — всплескивает руками Каролина, стараясь не смотреть на меня.

— А что, собственно, случилось? — спрашивает помощница. У нее на груди, приколотый к форменной футболке, светлеет бедж с именем, но мне плевать, как ее зовут. Она смотрит на растерянную Каролину, потом замечает меня.

— Вы тоже? Краситься?

— Ты хоть раз задумалась о том, что я живой человек? — спрашиваю я, не сводя глаз с подруги.

Она молча крутит в руке карандаш. Ее щеки красные, во взгляде, который падает на что угодно, только не на меня, горит раскаяние. Кажется, даже веснушки потемнели и в испуге сжались. Но я до сих пор не могу остановиться.

— Тебе ни разу не приходило в голову, что главным героем своей проклятой игры вы сделали мое сердце?! Ты хоть на секунду пробовала поставить себя на мое место?! Представляла, что я могу чувствовать, как страдать?!

Помощница смотрит на меня теперь без дежурной улыбки и больше не произносит ни слова. Кассир с ближайшей кассы все поворачивается к нам, прикидываясь, что глядит куда-то за мою спину, в другой отдел. Я вижу все это боковым зрением и воспринимаю самым краешком сознания.

— А если бы что-то пошло не так?! Если бы на каком-то этапе со мной рядом не оказалось, например, отца и случилось бы что-нибудь непоправимое?! — продолжаю я свою пламенную речь. — Что бы вы тогда делали?!

Каролина вся съеживается, прикусывает нижнюю губу, качает головой и впервые осмеливается посмотреть мне прямо в глаза.

— Нет, ты ничего такого не сделала бы. Мы это знали, поэтому и не боялись…

— А кто вы такие, чтобы знать о подобных вещах лучше меня?! — кричу я. — Боги?! Ангелы?! — Мои глаза застилает пелена слез. Злоба мало-помалу остывает, уступая место убийственному разочарованию и опустошению.

Каролина берет меня за руку, но я отдергиваю руку.

— Откуда ты узнала? — несчастно бормочет она. — Кто проболтался? — добавляет она более громко, со злостью на предателя. — Мы же поклялись друг другу, что никогда ни при каких обстоятельствах…

— Подобные низости всегда открываются, как их ни прячь, — намного тише, чувствуя себя невозможно уставшей, говорю я. — Обычно совершенно случайно. Так было и на этот раз.

На щеку Каролины тоже падает слеза. Она шмыгает носом и складывает вместе ладони, будто перед изображением распятого Христа.

— Мы ведь все ради тебя… ради вас… Не потому же, что захотели поразвлечься.

Я еще много чего могла бы сказать ей, но внезапно осознаю, что в этом нет смысла. Глубоко вздыхаю и иду прочь.

— Джесси! — так же, как дед, кричит Каролина. — Джесси, подожди!

Приезжаю домой настолько утомленная и подавленная, что прямо в одежде падаю на кровать и забываюсь сном. Просыпаюсь от того, что в сумке настойчиво звонит сотовый. Смотрю на экранчик. Терри.

Когда я медленно подношу телефон к уху, на меня обрушиваются отвратительные воспоминания о сегодняшнем дне. Наверняка Терри успел позвонить и дед, и Каролина, и теперь он сам жаждет что-то объяснить. Признаться, мне сейчас не до душещипательных бесед. Хочется уехать далеко-далеко и какое-то время не слышать их голосов и не пытаться что-либо понять, взвесить, проанализировать. Но деваться некуда. А этот разговор рано или поздно состояться должен. Лучше уж скорее оставить его в прошлом.

— Алло? — произношу я негромким сдержанным голосом.

Из трубки секунду-другую звучит тишина.

— Что-нибудь случилось? — спрашивает Терри.

— Гм… — озадаченно мычу я. Неужели он еще ничего не знает?

— Голос у тебя… какой-то странный, — говорит Терри.

— Ты где? — спрашиваю я.

Он усмехается.

— Как это где? Там, где и договорились! Жду тебя уже целых полчаса.

Боже! Неужто я так долго и крепко спала? Хватаюсь за тяжелую голову, силясь придумать, как мне быть.

— У тебя изменились планы? — с тревогой спрашивает Терри.

— Нет, — говорю я. — Просто… возникли непредвиденные обстоятельства. Подождешь меня еще?

— Если ты приедешь, я готов торчать тут хоть до закрытия! — восклицает Терри.

При мысли, что вся эта история была всего-навсего подстроена, чтобы проучить меня, мне делается невыносимо. Может, я и правда во многом не права, может, и в самом деле достойна наказания, но быть игрушкой в руках близких людей… По-моему, даже для самой безнадежной привереды и капризницы это слишком сурово.

Добираюсь до кафе, благо вечерний час пик прошел, довольно быстро. Впрочем, даже если бы пришлось застрять в пробке, я, наверное, не сильно расстроилась бы. Мне кажется, что все мои чувства, переутомившись, взяли отпуск. Даже злиться или негодовать больше нет ни малейшего желания.

Терри ждет меня за столиком, который мы облюбовали еще в те далекие, послесвадебные времена. Как только мой взгляд падает на него, в душе оживают и любовь, и обида, и отчаяние. На мгновение задерживаюсь у порога, жалея, что я не продумала заранее, что говорить и как держаться. Тут Терри замечает меня, с улыбкой вскакивает и машет рукой.

Иду к нему неторопливо, стараясь подавить досаду, которая теперь совсем очнулась от дремы и говорит в полный голос. О том, что последует за этой беседой, страшно даже думать. Но где-то на подсознательном уровне я уже знаю, что с ожившей мечтой придется снова расстаться.

— Ну наконец-то, — ласково говорит Терри, опять поднимаясь и беря меня за руки.

Я осторожно, но настойчиво высвобождаюсь.

Терри немного растерян, однако явно даже не подозревает ни о том, что случилось у деда, ни о моем визите к Каролине. Для него я до сих пор сумасбродная дурочка, над которой без ее ведома ставят воспитательный эксперимент.

— Я тут, пока тебя ждал, изучил все мировые новости. — Он кивает на стопку газет перед собой. — От нечего делать прочел даже сплетни о звездах. Но, честное слово, не запомнил ни одной, потому что думал только о тебе, — понижая голос и соблазнительно улыбаясь, добавляет он.

Скрепя сердце сажусь. Следует немедленно прекратить эти глупые заигрывания. Как же это непросто! Терри с легкой тревогой и горячей любовью смотрит на меня своими волшебными голубыми глазами. Обстановка кафе, которую с тех далеких пор не меняли, живо напоминает о лучших в жизни днях. Ужасно жаль разбивать эту сказку, но я знаю, что на самом деле ее нет, и это придает сил.