Через два часа они были в Мэнор-Стил, еще через десять минут — в комнате Дэвида, а спустя несколько секунд — на вершине блаженства. Больше ничего в жизни значения не имело.

Злые языки зря шушукались, что помолвка Клариссы Стил и Стенли Рочестера, якобы, сорвалась — потому и не появилось объявление в «Таймс». Просто с небольшой задержкой там появились сразу два объявления о помолвке, имеющие отношение к семейству Стил. Леди Кларисса Стил выходила-таки за Стенли Рочестера, а Дэвид Стил сочетался законным браком с мисс Грейс Колмен. Обе свадьбы было решено сыграть в один день.

И было все именно так, как об этом сотни раз рассказывалось в сказках. Были жемчуга и белые облака фаты, были белые розы и нежные лилии, были фиалки, перевязанные лентой, был хмель, белые голуби над собором, были суровые дети в парадных костюмчиках, важно несшие шлейфы невест.

Звонили колокола, а золотое солнце заставляло собравшихся щуриться, играя на бриллиантовой диадеме Клариссы Рочестер и в сапфировых глазах Грейс Стил. Были крики и смех, был фейерверк, экипажи, запряженные четверками белых лошадок, были толпы репортеров — и много друзей.

А потом был еще большой праздник в Мэнор-Стил, и жители всех окрестных деревень плясали на этом празднике до упаду. Словом, было все, что должно быть на настоящей свадьбе, включая истинно английский напиток — медовый эль. Любовный напиток фэйри — так зовут его до сих пор ирландцы.

Было много любви и счастья, и казалось, что больше уже просто невозможно: не выдержит сердце.

Грейс почти ничего вокруг не видела. Она смотрела только на одного человека. На мужчину, что стоял рядом с ней, улыбался рядом с ней, гордо шел рядом с ней. На высокого красивого мужчину с русыми волосами, чуть тронутыми сединой, и внимательными серыми глазами, со дна которых впервые за много лет исчезла грусть. На своего мужа.

Дэвид Стил улыбался и раскланивался, благодарил за поздравления и сам поздравлял — тетушку и Стенли. Однако думал он при этом только об одной женщине. Маленькой женщине с синими глазами, женщине с волосами цвета ночной грозы, женщине с нежным смехом и совершенным телом. О своей жене.

Он знал, что теперь, в ближайшие восемнадцать тысяч двести пятьдесят дней эти синие очи будут сиять ему по утрам и вечерам, в эти буйные локоны он будет зарываться лицом, будет пить ее смех, как пьют шампанское, будет слушать ее дыхание — и тогда время станет вечностью, а жизнь — прекрасной сказкой, у которой нет конца…

А через месяц с небольшим в Мэнор-Стил пришла большая бандероль. К ней прилагались два письма — для мистера и миссис Стил.

Свое письмо Дэвид вскрыл у себя в комнате. Почерк был незнакомый, но первые же строчки прояснили личность адресата.

«Уважаемый мистер Стил. Не спешите с омерзением отбрасывать это письмо, хотя я вполне понимаю, какие чувства вызовет у вас мое имя. Да-да, вы не ошиблись: ваш несостоявшийся дядюшка, Марко Санти, шлет вам свои искренние поздравления и пожелания счастья в связи с бракосочетанием. Не сомневаюсь, что вы не станете этого делать, — но как честный (по-своему) человек, спешу поздравить и вашу очаровательную тетушку, искренне желая ей счастья.

Не ищите в этом письме скрытой издевки, желания покуражиться или еще чего-нибудь в том же духе. Человек моей профессии обязан быть прагматиком и циником, но иногда с прагматиками и циниками разговаривать куда легче. Вкратце: я вор, но не насильник, и никогда не причинил бы мисс Клариссе вреда. Меня интересовали ее деньги, это правда, узнав же, что они находятся под вашей опекой, я решил взять то, что смогу. Кларисса подслушала у дверей библиотеки секретный код, который вы сообщили очаровательной мисс Грейс, на следующий день уговорила девушку уехать в Лондон, после чего без помех забрала книгу и убежала вместе со мной. Мне пришлось быть с ней непростительно грубым — поверьте, я до сих пор страдаю из-за этого. Я намеренно оскорбил ее, чтобы она не уехала со мной из Англии.

Спустя некоторое время обнаружилось, что продать подобный раритет невозможно — он бесценен и уникален, — а быть бескорыстным ценителем и тайным обладателем-бессеребренником я пока не готов. Таким образом, Божьим попущением порок в моем лице был наказан в полной мере. Чуть позже из газет я узнал о вашей свадьбе и решил, что лучшим подарком, к тому же единственным, который вы наверняка примете от меня, будет то, что я вам и посылаю.

Прощайте. С искренней надеждой на то,

что мы никогда не встретимся

Марко Санти — Марк Туссен — Маркус Олсейнтс».

Дэвид хмуро отодвинул от себя письмо. Он все еще не совсем понимал…

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Грейс. Лицо ее пылало, в руках молодая женщина сжимала листок. В отличие от письма, адресованного Дэвиду, на этом листке было всего несколько строк.

«Ваш супруг передаст вам мои поздравления, если сочтет это уместным. Я же, моя очаровательная партнерша по танцам, могу только выполнить давнее обещание. Помните — однажды я хотел прочитать вам лучшие строки о любви, написанные человеческой рукой? Я дарю их вам. Ведь теперь вы знаете, что такое любовь? Первое послание апостола Павла коринфянам, глава тринадцатая.

Несмотря ни на что —

с искренним расположением

ваш Марко Санти».

Дэвид поднял глаза на Грейс. Та молча протянула ему увесистый сверток. Они молча спустились в библиотеку, осторожно развернули несколько слоев плотной бумаги и открыли нужное место в книге…

…Если имею дар пророчества и знаю все тайны, могу и горы переставлять, а Любви не имею — то я ничто.

Любовь долготерпит, милосердствует, Любовь не завидует, Любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине.

Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

И пребывают сии три: Вера, Надежда, Любовь, но Любовь из них больше…