Мужчина умолк, Кэрри посмотрела на него и наткнулась на блестящие темные глаза, устремленные на нее. Она улыбнулась, едва заметно кивнула и сказала:

— Благодарю вас. Я должна добавить, что настоятель и попечители собора надеются, что вы останетесь довольны посещением этого храма. Напомню, собор Святого Павла построен в конце семнадцатого века по проекту архитектора сэра Кристофа Рена. Это был последний по счету из соборов, воздвигнутых на этом месте. Самый первый относится к шестьсот четвертому году. Собор Святого Павла является резиденцией епископа Лондонского начиная примерно с тысяча триста четырнадцатого года. Если есть вопросы, прошу вас, задавайте.

— Кэрри? — Седовласая старушка подняла руку вверх, словно школьница.

Кэрри улыбнулась самой любезной своей улыбкой.

— Да, мэм?

— Моя школьная подруга побывала в этом соборе в прошлом году. Она исповедалась… — Лицо старушки озарилось завистливым светом.

Кэрри не сразу нашлась с ответом, потому что ее охватило неподдельное изумление: неужели у этой женщины с лицом ребенка есть грехи? Кэрри не пришлось ответить на этот вопрос, поскольку уже знакомый голос опередил ее.

— Вы тоже можете, — сообщил мужчина, который на память цитировал Евангелие. — Пасторы собора примут вас. Вы можете исповедаться, — он на секунду умолк, — или спросить духовного совета.

Мужчина в упор посмотрел на Кэрри. Она улыбнулась, значит, он тоже подумал, что эта старушка безгрешна.

Группа одобрительно загудела, экскурсия заканчивалась, и, как обычно бывает, второе дыхание, приходящее на смену первому, требует разрядки и полной свободы от напряженного внимания.

С этой сводной группой — здесь были американцы, австралийцы, индийцы, те, кто хотел получить англоговорящего экскурсовода, — Кэрри работала на пару с Тимом, своим давним приятелем. Они не первый сезон подрабатывали в туристической фирме «Гринвич». Честно говоря, Кэрри ужасно надоело изо дня в день топтать лондонский асфальт и произносить одни и те же фразы. Но ничего другого она не могла себе предложить.

— Кэрри, я слышала, этот собор знаменит своими музыкальными традициями?

К ней подскочила тощая девица, улыбавшаяся во весь рот и ничуть не смущавшаяся своих длинных зубов, сцепленных металлической скобой. Кэрри передернуло — почему же в детстве ей не выправили зубы? Американцы ее всегда утомляли своей жизнерадостностью и непосредственностью.

— О да. — Кэрри улыбнулась в ответ, ее зубы были безукоризненны. — По будням в двенадцать тридцать — Святое Причастие, по воскресеньям в три пятнадцать пополудни — пение вечерней молитвы. От того и от другого вы получите истинное удовольствие, — пообещала Кэрри.

Разговаривая с девицей, Кэрри чувствовала на себе пристальный взгляд. Ей казалось, он пронзает череп и, просверлив дырку, выходит между глазами. Дурацкое ощущение, ничего не скажешь.

Кэрри попрощалась с группой, осыпала всех добрыми пожеланиями и вышла из собора.

Солнце заливало город. Такого жаркого сентября она не помнила. Почти каждый день под тридцать градусов, если не смотреть на календарь, то возникает полная иллюзия лета.

Как всегда, на ступеньках собора сидели туристы из разных стран — дети, тинейджеры, утомившиеся от прогулок люди в годах и «божьи одуванчики». Последние наверняка из Штатов или из Скандинавии, предположила Кэрри.

Она почувствовала, как ноги сами собой подкосились, и опустилась на бетонную ступеньку, не заботясь о своих бледно-желтых брюках. Черт с ними, ноги вопили, требуя отдыха. Кэрри даже не предполагала, что они могут так ныть, ведь она надела сандалии, на которых написано «софт», мягче не бывает! Это Тим настоял, чтобы она перестала мучить себя каблуками.

— Ты ведешь себя как муж с тридцатилетним стажем, — ворчала Кэрри, когда Тим стоял над ней в обувном магазине, исполненный решимости проследить, чтобы она купила «правильную» обувь для работы.

— Кэрри, если тебя так прельщают каблучки, ты ведь можешь принести туфли с собой и переобуться, когда, скажем, поведешь наше стадо в приличное место.

— Например?

— Ты ведь поведешь их на мюзикл «Красавица и чудовище»?

— А разве не ты их туда поведешь?

— О нет, я тебя умоляю! — Тим затряс головой, будто Кэрри предлагала ему выпить касторки или настойки от кашля с термопсисом. — Ты знаешь, как я отношусь к музыке. Я просто зверею.

— Да уж конечно знаю.

— Вот если бы их пришлось вести на боевик…

— Да, да, да. Но они не за тем приехали в Лондон.

Тогда-то Кэрри и купила на Виктория-стрит эти мягкие сандалии, и теперь мысленно благодарила Тима. Все-таки не так уж противно, когда кто-то заботится о тебе. А я чем ему плачу? Кэрри вздохнула. Насмешками, вот чем. Я тоже веду себя с ним как ворчливая жена с тридцатилетним стажем. Нехорошо, сказала себе Кэрри и поёрзала на ступеньке, словно уселась на камешек.

Я постоянно раздражаюсь на него. Но почему? С какой стати? Тим и впрямь необыкновенно заботливый парень. Вполне удачливый, поспешила она отрекомендовать его себе, будто боялась усомниться. Разве нет? За что ни возьмется — все получается. Вот и с этой туристической фирмой — он вынул из хозяев хорошую группу, экскурсии на «умные» темы, которые прилично оплачиваются. Так что тебе не так? — спросила себя Кэрри.

Да ясно, ясно, что не так! Кэрри вздохнула и, кажется впервые, разрешила себе сформулировать свое недовольство: все это мелко.

Да, Тим довольствуется мелкими успехами, и так будет всегда. Он не замахивается на крупное дело, а это скучно. Кэрри скривила губы в недовольной усмешке. Значит, всю жизнь он будет семенить по жизни шажками. А если я буду рядом всю жизнь, то семенить придется и мне тоже. Так ходят женщины-японки — маленькими шажками, но только когда они одеты в традиционные кимоно. А в деловом костюме они другие. Но у меня нет кимоно, я хожу в брюках, я привыкла шагать широко. Значит, меня жизнь с Тимом не устроит.

Кэрри резко дернула молнию рюкзачка и порылась в его захламленных недрах. Пальцы нащупали зеркальце, она вынула его, открыла и встретилась со своими глазами. Они были темно-синие и злые. Как море в Бристоле во время шторма. Между прочим, там они недавно поссорились с Тимом — он не хотел поселиться в гостинице, которую выбрала Кэрри, он хотел сэкономить десять фунтов и поэтому предлагал переночевать в мотеле.

— Но у нас есть деньги! — кричала она, стараясь перекрыть рев волн.

— Это у тебя есть деньги! — вопил он в ответ. — А я…

— Я знаю, что ты сейчас скажешь: ты сын безработного шахтера из Уэльса, ты сам, сколько себя помнишь, зарабатываешь на жизнь. Я бы молчала, если бы мои родители жили в Белгрейвии или держали антикварный магазин в Мейфэре! Но ты ведь знаешь, что моих родителей сейчас нет в Британии! Они в Индии, где отец служит проводником для богатых охотников, которые приезжают на сафари! А я давно зарабатываю сама.

— Но у тебя тылы! Ты всегда можешь поехать к ним!

— И я поеду к ним, вот получу деньги за сезон и поеду. Но я поеду навестить их, а не просить помощи! взорвалась Кэрри. — Я хочу начать собственное дело. Ты знаешь какое.

— У тебя ничего не выйдет, потому что на твое дело нужны тысячи фунтов, большие деньги. Я знаю, ты хочешь открыть свою туристическую фирму и устраивать туры для охотников и рыбаков.

— Да, и когда я открою его, могу нанять тебя менеджером.

Тим усмехнулся.

— Если я к тому времени не превращусь в дряхлого старца.

Она вспыхнула. Они с Тимом ровесники, и Кэрри поняла, что он хотел как следует уколоть ее.

— Дряхлость не зависит от возраста, Тим.

Теперь вспыхнул он, его светлые волосы казались совсем белыми на фоне пошедшего красными пятнами лица.

— Ты стала злая, Кэрри. Ты не была такой. — Тим отвернулся.

Она почувствовала неловкость, ей стало жаль парня. Он показался ей маленьким мальчиком, совершенно не приспособленным к жизни. Но почему? Кэрри снова разозлилась: какого черта, почему ей достаются какие-то слабаки?