Карол едва заметно улыбнулась, подтверждая мнение Милейн.

— Знаю. Но это же ребенок. Совсем другое дело. Берт привык делать что хочет и спать всю ночь. А ребенок…

Милейн опять перебила ее:

— Ребенок станет для вас самым дорогим в жизни. Вот увидишь.

— Я боюсь.

— Рожать?

— Ну конечно же нет. Вполне вероятно, что после родов я сразу же смогу вернуться к работе. Моя мама родила пятерых, и ничего.

— Тогда…

— У тебя нет детей, да? Нет, конечно же. Иначе ты привезла бы их сюда. Я боюсь… Только ты никому не говори… Боюсь, что не смогу быть хорошей матерью.

Милейн взяла Карол за руки.

— Послушай меня. Ни одна женщина не знает, какой она будет матерью, пока не станет ею. Материнство, отцовство… Это инстинкт. Или он есть, или его нет.

— Ты правда так думаешь?

— Да, я так думаю. — Милейн помолчала. Вечером она жалела, что у нее нет тут подруги, с которой она могла бы поговорить. Карол открыла ей душу, так почему бы и ей не сделать то же самое? — Знаешь, у моей матери было трое детей. Все девочки, погодки. Но она не годилась для этой роли… Может быть, она считала, что материнство навязано ей кем-то. Она старалась. Но у нее ничего не вышло.

— Прости.

Милейн горько улыбнулась.

— Ничего. Карол, я верю, что ты не такая. Я знаю, как ты относишься к лошадям. И как ты любишь людей. Я почувствовала это в первую же минуту.

— Это не то. Мои друзья не зависят от меня. Да и лошади… Мне не надо растить их честными и…

— Правильно. Но твои страхи вполне объяснимы. В них нет ничего необычного. — К больнице подъехал грузовик. Подождав немного, Милейн продолжила: — Страшна та женщина, которая не спрашивает себя, сможет ли она быть хорошей матерью. Я много таких видела за время работы. — Я знаю это на собственном опыте. — У тебя целых девять месяцев, чтобы подготовиться. И у Берта тоже.

— Я… я ему не сказала.

— Скажи. Давай встретимся завтра.

— Хорошо. — Карол смотрела на свои большие руки. — Ребенок. Через несколько месяцев я буду держать на руках своего ребенка.

Милейн отвернулась, стараясь сосредоточить внимание на бинтах, и не смотрела на Карол, пока ветер не высушил ее слезы.

Окна больницы были темными. Спускаясь с горы, Тэннер размышлял о том, где Милейн проводит время с тех пор, как приехала сюда. Ветер ерошил ему волосы и вселял в душу сомнения. Весь день он провел на одной из самых сложных высокогорных трасс, готовя ее к зимнему сезону, и не должен был думать ни о чем, кроме ванны и обеда в компании с кем-нибудь из спасателей.

Черт! Она не имела права приезжать сюда. Маммот принадлежит ему. Он знает здесь все вершины, все долины, все пологие и крутые склоны, все места, где может скапливаться снег, угрожающий лыжникам. Он держит тут все под контролем, по крайней мере, насколько ему позволяет природа.

Однако Милейн приехала и поставила под угрозу его покой.

Она сказала, что больше не замужем. Неужели… Как его?.. Неужели Крис бросил эту дьяволицу в образе ангела?

Все к черту! Это не имеет никакого значения.

Прошло несколько часов, отданных вкусной еде и доброй беседе, прежде чем Тэннер возвратился домой. Он взошел на крыльцо и, посмотрев на противоположный берег озера, вынужден был признать, что говорил себе неправду. От мыслей о Милейн он не сможет избавиться, пока они оба не забудут то, что было между ними. Покачав головой, Тэннер вошел в дом и набрал ее номер.

Он услышал милое, ласковое «хелло» и почувствовал напряженность в ее голосе, едва она узнала, с кем говорит.

— Нет, я еще не спала. А в чем дело?

— Хочу кое-что узнать.

— Узнать? Мне показалось, ты не желаешь иметь со мной ничего общего.

— Не желаю. Меня бы гораздо больше устроило, если бы ты была сейчас там, где находилась до сих пор. Что тебе не понравилось в Неваде?

— Тэннер, Невада никогда не была моим домом. Я… Извини, я понимаю, ты не хочешь, чтобы я жила тут, но я никуда отсюда не уеду.

— Так я и думал. — Как ни странно, он был рад это услышать. Наверное, она опять заворожила его. — За этим и звонил. Мы еще с тобой не закончили.

— Что ты хочешь? Услышать, что я виновата? Виновата. Даже больше, чем ты думаешь.

— Да? — Неужели он причинил ей боль? Несмотря на разделявшее их расстояние, несмотря на бесстрастный телефон… Неужели он этого хотел? — Я не знаю, о чем ты тогда думала, и это не дает мне покоя. Я тебя совсем не понимал. Но, наверное, это не имеет для тебя абсолютно никакого значения.

— Ты веришь в то, что говоришь?

Она тихонько вздохнула, и он растерялся.

— Хороший вопрос. Поэтому я звоню тебе. Я хочу знать, что с нами будет.

— Ничего не будет.

Ее голос был таким же, каким он запомнил его. Но он совсем не мог представить себе ее лицо в порыве страсти. К черту! Она же не забыла, что он любит работать с деревом.

— Что это было? Отдых от мужа? Желание подцепить кого-нибудь? Вы всегда так поступаете… поступали? Каждый сам по себе? А что вы делали потом? Сравнивали свои впечатления?

— Тэннер, ты не дал мне объяснить ничего тогда, — шепотом проговорила Милейн. — А теперь зачем тебе знать?

— Надо.

— Нет, Тэннер, так не пойдет. Мне было слишком больно тогда, и я не хочу ничего вспоминать, если для этого нет серьезных оснований.

Ей было больно? Тэннер закрыл глаза, борясь с нахлынувшими чувствами.

— Разве моего права знать недостаточно?

— Права? У тебя нет прав.

— Нет? А когда я взял телефонную трубку и услышал голос твоего мужа?

Милейн отвела трубку ото рта, и Тэннер едва расслышал, как она сказала:

— Я не буду с тобой разговаривать. Ты говоришь, что тебе нужна правда, а сам все ставишь с ног на голову. Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя запачканной, а я не могу. И не буду.

Она положила трубку. Тэннер хотел снова набрать ее номер и продолжить разговор, но раздумал. Вместо этого он вышел на крыльцо и вдохнул чистый горный воздух. Прямо напротив него, по другую сторону озера, в окнах домика горел свет.

К черту! Только хуже стало… Чего она от него ждет? Чтобы он делал вид, будто между ними ничего не было? Вел себя так, словно они не встречались, не говорили друг с другом, не…

Что бы он от нее ни услышал, это не изменит главного. Между ними ничего не осталось.

Берт и слышать не хотел об отказе.

— Они не будут нас ждать! — кричал он Милейн на другой день. — Я пытался разыскать Карол, но она куда-то делась со своими туристами. Наверное, поехала на водопад. Тэннер занят. Никогда еще не видел сразу столько оленей. Вы глазам не поверите!

— Наверняка. — Милейн держала трубку на расстоянии, защищаясь от восторженных воплей Берта. — Но вы только что вернулись. Неужели полетите опять?

— Конечно же полечу, а иначе зачем бы я звонил вам? Давайте! Это не займет много времени. Вернетесь через пару часов. Но даже если не вернетесь сегодня на работу, разве не интересно посмотреть на четырехсотфунтового оленя? Хватит вам считать таблетки! У меня с собой видеокамера, но я не могу управлять самолетом и одновременно снимать.

Утром пришел еще один груз с лекарствами, и Милейн только-только начала их разбирать. Но как чудесно было бы посмотреть на оленей и вообще полетать над горами и озерами. От этого у кого хочешь поднимется настроение. К тому же она сможет послать парочку снимков Эмбер. После того как Берт сказал, что в стаде около полудюжины оленят, Милейн сдалась и сказала, что едет. Она закрыла больницу и села в машину, даже не взглянув на гору, где в это время был Тэннер со спасателями.

Берт был прав. Прогулка на самолетике, который совсем негромко жужжал, пролетая над верхушками деревьев, оказалась чудесной. Пока она любовалась видами, Берт рассказывал ей о тех временах, когда был профессиональным летчиком.

— Я представлял, как надену форму и на меня сразу ляжет ответственность за сотни пассажиров и многомиллионные машины. Как же мне этого хотелось! И я добился своего. Пять лет я носился над страной, пока в одно прекрасное утро не проснулся в мотеле, не имея ни малейшего представления о том, где я, на Восточном или на Западном побережье. Через неделю я ушел из большой авиации.