Это почти дословная запись рассуждений генерала Власова. Верили ли Власов и Трухин тому, что говорили? Что касается ген. Власова — неизвестно, а ген. Трухин, надо сказать, мало всему этому верил.

Несколько позднее, примерно в середине декабря, он удрученный сказал как-то: «Чорт их поймет, этих дураков-немцев, каждую мелочь чуть ли не с ножом к горлу приходится выцарапывать. До сих пор всё еще „формируют“ 1-ую дивизию. Нет оружия, нет транспорта, тех офицеров, которых мы просим из лагерей, немцы не дают. В Норвегии масса людей, а мы не можем вытащить их оттуда. До сего дня всё еще не выделены для нас районы для формирования частей. Бесконечные совещания, заседания, а толку никакого. Нет, с немцами каши не сваришь, хотя это давно было известно, начиная с 1942-го года. Им надо просто пушечное мясо. Они предлагают нам формировать небольшие подразделения (не больше батальона) с тем, чтобы, по мере их сформирования, отправлять на фронт»….

В начале февраля состоялось «торжество» по случаю передачи ген. Власову, как главнокомандующему войсками РОА, формируемой 1-ой дивизии, носившей до этого шифр: «600-я пех. дивизия-русская». Несколько ранее состоялось решение о передаче для формирования частей РОА районов Мюнзинген и Хойберг (западнее Ульма). 1-ая дивизия перешла в Мюнзинген, а в Хойберге началось развертывание 2-ой дивизии.

В конце января состоялось также решение о переводе Штаба РОА из Берлина в район формирующихся частей и о переводе КОНР’а в Карлсбад. Переезд Штаба и КОНР’а из Берлина походило не на плановое перемещение, а на бегство, каким оно и было по существу.

В это время для всех, даже для «непосвященных» было ясно, что немцы безудержно покатились в пропасть и необходимых ген. Власову 6–7 месяцев для формирования частей, они не могут дать. Теперь менее оголтелые нацисты, может быть и желали бы что-нибудь сделать для обеспечения реальных условий формирования частей РОА, но уже не могли. Вместе с тем, были и такие, которые продолжали всячески тормозить развертывание РОА. У нацистской верхушки, конечно, было основание не доверять русским. Они понимали, что Русское Освободительное Движение (РОД) и РОА в одинаковой мере направлены как против большевизма, так и против нацизма и фашизма. Через свою агентуру немцы знали о настроении русских, они были осведомлены о спорах: кто враг № 1 — большевики или немцы? Очень многие антикоммунисты считали врагом № 1 немцев. «Бей немцев, а потом разберем что и к чему!» На мирной позиции стояли, главным образом, солдаты, младшие офицеры и рядовые участники РОД.

Втайне офицеры и солдаты РОА, русские рабочие и военнопленные полагали, что руководители РОА и РОД, в первую очередь ген. Власов и близкие к нему лица, имеют нелегальную связь с американцами и англичанами. Некоторые второстепенные лица, окружавшие Власова, Жиленкова, Трухина и Малышкина, намекали на то, что «в этом направлении кое-что делается, но, сами понимаете, об этом нельзя вслух говорить». Такие намеки подбадривали и успокаивали. Знали ли сами руководители о наличии подобных намеков? Скорей всего — нет. Рождались они, видимо, потому, что руководители в келейных разговорах между собой неосторожно высказывали антинемецкие настроения, а лица, окружавшие их, услышав что-то «краем уха», передавали приятелям, но уже в «своей обработке».

Надо сказать, что намеки о связях с англо-американцами не могли не распространяться. Потаенное и желаемое принималось за реально существующее. Психологически почва для них хорошо подготовлена двумя основными факторами:

1. Все русские (т. е. ОСТ «овцы и военнопленные) не то что не любили немцев, а ненавидели их острой ненавистью. Да и было за что. Эти люди на своей собственной спине убедились, что немцы никогда не могут быть друзьями русских и поэтому они инстинктивно тянулись к поискам других для себя союзников. В своем из глубины идущем стремлении, они справедливо полагали, что руководство РОА имеет связь с англо-американцами.

2. Абсолютное большинство бывших военнопленных, вступивших в РОА, чувствовало некий моральный гнет от факта „измены долгу присяги“ надевая форму РОА. Но свой поступок они оправдывали следующим соображением: „Сталин и Советская власть отказались от меня, заявив, что я как военнопленный — изменник народа. А какой же я изменник, если я честно сражался, пока в силу обстоятельств не попал в плен?“ У этих людей теплилась надежда на возможность возвращения на родину. Они думали: в Европе и в Америке не так устроено, как у нас в Советской России. Может быть, Англия и Америка после победы над Германией потребуют от Сталина изменения курса внутренней политики. И если это произойдет, тогда не страшно будет вернуться на родину».

На этом основании большинство, не только солдат, но и офицеров, лелеяло надежду, что руководство РОА и РОД принимает всё возможное для установления связи с союзниками.

Казалось, это так и должно быть, ибо Власов, Жиленков, Малышкин, Трухин и др. отлично понимали настроение людей, да и сами они столь же отлично понимали действительную цель руководящей немецкой верхушки.

Понимали, но, к сожалению, достаточно реальных шагов для связей с англо-американцами не сделали. Из-за страха перед немцами? Или хотели вести с немцами «честную» игру? Нет, скорей всего потому, что не уловили момента, когда можно и надо было приступить к этому делу. Не уловили момента потому, что не имели продуманного принципиального решения по этому вопросу. Только после мартовского, совместного с намцами совещания в Карлсбаде, было принято решение, согласно коему ген. Малышкин должен был в момент эвакуации немцами Карлсбада, остаться там и войти в связь с англо-американским командованием.

Надежда на миссию ген. Малышкина была, мягко говоря, наивной и сама миссия крайне запоздалой. «Невеста» (РОА), которую должен был сосватать Малышкин, была совершенно неизвестна «жениху» (англо-американцам), и он о ней ничего вразумительного не слыхал. А если кое-что и слыхал, то знал, что она «бесприданница» и будет не на радость жениху, а только лишь обузой ему. Может быть, если бы «жених» заблаговременно пригляделся к «невесте», то что-нибудь и сделал, чтобы «нарядить» ее: по русским свадебным обрядам, жених должен делать подарки невесте, ее родителям и родным.

Непродуманность и отсутствие плана для связей с англо-американцами привели к тому, что все отдельные начальники, на свой риск, стали оставлять на местах своих людей «для установления связей»: оставлялись люди в Карлсбаде, Егере, Праге, Вене, Мюнхене и в др. пунктах. Более того, уже на походе частей РОА, встречая ОСТ'овцев и военнопленных, говорили им: «Вот вы останетесь на территории, которая завтра будет занята американцами. Вы должны разъяснить аімериканским солдатам, что такое РОА, за что она борется, какие ее идеи и т. д. Только безысходность могла толкнуть людей на такие, с позволения сказать, „мероприятия“».

В марте, не дав закончить формирование 1-ой дивизии, немцы потребовали отправки ее на фронт. Власов волей-неволей должен был согласиться на это, и для оправдания посылки дивизии, был найден следующий довод: «Немцы нам не доверяют, поскольку наши части не были еще в бою и неизвестно, как они поведут себя. Боевые действия 1-ой дивизии будут экзаменом и, если они выдержат экзамен, то после него формирование последующих частей пойдет быстрым темпом».

В начале апреля дивизия приняла участие в одной небольшой операции на реке Одере в районе Котбус-Тор и показала неплохие боевые качества.

Однако, всё это было поздно, слишком поздно. Надо было думать не о формировании новых частей, а о том, что делать с наличными людьми. Союзники и с Запада, и с Востока безудержно шли навстречу друг-другу, и «жизненное» пространство становилось с каждым днем всё меньше и меньше.

Что представляла собою собственно Русская Освободительная Армия к 8 апреля, 1945 г. т. е. за месяц до общей капитуляции?