Якорь с грохотом вырвался из клюза и бухнулся в воду, волоча за собой длинную цепь. Берега небольшой северной речушки Шойры, в устье которой остановился пароход «Трудовик», не радовали глаз. Песок, песок и песок. Ни деревца, ни кустика. По хмурому осеннему небу быстро неслись рваные клочья облаков.

Вскоре из-за мыса показался крохотный рыбацкий ботишко, с высоко торчащей над рубкой выхлопной трубой, подтащил к борту судна баржу под груз и, освободившись, бойко затарахтел мотором, направляясь в обратный путь.

— Э-эй! На боте! Подождите! — закричали с судна. Но бот продолжал удаляться.

— Ну что ж, ребята, опоздали на бот, пойдем шлюпку просить у старпома, — предложил боцман. — Придется на шлюпке добираться.

Объяснив условия плавания по реке Шойре, неширокой, но бурной, с очень сильным течением, старпом разрешил спустить шлюпку.

Встречное течение и ветер сильно тормозили ход; шлюпка, непрерывно захлестываемая волнами, продвигалась вперед с трудом. Когда, наконец, обогнули песчаный мыс и подошли к маленькому деревянному причалу, Ипатов, молодой матрос-первогодок, не чувствовал от усталости рук: пальцы онемели и сгибались с трудом. «Больше ни за что не сойду на берег в таких местах», — думал он, выбираясь на причал и стряхивая с бушлата брызги.

Договорившись о времени сбора, матросы разошлись по поселку к своим знакомым и родственникам.

Ипатов решил побродить, посмотреть новое для него место. Расстегнув две верхние пуговицы бушлата так, чтобы были видны сине-белые полосы тельняшки, он не торопясь направился к видневшимся из-за песчаных холмов постройкам.

Поселок был небольшим, и вскоре Ипатов вернулся к причалу. Легкий бушлат не спасал от пронизывающего холодного ветра. Ипатов забрался в шлюпку и долго сидел там, бесцельно глядя на мутные речные волны. Время тянулось медленно.

Ипатов встал, походил вокруг шлюпки, потом опять сел, посмотрел на часы — до срока сбора оставалось еще больше двух часов.

— Эдак замерзнуть тут можно, — недовольно пробормотал он. «А что, если одному поехать?» — мелькнула мысль. Он задумался, но не мог решиться.

Прошло еще полчаса. И, чувствуя, что начинает коченеть от холода, Ипатов решил ехать, махнув на все рукой.

— Не замерзать же мне здесь, — рассуждал он, — по течению я легко до судна доберусь. Отдохну, отогреюсь, а потом с кем-нибудь еще раз съезжу на берег за ребятами.

Течение подхватило шлюпку и быстро понесло вниз по реке. Ипатов сидел на корме и правил веслом. Он без труда вывел шлюпку на фарватер, и теперь ему оставалось только ждать, когда течение принесет ее прямо к борту парохода.

Подведя шлюпку к носу судна, Ипатов бросил весло, встал на среднюю банку и начал перебирать руками по борту судна, помогая течению нести шлюпку к висевшему на корме штормтрапу.

«Трап что-то высоковато поднят!» — только успел тревожно подумать Ипатов, как шлюпка уже была под кормой.

Перебежав на нос шлюпки, он схватился за штормтрап и хотел подтянуться к борту.

Только на мгновенье Ипатов забыл о волне и течении, которое быстро донесли его до судна, и это мгновенье едва не оказалось роковым. Нельзя подниматься в шлюпке во весь рост и хвататься за трап, когда бешеное течение и волна рвут шлюпку из-под ног. Ни один опытный матрос не подойдет к трапу по течению — инерция неминуемо пронесет шлюпку мимо.

Ипатов, обрадованный тем, что так легко и быстро добрался до судна, забыл про это. Не погасив инерции шлюпки, он схватился за трап и повис над водой. Еще секунда — и волна выбила шлюпку из-под ног. Ипатов повис на штормтрапе. Не осознав того, что произошло, он вскарабкался на трап и только тогда оглянулся. Шлюпку быстро тащило в открытое море.

«Шлюпку уносит!» — мгновенно сообразил Ипатов и, крикнув «Полундра!», прыгнул в воду. Балясины штормтрапа звонко щелкнули о борт парохода.

Ипатов задохнулся от обжигающего холода воды. Он вынырнул и бросился вплавь догонять шлюпку. Намокшая одежда сковывала движения и тянула вниз. Но матрос не думал о том, что может утонуть. Он видел только шлюпку, которую он упустил, и одна мысль сверлила мозг — догнать!

До шлюпки осталось метров шесть, когда матрос почувствовал, что ледяная вода судорогой сводит правую ногу.

— Врешь! — хрипло и зло выдохнул Ипатов. — Врешь, догоню!

Вот уже три метра осталось, два с половиной, два, гребок, еще гребок — вконец измученный Ипатов ухватился за борт шлюпки и повис безвольным кулем, с трудом переводя дыхание.

Трижды он пытался забраться в шлюпку, но не хватало сил — ботинки и брюки пудовой тяжестью повисли на ногах.

— А-а, черт! — с дикой злобой прохрипел Ипатов и страшным напряжением всех сил перевалился через борт шлюпки.

Накатившаяся волна привела его в чувство. «Уносит в море…» — сообразил он и быстро поднялся. Шлюпку отнесло от судна метров за двести.

Ипатов с трудом развернул шлюпку против течения и начал быстро грести. Он не знал, что его крик перед прыжком в море услышали на судне и сейчас там спускают на воду шестивесельный вельбот. Ипатов не видел этого, и сознание, что спасение зависит только от него самого, удесятерило его силы.

Прошло еще несколько минут.

— Держи конец! — услышал вдруг он, и мимо лица со свистом пролетела длинная и тонкая веревка с привязанным на конце грузом. Ипатов поймал ее, закрепил за банку и бессильно повалился на дно шлюпки. Жестоко ныло измученное тело. В голове непрерывно звенело, и неудержимо слипались глаза.

Как в полусне, Ипатов увидел склонившиеся над ним знакомые лица матросов.

«…Добрался… дома… шлюпку», — прорывались сквозь звон в голове обрывки мыслей. И вдруг, оживившись, он попытался приподняться. Глаза зажглись тревожным огнем.

— Стойте! Ребята на берегу остались, надо ехать за ними.

Чьи-то руки закрыли ему рот и пригнули голову. А затем Ипатов услышал знакомый ворчливый голос:

— Да лежи ты смирно! Доехал уже! Попадет тебе завтра от старпома, он научит тебя на шлюпке ходить! Тоже пловец нашелся.

«…Съездим… старпом… ходить», — опять несвязно потекли мысли.

На другой день его вызвали к капитану.

«Ну, дело плохо. Значит, спишут с судна», — тоскливо думал Ипатов. Он понимал, что после вчерашнего происшествия со шлюпкой встреча с капитаном ничего хорошего ему не обещает.

От капитана Ипатов вернулся мрачный. Молча он собрал свои вещи в матросской каюте и так же молча перенес их в тесную каюту под полубаком, где обычно жили палубные ученики.

К вечеру вывесили приказ капитана. Ипатов долго стоял у доски объявлений и читал приказ. Подошел боцман, прочитал, тронул за руку Ипатова.

— Ты не горюй очень-то, парень. Наказали тебя правильно.

Ипатов пожал плечами.

— А я не спорю. Раз прошляпил, то что тут говорить.

— А вот эту приписку ты цени, — боцман прочитал вслух: «Отмечаю вместе с тем смелость, проявленную бывшим матросом Ипатовым». Так наш батя пишет только о тех, в кого он верит, понял? Это значит, что месяца через два он опять переведет тебя в матросы. Конечно, если ты еще чего-нибудь не сотворишь похожего, — усмехнулся боцман.

— Да уж не сотворю, — упрямо мотнул головой Ипатов, — я теперь ученый.

Непривычная тишина стояла в торговом порту. Безмолвно застыли краны у пустых причалов. Лишь изредка мимо складов с легким фырканьем медленно проезжала автомашина, и снова наступала тишина. Густой морозный туман окутывал порт; в сумраке полярной ночи оранжевые шары причальных фонарей висели в воздухе, тщетно пытаясь пробить серую пелену тумана.