Затем она боком плюхнулась в бассейн и, по-прежнему не вынимая пальца изо рта, сделала вид, будто тонет, хотя на самом деле гребла по-собачьи. Когда Мэнди добралась до противоположного бортика, все уже покатывались со смеху. Все, кроме инструктора Боба.

— Думаешь, это смешно? — заорал он. — Вылезай из воды! Живо!

Мэнди вылезла из бассейна и, ухмыляясь, раскланялась перед публикой.

— Глупая девчонка! — Боб кинул ей полотенце. — Теперь посиди и посмотри, как плавают другие.

—  Что?! — Мэнди сразу же перестала лыбиться. — Но это же нечестно! Что я такого сделала?!

Но Боб уже отвернулся.

— Попробуем еще раз. Кто умеет и плавать, и вести себя прилично?

Примерно три четверти класса вскинули руки. Мне ужасно хотелось в воду, но я вызываться не посмела, — особенно после того, что сейчас было.

— Так, — Боб кивнул. — Можете зайти в воду. Только на глубину не заплывать! — Он обернулся к жалкой кучке тех, кто, переминаясь с ноги на ногу, толпился чуть в стороне. — А я займусь вот этими.

Но стоило ему отвернуться, как я, не выдержав, быстро перебежала к тем, кто уже направлялся к мелкой стороне бассейна. Конечно, мне не следовало этого делать, ведь я никогда раньше не плавала, но почему-то я была уверена, что у меня всё получится. И вода была такая красивая, такая спокойная, — она словно ждала, затаив дыхание, когда же, наконец, в нее прыгнут и разбудят веселыми всплесками.

В бассейн вели пять широких пологих ступеней. Я шагнула на первую, и теплая водичка приятно защекотала мне пятки. Еще шаг — и вода заколыхалась у меня под коленками. Еще две ступени, и можно будет погрузиться целиком.

Я окунулась с головой, широко раскинув руки. Задержала дыхание и рванулась вперед, туда, где было глубже, где пропадали все звуки и становился слышен зов воды, мягко окутывающей тело. Мне казалось, что я знала этот зов всю жизнь.

— Вот этото, что надо! — раздался голос инструктора Боба, едва моя голова появилась на поверхности. — Молодчина!

Он обернулся к остальным. Весь класс смотрел на меня, выпучив глаза и разинув рты.

— Хотелось бы мне, чтобы к концу учебного года все плавали так же, — сказал Боб.

Мэнди метнула на меня испепеляющий взгляд.

И тут случилось это.

Только что я скользила, как рыба. И вдруг ноги перестали меня слушаться — как будто кто-то склеил их вместе да еще туго связал у щиколоток. Слабо улыбнувшись, я попыталась грести к бортику, но ноги стали как каменные! Я не ощущала ни коленей, ни ступней, ни пальцев!

Что со мной!?

Я уже с трудом держалась на поверхности. На миг вода накрыла меня с головой. Вынырнув, я громко закричала, и Боб тут же кинулся в бассейн, прямо как был, в шортах и футболке.

— Ноги, — захлебываясь, пробормотала я. — Я их не чувствую!

Боб обхватил меня за талию своей широкой ладонью, приподнял лицо за подбородок и потащил к бортику.

— Не бойся, — сказал он. — Это просто судорога. Такое часто бывает.

Добравшись до края бассейна, мы присели на нижнюю ступеньку. Как только я частично выбралась из воды, странное чувство стало проходить.

— Ну-ка, давай посмотрим на твои ноги. — Боб пересадил меня на бортик. — Можешь поднять левую?

Я подняла.

— А правую?

Легко.

— Боль есть?

— Всё прошло, — честно ответила я.

— Значит, так и есть — обычная судорога. Посиди немного, передохни. Потом снова зайдешь в бассейн, если захочешь.

Я кивнула, и Боб поплыл к остальным.

Но всё дело в том, что, в отличие от Боба, я успела почувствовать и увидеть кое-что необычное. Я представления не имела, чтоэто такое, но одну вещь знала наверняка — больше меня в бассейн ни за какие деньги не затащат!

Я еще долго сидела на бортике. Постепенно весь класс зашел в воду, и теперь все, включая Мэнди, весело плескались в бассейне. Но я даже близко к ним не подходила из страха, что на меня попадет вода и это повторится снова. А возвращаясь домой из школы, я вдруг испугалась, что упаду с мостков в море.

Такие мостки расположены вдоль всей пристани. Около наших пришвартовано еще три судна, не считая «Морского короля», — роскошный белый скоростной катер и парочка больших яхт. Но постоянно на них никто не живет.

Я осторожно ступила на мостки. На нашу яхточку с берега перекинута широкая доска. Когда я была маленькой, мама переносила меня через нее на руках. Конечно, это было много лет назад, я уже давно хожу по доске самостоятельно. Но только не сегодня.

— Мама, — крикнула я с мостков. — Я не могу перейти.

— Я опаздываю на занятия, — крикнула в ответ мама, поднимаясь на палубу в голубом атласном халате и с головой, обмотанной полотенцем.

Я застыла на мостках. Вокруг топорщились паруса и мачты многочисленных лодок. На «Короле» паруса были спущены, и мачта размеренно покачивалась вместе с яхтой. Солнце, отражаясь в иллюминаторах, слепило глаза. Поблескивали тонкие металлические поручни.

— Я боюсь, — сказала я.

Перевязав покрепче пояс халата, мама протянула мне руку.

— Ну, иди, я тебя поймаю.

Как только я дошла до конца доски, она подхватила меня и крепко обняла.

— Выдумщица, — сказала она и, взлохматив мне волосы, снова ушла в каюту собираться.

Мама постоянно ведет какой-нибудь кружок. Она работает в букинистическом магазинчике на набережной и там же проводит свои занятия. Вообще-то у них там довольно здорово. Недавно при магазине открылось маленькое кафе, где подают густые молочные коктейли с настоящими фруктами и вкусными шоколадными хлопьями. Я подозреваю, что кружки эти — всего лишь повод для того, чтобы встретиться и посплетничать с друзьями. Так или иначе, меня это вполне устраивает: на это время мама, по крайней мере, оставляет меня в покое.

Правда, в мамино отсутствие за мной присматривает Ясновидящая Милли — она работает на пристани гадалкой. Но мне с ней нравится. Время от времени Милли проводит со мной сеанс рэйки или шиатсу. А однажды даже погадала мне на картах — выпало, что я стану великой ученой и все меня будут прославлять.

На следующий день я получила пару за диктант и в наказание должна была в течение трех больших перемен переписывать его заново. Вот так Милли и гадает.

К счастью, этим вечером по телику шли оба ее любимых сериала; «Эммердейл» и «Жители Ист-Энда», так что ей будет не до меня. Вот и отлично: мне было необходимо посидеть и спокойно подумать. Во-первых, понять, что со мной случилось в бассейне. А во-вторых, придумать, как избавиться от плавания, пока это не повторилось.

Расхаживая по салону, я слышала, как мама поет, заглушая магнитофон: «Ты и вправду меня любишь? Ты останешься со мной?» Она всегда напевает, когда куда-нибудь собирается. Меня это не то чтобы сильно раздражает, если только она не начинает при этом еще и пританцовывать. Но сегодня мне вообще было всё равно, что она там делает.

Я уже попробовала ее осторожненько спросить, а обязательно ли мне снова идти на плавание, и она совершенно взбеленилась.

— Ты что, шутишь? — По ее тону можно было понять, что она-то уж точно не шутит. — После того, как ты мне всю душу вымотала с этим своим плаванием? Ну нет, ты уж, пожалуйста, продолжай ходить.

Я добрела до искусственного камина в углу салона, который называется у нас гостиной, и повернула в обратную сторону — при ходьбе мне лучше думается. Прошла мимо ободранного диванчика, застеленного большим оранжевым покрывалом. Туда — сюда, влево — вправо, скрип — скрип, топ — топ. Но в голову ничего не приходило. Совсем ничегошеньки.

«Признавайся поскорее, не могу так долго ждать», — пела мама в соседней каюте.

Тогда я заглянула на кухню — на кораблях она называется камбуз. Тут есть раковина, крошечный холодильник и плита, вокруг которой вечно скапливаются целые груды пустых коробок и бутылок, поскольку мама их не выкидывает, а использует для чего-нибудь еще. Камбуз расположен в самом центре яхты, напротив двери, ведущей с палубы во внутренние помещения. Сразу за дверью — пара деревянных ступенек, по которым надо спускаться очень осторожно, так как нижняя сильно расшатана. Лично я на нее вообще никогда не наступаю, а сразу перепрыгиваю с верхней ступеньки на пол.