Эмма не воспользовалась лимузином с шофером. Ей хотелось несколько минут побыть в одиночестве, поскольку она прилетела прямо на похороны и еще ни минуты не оставалась наедине сама с собой и своими мыслями.

Она отошла подальше к ивам и оттуда обозрела ухоженную лужайку, а потом еще раз остановила взгляд на свежей могиле. В следующий раз, когда она приедет сюда, здесь будет уже стела из серого мрамора с силуэтами кошек поверху, которые сопровождали Мэгги в течение всей жизни и которые после смерти станут охранять покой. Еще на стеле будет выбито имя Мэгги, даты ее рождения и смерти и эпитафия: «Жизнь для живых… Живите».

Все это ей было известно, потому что стела, заказанная много лет назад, стояла у Мэгги в гараже. Когда Эмма в первый раз увидела ее, она пришла в ужас от мысли, что бабушка может умереть, как все. Но та только улыбнулась.

— Крошка, умрет лишь мое тело, — сказала она, погладив девочку по худенькому плечику. — А я всегда буду жить здесь.

Сейчас, вспомнив это, Эмма даже не заметила, как улыбнулась. Она оттянула воротничок, чтобы воздух немного остудил ее пылающую шею. Здесь было не так жарко, как в Сенегале, откуда она прилетела, но так же влажно. Хорошо еще, что она коротко стрижет свои огненно-рыжие кудри. И все-таки пора в тень…

Эмма решила отправиться за чемоданом, который оставила на автобусной остановке, и попытаться снять комнату в единственном на всю округу мотеле Уэбстера. Она шла, погруженная в собственные мысли, и, когда из-за разросшейся магнолии вышел мужчина и преградил ей дорогу, она вскрикнула от испуга.

— Не очень-то вы спешили, — холодно произнес он, так что Эмма даже поежилась и пристально посмотрела на него.

— Простите?

— Вы должны были прилететь хотя бы на несколько дней раньше, не говоря уже о неделях.

Эмма растерялась, но не позволила себе расслабиться и тотчас взяла себя в руки. Она привыкла прямо смотреть в глаза любой опасности, ведь она была старшей из шестерых детей, к тому же ей пришлось многому научиться, работая ответственным секретарем департамента иностранных дел.

Однако стоявший перед ней мужчина и не думал отступать. И Эмма продолжала внимательно изучать его. Длинный нос, твердая линия рта, задиристо вздернутый подбородок, глубоко посаженные холодные серые глаза, хмуро смотревшие на нее из-под черных бровей. Длинные ресницы, как ни странно, смягчали суровое выражение его лица.

Наконец она отвела глаза и попыталась вспомнить, кто бы это мог быть.

— Вы ничего не хотите сказать? — приблизившись к ней, прорычал мужчина.

Высокий и крепкий, он стоял совсем рядом, так что Эмма вполне могла бы испугаться, но она не сдвинулась с места. Про себя она порадовалась, что тоже высокого роста, почти под стать ему.

— Вы меня, по-видимому, знаете, — спокойно проговорила она. — А вот…

— Еще бы не знать! — огрызнулся мужчина. — Вы племянница Мэгги. — Он всплеснул руками и еще выше вздернул подбородок. — Ваши фотографии развешаны по всему ее дому.

Опустив глаза, Эмма заметила, как он нервно сжимает и разжимает кулаки.

— А вы?.. — терпеливо выслушав его, спросила она.

— Брент Форрест.

Сосед Мэгги! Так, значит, именно этого мужчину с волевым лицом бабушка называла «замечательным молодым человеком».

— Мистер Форрест. — Она кивнула, ничем не выдавая своих чувств.

Ей не в первый раз приходилось скрывать их, и она давно научилась делать это почти автоматически. Это стало частью ее личности так же, как и ее манеры.

— Вы не ответили на мой вопрос?

— Не сейчас, мистер Форрест. — Эмма тряхнула головой.

— Нет, сейчас, — сквозь зубы прошипел он, не сводя с нее обвиняющих глаз. — Я хочу знать, почему вы не нашли времени приехать к вашей тетке. Она все время только и говорила о вас. Мечтала увидеться с вами. Как же она вас ждала! Каждую минуту!

Эмма открыла рот. На мгновение кровь отхлынула от ее лица, так что на нем выступили веснушки, схожие с коричневыми пятнышками на белом мраморе.

— Я была в Сенегале. Это в Западной Африке, на другом краю света! — едва сдерживаясь, проговорила она.

— У вас что, не бывает отпуска?

— Бывает. Я как раз хотела повидаться с ней, но так получилось…

Он прищурился.

— Что получилось? Пришло приглашение заманчивее?

Эмма судорожно вцепилась побелевшими пальцами в сумочку.

— Я не обязана перед вами отчитываться. Мы ведь с вами не знакомы.

— Зато я с вами знаком, — не отступал он. — И даже очень хорошо.

— Вы, вы… — Ярость охватила Эмму, и ей никак не удавалось взять себя в руки. — Бесчувственный истукан! Я только что ее похоронила. Я любила Мэгги.

— И я ее любил. Она была моим лучшим другом. — Он так искренне произнес это, что ярость уступила место любопытству.

Она внимательно посмотрела на него, не обманывает ли он, и стала рыться в памяти, словно заново перечитывая письма Мэгги и ища в них информацию о Бренте Форресте.

«Знаешь, дорогая, он зол на весь мир, ведь ему пришлось столько пережить! А всего-то и надо, что немного сочувствия и понимания».

Пожалуй, ему сейчас больше всего нужен намордник, так, по крайней мере, подумала Эмма.

Трудно поверить, что ее нежная чувствительная бабушка дружила с таким человеком. Однако Эмма не могла не признать, что он искренне огорчен ее смертью. Лицо у него было печальным и измученным.

— Я понимаю, как вам тяжело… — заговорила она, решив утешить его.

— Еще не хватало, чтобы вы меня пожалели! — Он отступил на шаг и сложил руки на груди. — Я знаю, почему вы опоздали, даже чуть не пропустили похороны.

— Произошла путаница… — Она замолчала. — Я вовсе не обязана перед вами отчитываться, — повторила она, вздергивая подбородок. — Послушайте, почему бы вам не убраться с моей дороги?

Она невольно оглядела его. Голова откинута назад, плечи расправлены — любой король мог бы позавидовать такой осанке. Эмма вновь решила обойти его, и на этот раз он не стал загораживать ей тропинку.

Девушка убеждала себя, что не из-за чего расстраиваться. И все-таки жаль, что он столь грубо обошелся с ней. Ей так хотелось поговорить о Мэгги. Но нет, только не с ним.

— Дурак, — пробормотала она чуть слышно, быстро удаляясь от него.

Она не оглядывалась, хотя слышала позади себя его шаги. Ну почему ему надо идти за мной? — с досадой подумала Эмма.

Теперь Эмма не сомневалась, что он был одним из многих людей, которым Мэгги помогала всю свою жизнь. Ее старой родственнице не раз удавалось вселить бодрость в тех, кто уже отчаялся и давно разочаровался в жизни.

Грустно покачав головой, Эмма остановилась на углу и оглядела сонную главную улицу Уэбстера. Кладбище располагалось на южной окраине города рядом с белой церковью, построенной еще — это она знала точно — в пятидесятых годах прошлого столетия. Главная улица тянулась между усеянными коттеджами холмами и в нескольких милях от города вливалась в большую дорогу.

С тех пор как Эмма еще ребенком проводила здесь летние месяцы, Уэбстер не изменился. Он располагался на одном из плато в Южной Каролине. В нем по-прежнему витал дух благочинности и неуклонная вера в незыблемость традиций. На городской площади до сих пор летом устраивали танцы и концерты, великолепные ярмарки и праздники цветов!

Эмма улыбнулась, вспомнив, как ей в первый раз разрешили пожить у Мэгги. Теперь-то она понимает, что ее матери и отчиму хотелось провести медовый месяц без любопытных глаз семилетней девчонки. Однако за первым разом последовали другие. В Уэбстере она завела себе друзей и вообще чувствовала себя здесь как дома, тем более что отчим работал в нефтяной компании и семье частенько приходилось переезжать с места на место, нигде не задерживаясь подолгу.

Эмма перешла через дорогу и направилась к автобусной остановке. Она поймала себя на том, что вежливо кивает встречным, не понимая, как ей удается вести себя так, словно ничего не произошло. Еще ей было обидно, что все кругом не усматривали в этом страшном для нее дне ничего особенного, обычный будний день с его заботами и хлопотами, работают магазины и жизнь идет своим чередом. Эмма сжала зубы.