У них никогда не будет этой необходимости, как и не будет такого родимого пятна на спине.

Пятна, которое по форме напоминало красный отпечаток четырёхпалой руки.

Отпечаток, который горел огнём, когда рядом была смерть.

* * *

А в битве при Буэна-Виста произошло вот что: около 14 000 мексиканских солдат под командованием генерала Санта-Анны атаковали американские войска Закари Тейлора, которые насчитывали менее 5000.

Благодаря решительности, смелости и чистой удаче американцы смогли отбросить мексиканцев.

Легко сказать - но нелегко сделать.

Мрачным февральским утром 1847 года солдаты под командованием Тейлора получили приказ собирать палатки и выдвигаться в сторону Буэна-Виста. Двадцать пять километров - и они на месте... Без провизии и без сухих дров.

На следующее утро, едва рассвело, прибежали часовые и сообщили, что приближается войско мексиканцев.

Джеймс Ли Кобб и добровольцы из Миссури расположились на узком гребне, сразу за артиллерией, в ожидании врагов. Вместе с ними были группы кавалерии Кентукки и Арканзаса. Все ждали, широко раскрыв глаза, с кремневыми мушкетами и карабинами наготове, с заточенными ножами и топорами в руках.

В воздухе стояла вонь - кислая, сильная, пьянящая. Запах страха.

Потому что внизу враги собирались в кучу, и все, кто рассредоточился на этом гребне, могли прекрасно их видеть. Их было не перечесть. В кои-то веки разведка не уменьшила, но и не завысила численность врага.

Мексиканцы маршировали ровным строем, выстраиваясь в шеренги и рассыпаясь на группы.

Кобб наблюдал, как они ни на секунду не останавливались.

- Не надо смотреть на них и видеть свою смерть, парни, - произнёс негромко Кобб. - Надо смотреть вниз и думать, что если они всё же достанут тебя, то ты заберёшь с собой в ад десяток!

Заметив расположение отряда, мексиканские пушки - восьми- и шестнадцатифунтовые - открыли огонь по склону холма. К ночи они разогрелись и обрушили адский дождь на две Индианские стрелковые роты.

Звучали горны, люди умирали, воздух наполняли клубы дыма... но настоящая битва ещё и не началась.

И регулярная армия, и добровольцы ждали.

Голодные, замёрзшие, но не осмеливающиеся закрыть глаза, когда разряды картечи взрывали песок вокруг них.

На рассвете следующего дня мексиканские пушки снова запели, и всё началось по новой.

В ответ на их залп ударили пушки американцев.

Весь горный склон кишел врагами и напоминал битву варваров, ослеплённых жаждой крови и готовых разграбить город.

Кобб вывел свои войска и атаковал скрытую мексиканскую огневую точку, которая поливала огнём индианский полк; они рубили направо и налево, пока враги не остались лежать на земле рядом со своим разгромленным оружием.

Но за каждый десяток убитых приходило ещё двадцать солдат. А за ними - Господь всемогущий! - ещё половина мексиканской армии. Пехота в зелёных мундирах, кавалерия - в алых. Они были вооружены британскими ост-индскими винтовками и длинными копьями, а на голове носили медные шлемы с большими чёрными перьями, похожими на вороньи.

И разверзся ад.

Над головами добровольцев свистели пушечные ядра, взрываясь осколками камней и комьями грязи. Картечь попадала в людей, разрывая внутренности.

Над землёй, подобно туману, висел дым от орудий, и кавалерия напоминала пробиравшихся сквозь него призрачных всадников.

Люди кричали и визжали; кровь покрывала землю липкими, горячими лужами.

Солдаты - и мексиканские, и американские - умирали и падали друг на друга, как брёвна. Некоторые поднимались только для того, чтобы снова упасть и быть раздавленными копытами мчащихся лошадей.

Зазвучали горны.

Люди ползли сквозь эту мясорубку с оторванными конечностями и развороченными животами, из которых тянулись кишки.

Некоторые хотели сбежать... но другие хотели сражаться дальше.

Кобб заколол штыком одного солдата и рассёк лицо другому. Он видел, как падают добровольцы, но каждый раз, когда он бросался им на помощь, к его ногам падали тела, кровь и мозги брызгали ему в лицо, а на него самого бросались вражеские солдаты. Поэтому он стрелял в них и резал тесаком, когда они оказывались на его пути.

А вокруг него добровольцы карабкались по грудам тел, и в бой вступила вооружённая миссиссипская конница. На них были ярко-красные рубашки и широкополые соломенные шляпы.

Мексиканская кавалерия встретила их беспощадно; раздались выстрелы мушкетов и звон сабель; лошадей разрывало пушечными ядрами, а люди падали сотнями; пейзаж превратился в кровавое море израненных тел, конечностей и сверкающих на солнце внутренностей.

За мексиканской конницей следовала пехота с выставленными вперёд штыками.

Добровольцы из Миссури, чёрные от пороха и пыли, продолжали держать оборону, готовые ко всему.

Кобб стрелял из пистолетов, пока они не опустели и не превратились в бесполезный раскалённый кусок железа. Он схватился за мушкет, выстрелил, перезарядил и снова выстрелил с заправским мастерством.

Но мексиканцы хлынули вперед бурным, нескончаемым потоком, перерезая американскую линию фронта, и Кобб оставалось лишь крушить черепа врагов прикладом винтовки, резать их ножами и рубить тесаком, не останавливаясь ни на минуту.

Теперь мексиканцы атаковали не только спереди, но и сзади, и с флангов.

Это был настоящий ад.

Люди падали и извивались в грязи.

Лошади сбрасывали всадников и топтали своими копытами, обезумев от ужаса, ран, ударов, стрельбы и криков.

Разрывались снаряды; свистели, как бешеные шершни, ружейные пули; слепящими вихрями поднимались дым и пыль.

Грохотали мушкеты, и им вторили огромные пушки.

Фургоны и грузы на них были разбиты в щепки; повсюду в крови и обломках лежали убитые и раненые.

А к склону подходили всё новые и новые мексиканские войска.

Кобб, переполненный теперь настоящим, неистовым голодом, ворвался в их ряды, убивая людей из пистолетов и мушкетов. Он разрубил топором голову одного копейщика, перерезал горло другому, выхватил копьё и сбросил с коня мексиканского офицера.

Он проткнул остриём грудь мужчины и пригвоздил его к земле.

Убив ещё двоих или троих, он вскочил на коня убитого мексиканца - прекрасного белого жеребца - и бросился в атаку, рубя и режа, стреляя и пронзая. Но когда залп картечи перебил животному ноги, Кобб вновь оказался на своих двоих.

Сверху открывалась жуткая картина: пропасть, заполненная дымом и огнём, кишела людьми и лошадьми без всадников. Это была истинная бойня, и в суматохе трудно было сказать, кто выигрывал, а кто проигрывал.

Но Коббу было на это плевать.

Он продолжал сражаться, убивая всё больше врагов, перерезая сухожилья коням и разрывая линию наступления мексиканцев, как огненный клинок.

Битва продолжалась ещё долгое время, но, в конце концов, мексиканцы отступили.

Мертвецы грудами лежали на земле, пропитанной багровой кровью.

Кавалерия мексиканцев оказалась под постоянным огнём, и главнокомандующий принял решение отступить, но даже эта заминка стоила им десятков и сотен жизней.

Когда сражение закончилось, поле битвы превратилось в кладбище.

В бойню.

Везде, насколько хватало глаз, валялись тела, конечности, разорванные пушечными ядрами лошади и закинутые взрывной волной на деревья люди. Это напоминало картину Брейгеля Старшего "Триумф смерти" - дым, пламя, трупы и разрушенные повозки.

Изрытая земля.

Лужи крови.

Тысячи мух, взлетающих с трупов и тех раненых, кто не мог пошевелиться.

Люди молили о помощи, о воде, ещё хоть об унции жизни, чтобы они смогли убить больше мексиканцев во имя своих матерей и возлюбленных.

Когда Кобб шёл через бойню, и его оленьи шкуры были мокрыми от крови и обожжёнными пылающей шрапнелью, он видел, как живые люди выбираются из-под трупов. С дикими, залитыми кровью глазами они размахивали пустыми мушкетами и ножами. Они кололи штыками мёртвых и тех, кто простил о смерти.

Потрясённые кровавой битвой офицеры шатались по полю боя, всхлипывая, проклиная этот мир и выкрикивая приказы мертвецам. Они требовали, чтобы трупы поднялись и бросились в погоню за врагом, в то время как солдаты бродили среди мертвецов в поисках павших товарищей.

Кобб и его покрытые кровью, крещённые огнём добровольцы двинулись по горящему полю из трупов, выныривая из клубов дыма и добивая мексиканцев. Они снимали скальпы, срезали посмертные маски, отрезали уши, руки и пальцы. Они хохотали, как безумные, устраивая мексиканские трупы в непристойных позах.

А Кобб подталкивал их к новым, всё более извращённым зверствам, в то время как родимое пятно на его спине пылало и пульсировало.

Что-то внутри него было очень, очень довольно увиденным.

Война - это ад.

И для Кобба она напоминала возвращение домой.

* * *

Пламя.

Дым.

Жар.

Крики.

Горело здание школы.

Голоса внутри кричали на испанском, ублюдочном английском, индийском... Они умоляли, просили пощадить их, отпустить во имя Иисуса Христа.

И Кобб собирался их отпустить... прямиком к создателю.

Кобб смотрел на огонь, питался им, чувствовал, как он горит внутри него. Его кровь была кислотой, которая пузырилась и кипела. Его сердце раскалённым докрасна поршнем стучало и грохотало, выбрасывая искры и маслянистый пар. Родимое пятно на его спине напоминало выжженное на плоти клеймо.

Добровольцы окружили здание школы, держа мушкеты наготове.

- Если любой из этих чилийских ублюдков попытается выскользнуть, - процедил Кобб, - стреляйте.

Здесь, в небольшом городке под названием Дель Барра, Кобб и его люди выследили местный партизанский отряд. Здесь они жили, здесь их лечили и оперировали.

Это был даже скорее не городок, а деревня: несколько продуваемых ветрами и выбеленных солнцем лачуг, старая испанская церквушка и школа.