— Я. Решил попробовать себя в качестве дизайнера. Но маме не понравилось.
— Неудивительно, — пробормотала Ивон. — А можно я загляну внутрь?
— Хочешь узнать, что у меня внутри?
— Анатомические подробности твоего строения меня не интересуют. Так что ограничусь тем, что открою чемодан. Если позволишь, конечно.
— Мне не нравится эта идея.
— Слушай, а может, ты и правда маньяк?
— Ладно уж, открывай. Если честно, я и сам уже не помню, что там валяется, — небрежно бросил Джерри.
Ивон открыла чемодан, и Джерри стало немного страшно. Словно она и правда заглянула в его душу и увидела все коробочки с его детскими страхами. Джерри действительно не очень хорошо помнил, что именно лежит в чемодане, однако его взгляд тут же уткнулся в школьный фотоальбом.
Многие люди с удовольствием показывают свои детские и юношеские фотографии, но Джерри Уэллинг к ним не относился. Именно поэтому он стащил из шкафа свой школьный альбом и замуровал его на чердаке бабушкиного дома. Логичнее было бы вообще выкинуть эти фото, но что-то помешало ему пойти на подобный шаг. Может, он боялся, что мать рано или поздно хватится альбома и потребует его вернуть. А может, не нашел в себе сил так жестоко расправиться с прошлым, каким бы неприятным оно ни было.
Он склонился над Ивон, с любопытством разглядывавшей содержимое чемодана, и вытащил альбом из-под самого ее носа.
— Что ты делаешь?! — возмутилась Ивон. — Я же хотела посмотреть!
— Там нет ничего интересного.
— Уверена, что есть. Иначе ты не стал бы его вытаскивать. Будь последовательным, Джерри. Раз уж ты позволил мне открыть чемодан, то дай посмотреть и фотографии.
— Вот именно — чемодан, — лукаво улыбнулся Джерри, пряча альбом за спиной. — О фотографиях речи не было.
— Отдай, — обиженным, совсем как у ребенка, голосом попросила Ивон.
— Ты что, собралась плакать? — засмеялся Джерри.
Ивон решительно поднялась и сделала несколько шагов по направлению к Джерри, а Джерри, почуяв опасность, сделал несколько шагов назад.
— Джерри?!
— Ивон?!
— Только одним глазочком…
— А вдруг ты увидишь там вырезки из газет?
— Ну и что? Я же хочу знать, кто ты такой, — улыбнулась Ивон и в следующую секунду уже пыталась вырвать альбом из рук хохочущего Джерри.
Он поднял руку, и Ивон пришлось подпрыгнуть, но ей все равно не удалось схватить альбом — Джерри был на две головы выше нее.
Устав от тщетных попыток, Ивон обиженно надулась, отвернулась и пошла к двери. Джерри опустил руку и посмотрел на серенький альбом — глупую книжку с фотографиями, из-за которой он поднял такую бучу.
— Ивон! — позвал он ее.
Она обернулась, и Джерри прочитал в ее глазах откровенное желание остаться.
— Извини, шутка была и впрямь дурацкой. Иногда я не могу себя заставить вовремя остановиться. Возьми, если ты, конечно, все еще хочешь его посмотреть.
Джерри протянул Ивон альбом, почти уверенный в том, что она уже не хочет смотреть фотографии. Но он ошибся. Ивон осторожно подошла к нему — словно все еще боялась, что он опять выкинет какой-нибудь номер, — и взяла у него альбом.
Устроившись на каком-то старом ящике, Ивон принялась рассматривать фотографии. Она не просила Джерри комментировать снимки, и за это Джерри был ей бесконечно благодарен. Узнает ли его Ивон в этом забитом толстяке с большими грустными глазами? Глупый вопрос — конечно, узнает. Ивон чувствует его, как ни одна другая женщина не чувствовала его раньше.
Джерри не хотел смотреть, но все же заглянул ей через плечо и снова увидел Щекастого — это «гордое» прозвище приклеилось к нему еще в младших классах.
Щекастый был толстым, неуклюжим, неуверенным в себе ребенком, который к тому же рос без отца. Друзей у Щекастого было мало, но и те немногие ребята, что водили с ним знакомство, относились к нему скорее снисходительно, нежели серьезно.
Отсутствие друзей Щекастый компенсировал не самым скверным занятием — чтением. Богатая библиотека Дианы Уэллинг — его мать не прочла и трети купленных ею книг — помогла мальчику раздвинуть узкие стены дома, оклеенные текстильными обоями скучного серо-голубого цвета, и вырваться в яркий, красочный мир, полный любви, жизни, приключений. Иногда, путешествуя по воображаемым мирам, Щекастый настолько забывал о том, кто он такой, что, возвращаясь в реальность, испытывал разочарование, граничащее с депрессией.
На одной из книжных полок Щекастый нашел томик Шекспира и, вдохновленный творениями великого поэта, начал писать стихи. Как и всякий поэт, Щекастый испытывал жгучее желание, чтобы его стихи хотя бы кто-нибудь прочитал и понял. Диана Уэллинг, кичившаяся своей интеллигентностью, была слишком холодна для того, чтобы чувствовать поэзию. А немногочисленные приятели Щекастого называли стихи скучищей и жутко возмущались, когда Артур Ромминг, учитель литературы, задавал учить стихотворения наизусть. Бабушка Нинель была прекрасным человеком, но, к несчастью, ничего не понимала в стихах. Щекастый долго думал и наконец решился показать свои стихи учителю.
Как это часто бывает с взволнованными и неуверенными в себе людьми, Щекастый забыл тетрадь со своими опусами в парте, а когда хватился ее, было уже поздно. Одноклассники читали его Стихи вслух и смеялись так, что в кабинете дрожали стекла. Глядя на своих сверстников, глумящихся над его стихами, над его душой, Щекастый испытывал целую гамму чувств: стыд, отвращение, гнев и мучительную жалость к самому себе.
Он не мог ничего сделать и только молча стоял, уставившись в одну точку.
Его мучения прервал учитель литературы: заглянув в кабинет и догадавшись, что происходит, он отобрал тетрадь у хохочущих подростков и унес ее с собой. Следующий урок литературы Артур Ромминг начал с разговора о поэтах.
Он говорил о великих поэтах и их трудном жизненном пути. Он говорил о чувствительности, которой наделены эти несчастные и одновременно счастливые люди. Он говорил о той безграничной смелости, с которой эти люди доверяют свою душу, свои мысли обществу, не всегда, увы, способному их оценить. И под конец своей речи он сказал о стихах Щекастого, которые понравились ему и заинтересовали кое-кого, кто смог бы помочь мальчику развить свой талант.
Так Щекастому удалось напечататься в газете — что, впрочем, не прибавило ему популярности в школе, напротив, смеяться над ним стали еще сильнее и злее, — а потом и выиграть в конкурсе начинающих поэтов. Артур Ромминг отнёсся к Щекастому как к взрослому и даже познакомил его с некоторыми поэтами и писателями, что не только подняло мальчику самооценку, но и помогло окончательно убедиться в том, что мир простирается далеко за пределами серых стен школы и дома.
В старших классах Щекастый, которому все-таки удалось завоевать право на имя Джерри Уэллинга, окончательно определился с выбором будущего рода занятий. Он решил стать писателем и, несмотря на горячие протесты матери, называвшей сына графоманом, поступил на литературный факультет в городе неподалеку от Дримтауна, куда и уехал, лишь изредка наведываясь домой.
Джерри не думал, что когда-нибудь вернется в Дримтаун, но, закончив университет, вдруг осознал, что его неудержимо тянет в родной городок. Вернувшись домой и устроившись на работу в известный журнал «Монинг роуз», Джерри продолжил работать над романом, который начал еще в университете.
Вряд ли обо всем этом догадывалась Ивон, листавшая альбом со старыми снимками. Но одно она понимала точно: Джерри ужасно не хотел вспоминать этого толстощекого мальчугана с огромными и грустными глазами…
— Вы сами когда-нибудь женитесь, Майкл, — снисходительно улыбнулась собеседнику миссис Твидди. — И я даже представляю себе ваш брак.
— И каким же он будет, по-вашему? — насмешливо поинтересовался Майкл.
— Вы женитесь, как это сейчас говорят, по залету. Одна из ваших многочисленных — в этом я не сомневаюсь — женщин забеременеет от вас и буквально силком потащит вас оформлять отношения. Эта женщина будет красивой, хитрой, но, увы, не слишком обезображенной интеллектом. Вскоре вы с ней заскучаете и снова вернетесь к прежнему образу жизни. Ваши интрижки какое-то время будут поднимать вам самооценку, и относительно долгий период вы будете упиваться иллюзией этакой яркой и насыщенной жизни. Жена будет постоянно следить за вами, а вы будете делать вид, что вас это бесит, хотя на самом деле ощущение того, что за вами следят, даже придаст вашей пресной жизни некоторую остроту. Вскоре и жена, и многочисленные любовницы опостылеют вам до чертиков и вам захочется выть от тоски, которую вы, Майкл, энергично начнете запивать алкоголем. Скорее всего, вы не разведетесь с этой женщиной и даже не сможете от нее уйти. Вы будете пилить ее, относиться к ней с презрением, но она по-прежнему будет оставаться вашей женой. Когда-то красавица, она располнеет и рано постареет, но вам на это будет уже наплевать. Все ваши чувства сведутся к постоянному глухому раздражению и к обиде на то, что жизнь так несправедливо обошлась с вами… — Миссис Твидди замолчала.