Мисс Диана Уэллинг, мать Джерри, была не слишком современной женщиной, а потому считала домашние хлопоты исключительно женским делом. Именно по этой причине Джерри-маленький, а потом и Джерри-большой, считал, что плита предназначена для того, чтобы хранить в ней противни, и что белье попадает в стиральную машину каким-то волшебным образом, совершенно без человеческого вмешательства.

Увы, этим восхитительным мужским иллюзиям суждено было разрушиться в тот самый день, когда Джерри и Ивон решили, что уже не могут жить порознь.

Мать Ивон Дженкинс, в отличие от матери Джерри, была довольно современной женщиной и понимала, что если оба супруга зарабатывают деньги, то и обустройством домашнего очага они тоже должны заниматься вместе. Поэтому Ивон-маленькая, а затем и Ивон-взрослая, не видела ничего сверхъестественного в том, что мужчина стоит у плиты, вооруженный поварешкой, или у раковины, вооруженный губкой для мытья посуды.

Джерри почуял неладное уже тогда, когда в первый вечер их переезда — тогда еще в съемное жилье — Ивон приготовила ужин, а после ужина вопросительно покосилась на Джерри.

— Все было очень вкусно, — пробормотал Джерри, который еще не расшифровал природу ее загадочного взгляда.

— Я рада, что тебе понравилось, — улыбнулась Ивон, до которой еще не дошло, насколько Джерри далек от того, чтобы понять ее намек. — Вот только мне не хочется, чтобы мы откладывали это на завтра.

— Что — это? — недоуменно поинтересовался Джерри.

— Посуду. Терпеть не могу просыпаться и видеть на кухне грязные тарелки.

— А-а… Так помой сегодня. Я приму душ и согрею для тебя постельку.

Лицо Ивон вытянулось, а брови поползли вверх.

— Я? — спросила она, все еще надеясь, что ослышалась.

— Погоди, ты что, хочешь, чтобы я это сделал? — ошалело уставился на любимую Джерри.

— Естественно, я ведь готовила.

— Да, естественно то, что ты готовила. Но совсем не естественно, что я должен мыть посуду.

— То есть как?

— Чего тут непонятного? Ты женщина, значит, ты моешь посуду, готовишь, ну и все такое.

— Все такое?! — не выдержала Ивон. — А чем же ты будешь заниматься, если я буду делать «все такое»? Валяться в постели?

— Ну почему же валяться. Я могу заняться делом, — пробормотал Джерри. — У меня статья не дописана, а мне нужно закончить ее к понедельнику.

— По-твоему, у меня нет дел, кроме этой посуды? — вспыхнула Ивон. — Я ведь тоже работаю, если ты не забыл. И вообще, что это за дискриминация? Почему я должна тянуть на себе дом только потому, что я женщина?

— Ну… — окончательно растерялся Джерри. — Вообще-то я так привык.

— От дурных привычек нужно избавляться, — отрезала Ивон.

— Да я даже не знаю, как мыть эту чертову посуду! — взорвался Джерри.

— Когда ты ел из нее, она не казалась тебе чертовой.

— Если бы я знал, что ты заставишь меня это делать, — брезгливо покосился Джерри на грязные кастрюли и сковородки, — я бы не стал ужинать.

— Отлично. Значит, будем питаться в ресторане.

— Не знал, что у нас такие большие гонорары, — ехидно заметил Джерри.

— Значит, сядем на диету, — сухо ответила Ивон.

В тот момент Джерри окончательно понял, что перемены неизбежны. Отныне ему предстояло не только жить вместе с Ивон, но и заниматься делами, которые до сих пор его не касались.

Ивон была упряма, но Джерри был еще упрямее. Поначалу они, подобно героям валлийской сказки про старуху и старика, которые никак не могли разобраться, кому же из них нужно встать и закрыть дверь, упорно ждали, кто сдастся первым. Но когда все тарелки, на которых с того памятного вечера разогревались лишь готовые пиццы, закончились, а слой пыли на телевизоре вырос до такой степени, что на экране можно было выводить пальцем надписи, для упрямцев настало время принять хоть какое-то решение. После домашнего совета, организованного Джерри, решение таки было принято.

Ивон и Джерри договорились все делать по очереди и расписали график уборки, готовки и мытья посуды на месяц вперед. Джерри пришлось познакомиться с запахом сгоревшего в духовке мяса, узнать, для чего предназначается «та мягкая цветная штуковина с шершавым верхом» и «та здоровая ложка с дырками», понять, почему рубашки лучше менять каждый день, и постигнуть наконец тайну стиральной машины. Эти маленькие открытия удивляли его, но не радовали.

Когда, уже будучи супругами, Уэллинги взяли кредит и обзавелись своим домом, Джерри решил позволить себе такую роскошь, как приходящая домработница. Это изрядно экономило время и нервы Джерри и Ивон. Однако в последний год выплаты за дом оказались настолько обременительными для семейного бюджета, что Ивон посчитала расточительством платить домработнице, и супругам вновь пришлось вернуться к старой схеме.

Джерри не смог воспринять эту новость с философским спокойствием. Давно забытые ужасы домашнего труда вернулись, и ему снова пришлось окунуться в ненавистный быт. Уборка превратилась в настоящий ад не только для Джерри, но и для Ивон, потому что Джерри не хотел убираться молча и спокойно. Он сыпал проклятьями в адрес падающей посуды, пылесоса, в котором переполнился мусорный мешок, поминал сатану всякий раз, когда находил на столе пепел — и Ивон вздрагивала, потому что была единственной курящей в доме, — он ходил по дому с таким видом, словно вчера ему сообщили о кончине близкого и горячо любимого родственника. Словом, в те дни, когда неумолимый график констатировал, что настало время Джерри, атмосфера в доме накалялась до такой степени, что Ивон испытывала мучительную потребность куда-нибудь сбежать. Но даже закрывшись в своем убежище — рабочем кабинете, — она не чувствовала себя в безопасности от скверного настроения мужа. Проклятья, крики и ругань доносились из-за двери.

Но в один прекрасный момент Ивон нашла выход. Во всяком случае, ей показалось, что нашла. Ивон попросту начала под разными предлогами уходить из дома, оставляя Джерри, вооруженного пылесосом и тряпками, наедине с его кровным врагом — уборкой.

Джерри воспринимал уходы Ивон как личное оскорбление. В глубине души он получал удовольствие от того, что Ивон мучается вместе с ним. В конце концов, это была ее идея — заставить его заниматься тем, что он ненавидит больше всего на свете. А теперь она уходит, чтобы не смотреть на его страдания. Вот это свинство!

Осознание собственного эгоизма угнетало Джерри еще сильнее, но справиться со своим необоснованным раздражением было не так-то просто.

И вот семнадцатого июня — именно этого утра Джерри ждал с таким страхом и отвращением — в дверь позвонили.

— Кого еще черт принес? — недовольно пробурчал Джерри, оттирая плиту от застывшей кофейной гущи.

— Это ко мне, — невозмутимо отозвалась Ивон, поднимаясь из-за стола. — Салли и Хелена.

— Ты что, пригласила гостей? — Джерри оторвался от плиты и посмотрел на жену таким взглядом, словно она решила устроить шабаш и позвала в гости ведьм. — Забыла, что у меня сегодня уборка?

— Такое забудешь, — хмыкнула Ивон. — Нет, просто мы решили сходить в кафе, — легкомысленно бросила она и убежала открывать дверь подругам.

— В кафе? Очень мило, — пробормотал Джерри стулу, на котором только что сидела жена. — Отлично, просто замечательно. Жена уходит развлекаться с подругами, а муж остается чистить семейное гнездышко. Очень современно.

Джерри покосился на недомытую плиту. Плита ехидно подмигнула ему кофейным пятном, которое он так и не успел оттереть. Джерри собрал всю волю в кулак и направился к плите, но на ходу задел локтем любимую чашку Ивон, которую та неосторожно поставила на самый край стола. Подхватить падающую чашку Джерри не смог — резиновые перчатки, которые он всегда надевал во время уборки, ловкости рук не прибавляли.

От любимой чашки Ивон остались лишь белоснежные осколки, разлетевшиеся по полу.

— Вот черт! — в сердцах воскликнул Джерри.

— В чем дело? — донеслось из прихожей. — Ты что-то разбил?