— Но тем не менее я беспокоюсь о поездке, которая предстоит мисс Элизабет, — продолжил Сноуден. Снаружи кучер Пенелопы понукал лошадей. Элизабет ответила не сразу, наблюдая за тем, как карета трогается с места. Диана подошла к сестре и обняла её за талию, словно подбадривая согласиться с необходимостью поездки на юг.

— Все в порядке, мистер Кэрнс, — Элизабет повернулась спиной к окну и позволила Диане, которая ещё больше почувствовала хрупкость сестры под руками, обнять себя. — Думаю, мне пойдет на пользу небольшое путешествие.

— Тебе вовсе необязательно ехать, — выдавила из себя Диана, хотя понимала, что взгляд, которым она сверлила сестру, выражает прямо противоположное.

Как же ей хотелось хоть ненадолго остаться с Элизабет наедине, чтобы обсудить, каковы в действительности намерения Генри, как высокомерно и могущественно вела себя сегодня Пенелопа, каким вопиющим оскорблением было само её появление здесь, и считает ли её кто-нибудь вообще красивой с такими крупными чертами лица?

— Мне не так сложно будет перенести тяготы дороги, если ты поедешь со мной, — мягко, но непреклонно произнесла Элизабет, заправляя выбившийся из прически локон Диане за ухо. — И с нами будет наш старый друг Генри Шунмейкер, которого мы почти не видим с тех пор, как он женился, и, возможно, мы наконец-то избавимся от оставшейся между нами неловкости из-за прошлой связи. Если ты поедешь со мной, — продолжила она, многозначительно глядя на Диану, — то все будет хорошо.

Диана крепче прижалась к сестре, пытаясь каким-то образом поделиться с ней собственной силой. Услышав имя Генри, она вновь захотела увидеть его лицо вблизи, а её сердечко забилось быстрее. Она надеялась, что мать этого не заметила. Диана уже представляла себе силуэт Генри, стоящего на платформе, и как слегка изменится выражение его лица, когда он заметит ее в толпе. В этой игре воображения она за несколько минут могла узнать все его чувства к ней, а затем избавиться от ужасающего любопытства, что терзало ее по ночам и мешало нормально спать.

Даже когда девушка выходит замуж, она никогда до конца не покидает родительский дом.

Ежемесячник «Стиль леди», февраль 1900 года

Пенелопа Шунмейкер, не сняв бордового шерстяного пальто с черным кантом и высоким выступающим воротником, рухнула на одну из полосатых кушеток в своей спальне в особняке Хейзов, номер 670 по Пятой авеню. Пенелопа сразу же поспешила наверх, потому, что ей была невыносима мысль о встрече с глупыми и бесполезными родителями, которые причинили ей столько страданий, не дав ей более изысканной и авторитетной семьи. Иногда она чувствовала себя подкидышем, изначально принадлежавшим к более знатному роду.

Её бывшая спальня в бело-золотых тонах весьма походила на нынешнюю, но была больше и строилась, чтобы вместить множество нарядов. Пенелопа с горечью посмотрела на гору парусиновых чемоданов от Луи Виттона с маленькой монограммой в японском стиле. Эти чемоданы Пенелопа купила на Рю Скриб в Париже задолго до свадьбы. И сегодня она вернулась в отчий дом под предлогом забрать их. Истинной же причиной было то, что безразличие Генри — а скорее, нежелание, если говорить начистоту, что Пенелопе несвойственно — к её замыслу сопровождать его во Флориду становилось все более очевидным, и молодая жена боялась, что слуги Шунмейкеров начнут сплетничать.

— Я уже даже не хочу ехать, — призналась она Исааку Филлипсу Баку, своему ближайшему другу, прибывшему за несколько часов до неё присмотреть за сбором летней одежды Пенелопы, которая ещё не была перевезена в особняк Шунмейкеров.

Он посмотрел на подругу с кровати, где рассеянно складывал кружева, прислонившись широкой спиной к мягкому изголовью.

— О, но ты просто обязана рассказать мне, что там сейчас носят, — сухим тоном произнесла сопровождавшая её этим утром свекровь, миссис Уильям Шунмейкер. Лицо дамы обрамлял белый мех. Расположившись между дверью и окном, она закурила сигарету и выдохнула дым, перед тем как уточнить: — Уильям такой осёл, что не позволяет мне поехать с вами. Я не знаю, почему он льстит себе, полагая, что мне действительно нравится появляться с ним на этих скучных политических вечерах.

Изабелла, проявившая себя надежным союзником Пенелопы в её борьбе за Генри, в последнее время ходила мрачной и редко улыбалась. Пенелопа не придала значения словам старшей подруги. Она встала и подошла к кровати, усыпанной горами декоративных подушек и ворохом разномастных аксессуаров. Взяла в руки багряный пояс и отвернулась от Бака, рассматривая предмет и пробегая пальчиками по всей его длине.

— Не езди, — предложил Бак.

— Но мне ведь, безусловно, придется.

Она даже не пыталась спрятать своё нетерпение, ведь Бак знал, что отказ от поездки разрушит столь тщательно созданный образ совершенной семьи. Обычно он представлялся, делая ударение на своей фамилии, словно говоря, что он из тех самых гудзонских Баков, но на самом деле его престиж почти целиком основывался на безупречном вкусе и твердом убеждении определенного круга нью-йоркских леди о необходимости наличия его фамилии в бальной карточке. Именно поэтому молва о нём дошла до Хейзов, а в особенности до их дочери, и мистер Бак был превосходно осведомлен, насколько нова их репутация и как усердно её требуется поддерживать.

— Все газеты сообщили, что ты посетила завтрак у Холландов, и что ваша дружба с Элизабет сильна как никогда, — пожал плечами Бак, словно Пенелопа беспокоилась только об этом.

— Я волнуюсь не из-за Элизабет. — Пенелопа села на кровать и задумчиво провела по лицу лёгкой тканью. — С Элизабет я смогу справиться. Но как будет выглядеть, если мой муж отправится путешествовать без меня спустя всего пару месяцев после свадьбы? Что скажут люди? Я не могу позволить ему поехать одному, и тебе это прекрасно известно.

— Нет. — У окна Изабелла зажгла новую сигарету. — Тебе ни в коем случае не следует его отпускать.

— О, по крайней мере ты уедешь из этого мрачного серого города.

Маленькие глубоко посаженные глазки Бака закатились, глядя на расписанный фресками потолок, а голос драматически понизился.

— Верно. — Внезапно Пенелопу бросило в жар, и она быстро расстегнула пуговицы на пальто. — Это будет не так уж плохо, и думаю, южное солнце поднимет настроение Генри, но сейчас я в меньшинстве. Я имею в виду, мисс Брод предположительно на моей стороне, но она не столь благородна, как выглядит, и Элизабет это прекрасно знает. Обе девицы Холланд, конечно же, станут выискивать любые способы унизить меня. А ещё там будет Тедди, но ведь все знают, что он давно безумно влюблен в Лиз…

Она сняла пальто и, оставив его на постели, ступила на ворсистый ковер. Её платье светло-вишневого цвета стелилось за ней по полу, и Разбойник, её бостонский терьер, спрыгнул с оттоманки и улизнул под кресло, услышав приближающиеся шаги хозяйки. Пенелопа была не из тех девушек, кого легко можно довести до слез, но сейчас она готова была разрыдаться от ярости при мысли о милых личиках Элизабет и Дианы, бросающих на неё обвиняющие взгляды всю дорогу до Флориды.

Дойдя до окна, она взяла сигарету из золотого портсигара, оставленного Изабеллой на подоконнике, и позволила свекрови поправить ей челку и утешить её ласковыми словами.

— Ты знаешь, что тебе нужно.

Обе женщины повернулись, глядя на Бака, который задумчиво шевелил ногами.

Пенелопа зажгла сигарету и выдохнула клуб дыма. Затем она отвернулась и взглянула в окно на Пятую авеню, по которой чинно двигались экипажи. Она ждала, что Бак договорит. Люди внизу разглядывали огромный особняк, построенный Хейзами на их блестящие новые деньги, смотря на него одновременно с завистью и ненавистью. Этот дом был сценой, которую отец Пенелопы выстроил для жены и дочери, и хотя Пенелопа знала все правила поведения и носила безупречные наряды, она до сих пор не стала звездой. По крайней мере сейчас она думала именно так, сжимая в кулаке золотистые драпировки и ненавидя всех, кто не был покорен ею, не хлопал в ладоши и не выкрикивал «Браво!»