Но именно эти заветные слова никак не шли у нее с языка, а кривить душой не хотелось. Она рассказывала Грегу истории из своего детства, вспоминала смешные случаи. Например, как она с подружками выкурила свою первую и последнюю в жизни сигарету, а потом они валялись, бледно-зеленые и полудохлые, как потравленные тараканы, на полу в школьном туалете и мечтали поскорее умереть. И как их нашел там директор школы, а они навешали ему лапши на уши, что, мол, съели какую-то гадость в буфете, а он устроил целое расследование по поводу недоброкачественной пищи.
— Как же мы смеялись тогда, просто лопались от хохота. А сейчас вспоминаю, и вовсе не смешно. — Сандра тронула закованную в гипс руку. — У тебя так не было никогда? Вспоминаешь что-то, и становится стыдно-стыдно, даже уши горят, а попросить прощения не у кого. Было, да? Пожалуйста, дай знак, что слышишь меня.
Но кокон лежал совершенно неподвижно, и только светящиеся линии-змейки ползли по экранам из ниоткуда в никуда.
Высоко-высоко на сто чи поднимается башня,
Открывая пред нами четыре простора земли…
Слова эти рождались на губах сами собой, минуя мозг, словно их принес ветер, вольно свистящий в ушах. Он перегнулся через зубчатый парапет и вгляделся в бесконечное туманное пространство.
Рек и гор красота безраздельно наполнила взоры. Одиноко равнина простерта в безбрежную даль…
Он отпрянул. Неразумно стоять над бездной, одно неосторожное движение — и он сорвется вниз, и туман поглотит его.
— Ну не глупо ли бояться падения, если всю жизнь бродишь в тумане?
Он медленно обернулся. Обман зрения? Галлюцинация? Перед ним мерцал слабо светящийся контур. Знакомые очертания. Он протянул руку, которая свободно прошла сквозь пространство, не встретив никакого препятствия на пути.
— Кто ты?
— Странная потребность все облекать в слова. Но изволь, если это необходимо. Я — твоя пластмассовая душа.
— Не люблю пластмассу.
— Это неважно. Душу не выбирают, а живут с тем, что есть. Но ты утомил меня. Я ухожу.
— Не надо! — крикнул он, но голос увяз в пустоте. — Если ты покинешь меня, я умру.
— Слова, слова… Пыль под ногами. Все будет куда хуже. Ты превратишься в пустой, бессмысленный сосуд.
Тот, кто называл себя его душой, стремительно заскользил прочь. Он бросился было за ним, но ноги словно вросли в каменные плиты.
Кони, в грусти по мне, прямо к небу взывая, ржут.
Ветер, в грусти по мне, скорбно листьями шелестит…
Как я смерть объясню? Тут особых не надо слов:
Просто тело отдам, чтоб оно смешалось с горой!
Светящееся пятно поднималось к серому небу, курясь и меняя очертания, словно колечко сигаретного дыма. Отчего оно так похоже на лицо Сандры?
Сандра склонилась над Грегом, пристально вглядываясь в его лицо. Ей показалось… Да какое там показалось! Он смотрит на нее. Еще мутно, не узнавая, но смотрит!
— Грег! Грег, милый!
Она судорожно нащупала кнопку звонка. Не прошло и минуты, как в палату влетел доктор Стентон.
— Он очнулся! Он смотрит на меня!
Быстрый взгляд на ожившие вдруг экраны. Тонкий луч фонарика прямо в бездонный зрачок, как в яблочко мишени.
— Он выныривает! Черт, слишком быстро! — Доктор щелкнул пальцами. — Шприц!
Сандра сунула ему хрустящую пластиковую упаковку. Точными, быстрыми движениями Стентон взломал ампулу.
Тонкая боль от иглы. Клубящийся туман в лицо. Сандра и сон. Сон…
Сандра сидела, притулившись в кресле, сжимая в ладонях кружку с дымящимся кофе, словно отогревала замерзшие руки. Она выглядела очень юной, на лице ни следа косметики, волосы небрежно заплетены в косичку, юной и беззащитной. Марго хотелось заслонить, отгородить ее от холодного, враждебного мира вокруг, но она не знала как.
— Я не знаю, что мне делать, Марго, что думать. Он зовет меня во сне, понимаешь? Там, где он сейчас, я нужна ему.
— Может быть, не только там? — предположила Марго.
— Не надо. — Сандра покачала головой. — Мне сейчас так легко обмануться. Я сижу с ним ночи напролет, разговариваю, о чем в голову взбредет, придумываю за него его ответы. Придумываю его самого. Сейчас он такой, каким мне хочется его видеть, а что будет потом?
— Что-нибудь будет.
— Мне страшно, Марго, — прошептала Сандра. — Я… я люблю его.
Компьютер заговорщически подмигивал ей своим единственным глазом, но Марго не замечала призыва. Мысли ее были далеко.
Написать книгу об Алеке — какая потрясающая, завораживающая идея! Она, наверное, носилась в воздухе, потому что с этим предложением к Сандре обратилось сразу несколько издательств. Оно и понятно. На волне интереса к личности погибшего журналиста книга просто обречена на успех.
Марго вела с издательствами переговоры от имени Сандры, но с каждым днем все больше убеждалась, что книгу должна писать она. Вернее, и она тоже. Сандра была очень близка с отцом, у них сложились уникальные отношения, полные тепла, взаимопонимания и здорового юмора. Но Сандра, со свойственным всем молодым людям эгоизмом, по уши погружена в свои дела, ее просто не хватит на все.
Марго откинулась в кресле и закрыла глаза. Она до малейших деталей помнила тот день, когда впервые увидела Алека, хотя с тех пор прошло уже почти десять лет. Десять лет! Звучит солидно, почти бесконечно, а на самом деле один сверкающий миг, как магниевая вспышка у фотографа.
Был промозглый, серый, заплесневелый октябрьский день, из тех, которые с самого утра идут наперекосяк. В такие дни лучше вообще не выходить из дома, но у Марго не было выбора. Она провела уик-энд в Виндзоре у друзей и должна была вернуться в Лондон пораньше в воскресенье, чтобы еще успеть поработать над срочным переводом. Машина ее безнадежно сломалась прямо на выезде, и ее тут же вызвался подвезти молодой человек, как и она приглашенный в Виндзор ее друзьями. Народу было много, и Марго не сказала с ним и двух слов, запомнила только блестящий длинный нос и тщательно зачесанные на уши волосы. Марго безбоязненно приняла помощь, решив, что уже получила полагающуюся на сегодняшний день порцию неприятностей.
Но не тут-то было. Молодой человек, которого, как выяснилось, звали Томас, Том-эсс, как потом смачно говорила Марго, настолько пошло и монотонно путал рычаг передач с ее коленкой, что Марго вскоре надоело вежливо указывать ему на ошибку. Она закатила нахалу оглушительную пощечину, эхо от которой еще долго металось по машине, и потребовала тут же, немедленно, сейчас же остановить машину и высадить ее. Том-эсс повиновался.
Марго быстро поняла свою ошибку. Мало того что она забыла у него в багажнике свою сумку, это еще полбеды, но она очутилась под проливным дождем посреди… чего? Да ничего, в полном смысле слова, ничего! Вправо и влево, насколько хватало глаз, тянулись раскисшие от влаги поля без малейших признаков человеческого жилья. Дорога была абсолютно пуста.
Такого Марго, охваченная праведным гневом, предусмотреть не могла. Гораздо разумнее было бы потерпеть хватательные рефлексы Том-эсса до какого-нибудь населенного пункта. Но теперь уже поздно сетовать об упущенных возможностях. Через три минуты она уже вымокла до нитки, вода капала с носа, с облепивших голову волос, струилась по спине и по ногам. Марго прижала к груди озябшие руки и стала развлекать себя размышлениями о том, на что она сейчас больше похожа. На телеграфный столб в миниатюре или на истукана с острова Пасхи, опять же сильно уменьшенного.
Рядом с ней неожиданно притормозила машина.
— Эй, вы еще живы? Вот уж действительно, дама в затруднительном положении. — Водитель с необыкновенными огненно-рыжими волосами перегнулся через сиденье и открыл перед ней дверцу «бентли». — Мечта любого джентльмена. Да садитесь же скорее.
— Не понимаю, при чем здесь мечта, — пробормотала Марго, стуча зубами и в отчаянии глядя на образовавшиеся на резиновом коврике лужицы.