Голос из микрофона от неожиданности заставил его пролить виски мимо стакана.

— Привет коллегам! Рад, что ты меня не подводишь. Надеюсь на дальнейшую дружбу и на всякий случай предупреждаю, что мои люди всюду.

«Если телефон на прослушивании, место, откуда звонили, не засечешь, очень короткое сообщение», — мелькнуло в голове Виктора.

Он пошел в кухню за тряпкой, но остановился: из автоответчика вновь донесся скрипучий голос Крючкова:

— Кстати, я бы не советовал тебе связываться с матерью наших подопечных. Что за блажь! Трахайся лучше со своей полькой.

Виктор подошел к бутылке и выпил прямо из горлышка.

— Ты меня еще будешь поучать, сукин кот! — воскликнул он, обращаясь к бездушному аппарату, и полез в бумажник за визиткой следователя.

— Что-нибудь случилось? — напряженно спросил тот.

— Случилось. Он мне позвонил.

— Я же вам обещал, — развеселился «пацан».

— Зато я ничего не обещал, — зло заявил Виктор.

Следователь сделал паузу и насмешливо поинтересовался:

— Так что же вы хотите?

— Хочу с твоим начальством побеседовать. — Алкоголь из горлышка действовал быстрее, чем из стакана.

— Заказываю пропуск, — не обращая внимания на тыканье, живо отозвался следователь.

В канун Нового года в доме, который Лялька с сестрой помнили с раннего детства, всегда царила предпраздничная суета. Мама что-то пекла к столу, папа, секретничая с одной из дочерей, готовил подарки для другой. Для Ларисы папа с Лялькой сочиняли математический кроссворд, а для Ляльки всякий раз восстанавливали из марли пачку — она была то Снегурочкой, то снежинкой. Лялька вырезала вместе с папой какие-то картинки, потом они прятали все подарки под елку, и ровно в двенадцать каждый член семьи разворачивал свой пакетик. Маме традиционно доставались колготки. Папа почти месяц экономил на обедах в институте, потому что за этот дефицитный предмет женского туалета приходилось переплачивать. Потом они пили шампанское и танцевали вокруг огромной елки, которая занимала всю свободную площадь маленькой гостиной. Елку всегда привозили папины студенты. Она не вмещалась в узкий лифт, и молодые люди несли ее вверх по лестнице, а Лялька с Ларисой, накинув пальтишки, с визгом сопровождали хвойный эскорт. Потом они долго наряжали лесную красавицу. Запах свежей хвои всегда напоминал о радостном празднике. Позже, когда Лялька повзрослела и кавалеры соблазняли ее провести новогоднюю ночь в более веселой компании, она все равно не могла изменить семейной традиции. Ее никто об этом не просил, не было никаких договоренностей. Просто в семье знали, что этот вечер принадлежит им всем вместе.

В этом году в воздухе висело какое-то предчувствие, что семейный праздник не состоится. Правда, елку папе студенты привезли. Но дома никого не оказалось. Ее оставили в тамбуре за бронированными дверями, которые на несколько квартир, поддаваясь духу неспокойного времени, установили соседи. В Лялькином доме, вообще-то, красть было нечего. Но фанерные двери — врата в коммунистическое светлое будущее, — все заменили на добровольные решетки.

Лялька, отворив тяжелую сейфовую дверь, увидела перед входом в квартиру елку. На душе стало неспокойно. Значит, мамы, обычно уже в это время суетившейся около плиты, не было дома. Вот-вот должен был вернуться с работы отец, а в квартире беспорядок и пустота.

Последнее время в их доме вообще стали происходить странные вещи. Мама исчезала на долгие часы. Иногда задерживалась допоздна. Папа молчал. Девочки переглядывались между собой. Не вмешивались.

Лялька как-то вечером заявила Ларисе, что знает, где живет этот престарелый ловелас из «Экстрафута».

— Виктор Смоляков? — удивляясь прыти сестры, уточнила Лариса.

— Угу, — перебирая свои вещи в шкафу и обнаружив, что мама опять ушла в ее кофточке, ответила обескураженная Лялька.

— Не знаю, что она в нем нашла? Такой… такой… — Лариса не могла подобрать подходящей характеристики для главы фирмы-конкурента.

— Наглый, — сразу нашлась Лялька, — бабник и алкаш.

Лариса покачала головой.

— А что, ты не заметила? — вскинулась в сердцах Лялька. — На вашем приеме он так на меня пялился, будто догола раздевал.

— Раздевал? — притворно удивилась сестра. — По-моему, в этом не было необходимости. На тебе и так ничего не было.

— Не-по-нят-но, — произнесла по слогам Лялька, — зачем ему наша мама понадобилась? К такому, как он, молодые девицы должны пачками липнуть.

— Но она его старая подруга, — возразила Лариса.

— Вот именно старая, — нараспев подтвердила Лялька.

Обе они привыкли, что их мама — вечная домохозяйка, не интересующаяся ни нарядами, ни выходами, а уж тем более мужчинами. И вдруг… будто с цепи сорвалась.

— Раз так, пусть она уходит от нас, — опять не найдя в этот предпраздничный вечер своей вечерней блузки, зло заявила Лялька вернувшейся с работы сестре.

Последнее время Лариса заметила, что Лялька стала совсем другой. Прекратились шквальные звонки поклонников. Она больше бывала дома, и их телефон не напоминал «Горячую линию».

— Ляля, так нельзя, — рассудила уравновешенная Лариса, — надо быть терпимее, уважать чужие чувства.

— Чувства? — вконец взбесилась Лялька. — Ты на папу посмотри! Он ей опять на последние деньги электрочайник с наворотами купил. И вообще сам не свой ходит. У него на нервной почве больной глаз совсем видеть перестал. Все, конец моему терпению! — Посмотрев на часы, показывающие почти десять, она набросила заячий полушубок и, сунув ноги в белые ботиночки, исчезла.

К дому Виктора Смолякова она подкатила на попутной машине. Какой-то мужик, клюнув на ее обворожительную улыбку, согласился подбросить за так.

— Вот и Снегурочка, — встретил Ляльку словоохотливый консьерж. Он был уже навеселе.

— К Смолякову? К нему только что Дед Мороз прикатил. А теперь вот и Снегурочка.

— Что, Смоляков заказывал Деда Мороза? — лишь бы поддержать разговор, пока не пришел лифт, спросила Лялька.

— Говорит, что не заказывал, а этот, — консьерж сделал жест, изображая бороду, — утверждает, что заказ оплачен, и даже квитанцию с адресом показал.

— А-а, — протянула Лялька, в нетерпении поглядывая на огонек лифта.

— Такие вот чудеса под Новый год случаются. Может, кто сюрприз Смолякову решил сделать, — консьерж многозначительно подмигнул Ляльке, — он человек холостой. Может, дама сердца так его решила поздравить.

Лялька кивнула в знак согласия и юркнула в пришедший наконец лифт.

Она долго звонила в квартиру, но никто не открывал. Пнув от злости обитую кожей дверь, Лялька никак не ожидала, что та откроется. В просторной прихожей было тихо. Лялька заглянула в комнату и застыла от ужаса.

На диване спиной к ней, безвольно свесив руку, раскинулся мужчина. По его затылку струйкой стекала кровь. Рядом валялся пистолет. Лялька, сделав несколько неуверенных шагов вперед, увидела остекленевшие глаза Виктора Смолякова, уставившиеся в телевизор. Из подключенного видеомагнитофона раздавался его голос. Шло воспроизведение беседы с каким-то человеком. Он давал добро на обработку Ларисы. А с экрана телевизора демонстрировалась сцена изнасилования Ляльки, которую вот уже несколько месяцев подряд она пыталась вычеркнуть из памяти.

Озираясь, Лялька попятилась назад к двери и наткнулась на растерянную маму, потерявшую дар речи.

В светлой Лялькиной блузке, перемазанной кровью, с обезумевшими глазами, Светлана, показывая пальцем на экран, повторяла в рифму, как заевшая пластинка:

— Вот Дед Мороз кассету принес, вот Дед Мороз кассету принес…

Пресс-конференция в отеле «Редиссон-Славянская» должна была состояться в пять вечера. Но за час до начала в администрацию отеля позвонил неизвестный и сообщил, что в зале пресс-клуба, где планировалась встреча с журналистами, подложено взрывное устройство.

Прибывшие заранее журналисты наблюдали, как наряд кинологов с собаками впустили в зал. Страсти вокруг пресс-конференции накалялись.